Дни крови и света - Лэйни Тейлор

Кэроу подошла к столу, подняла стул, опрокинутый Акивой, села. Содранная кожа на спине и ягодицах саднила, тело ныло, как будто побывало в тисках. Это пройдет. Останутся проблемы, ужасающая ответственность, ложь, которая не должна покинуть пределов комнаты.

Вернулись Исса с Шестой.

— От них надо избавиться, — гневно прошипела Исса, имея в виду Ниск и Лиссет. — Мерзавцы оставили тебя наедине с Тьяго!

— Они выполняли приказ, — неохотно возразила Кэроу.

— Не важно, — ответила Исса. — Должно же быть хоть какое-то понятие о том, что хорошо, а что плохо.

— Если убивать всех, кто выполнял дурные приказы, у нас никого не останется, — вздохнула Кэроу. — Ну, почти никого. А если начнут исчезать все, кто нам не нравится, это будет подозрительно. И неправильно.

Они ни от кого не собирались избавляться, но мало кому из химер можно было доверять. Хотелось как можно скорее воскресить отряд Балиэроса, Амзаллага и сфинксов, души которых Кэроу вытащила из ямы в ту же ночь.

Резака убили в нападении на крепость серафимов у реки Тан. На том же задании погиб Зири. Никто не узнает, что он вернулся… и его тело покоилось в неглубокой могиле посреди пустыни. Зири играл главную роль в обмане химер.

— Нагами займусь я, — клацнула зубами Шеста. — Волчий рот вечно голодный. Вдруг они сами захотят, чтобы я их съела.

— Прекрати, — мягко остановила ее Исса.

— А что? — Шеста посмотрела на Кэроу. — Ты же обещала.

Кэроу улыбнулась, ободранная щека отозвалась болью. Шеста недооценила Иссу и ее живые гирлянды. В ее теле теперь обитала Аксая. Ее мрачное чувство юмора пришлось очень кстати, хотя часто бывало непонятно, шутит она или нет. Воскресив подругу, Кэроу объяснила ей ситуацию и поставила перед выбором: участие в безумном плане или возвращение в кадильницу.

Ухмылка Аксаи изменила волчью морду, сделав ее еще более зверской.

— Я всегда хотела быть чудовищем, — ответила она.

— Только не надо вести себя как чудовище, — попросила ее Кэроу. — Не трогай нагов. И вообще, не смей никого есть!

— Ладно, но если меня попросят…

— Шеста, тебя не попросят.

— А ведь точно, — разочарованно согласилась Аксая и, похоже, не на шутку расстроилась.

Теперь у Кэроу были сторонники: Тьяго, Шеста, Исса. Они стояли и смотрели на нее.

«И что теперь делать…» — подумала Кэроу, покачиваясь от страха.

— Ангелы… — начала она и почувствовала, что волнение успокаивается.

— Сбегут, — кивнула Исса. — Как в прошлый раз.

Придется устроить ангелам побег — и Акива навсегда исчезнет из жизни Кэроу. Разве она не этого хотела?

Так почему же так тяжело на сердце?

Когда-то они с Акивой мечтали о том, как изменить мир. Такую чистую, прекрасную мечту могли взрастить только любовь и милосердие. У Кэроу не получалось думать о будущем и не вспоминать Акиву. Они, положив руки друг другу на сердце, пообещали заложить начало новой жизни. Вдвоем все казалось возможным. Его близость, стук его сердца вселяли и веру, и надежду.

А теперь его сердце билось в темном амбаре — совсем рядом, и так далеко. Невозможно было представить, что однажды они снова окажутся вместе, вместе воплотят свою давнюю мечту — ведь это они ее создали, а не Зири, Бримстоун и даже не она сама.

Скоро Акива исчезнет навсегда.

81

Пути судьбы

Каждый мир — странное переплетение путей судьбы, запутанных троп, которыми ведут живых существ их воля и стремления, неожиданных поворотов, открывающих новые возможности… А два мира? Каким будет их сплетение? Там, где дыхание миров смешивается через отверстия в небе, странное становится еще более странным — и кто знает, что родится из встреч двух миров и каковы будут последствия? Пути судьбы неисповедимы.

82

Три смысла жизни

Когда все началось, Зузана и Мик были в Айт-Бен-Хадду, самом известном городе-крепости в Марокко. Он оказался намного больше касбы с монстрами, но монстров-то в нем и не хватало. Средневековая крепость, отреставрированная на средства Фонда сохранения всемирного наследия, привлекла внимание киностудий, здесь снимали сцены из «Гладиатора» с Расселом Кроу. Все было парадно и чисто, туристы бродили толпами, повсюду продавали сувениры, ковры, у главных ворот можно было сфотографироваться с верблюдами.

Зузана, устроившись в тени, делала наброски, а Мик торговался в сувенирной лавке. Он притворился, что его интересуют чайники, и удачно купил старинное серебряное кольцо, которое наверняка не было ни серебряным, ни старинным. Обручальным оно тоже не было. Да, он справился с починкой кондиционеров, но не считал это настоящим испытанием — так же как избавление Зузаны от скуки. Мик жил ради того, чтобы спасать Зузану от скуки, играть на скрипке и держать подругу за руку: в этом заключался смысл его жизни, и Мик был бесконечно благодарен вселенной за то, что она дала ему эту возможность.

Чтобы завоевать руку Зузаны, требовалось новое испытание — точнее, два.

Мысль об испытаниях странным образом увлекала.

«Разве другим дано испытать себя в таких же приключениях?»

Монстры, ангелы, порталы, невидимость. Впрочем, от невидимости радости мало, слишком больно, но… Кому еще так посчастливилось? Он занимался удивительными делами: купил своей прекрасной девушке, возможно, старинное, вероятно, серебряное кольцо, и не где-нибудь, а в Северной Африке, в древнем замке из песка… ел сушеные финики и… смотрел верблюдам в прекрасные гордые глаза — разве это не волшебно?

«Стоп, куда это все побежали?»

В узком переулке все пришло в движение, послышался испуганный ропот на каком-то непонятном языке — арабском или берберском, но точно не на чешском, английском, немецком или французском. Местные жители с криками разбежались по домам, не прекращая горланить за закрытыми дверями. На улицах остались одни туристы, растерянно озираясь в облаках оседающей пыли.

Мик сунул кольцо в карман и побежал к Зузане.

— Что происходит? — испуганно спросила она.

— Не знаю.

Он огляделся. Где-то хлопнула дверь, мелькнул яркий экран телевизора — такой анахронизм посреди древних развалин. Крики стали еще громче, в них слышался благоговейный ужас.

Мик схватил Зузану за руку — следуя одному из смыслов своей жизни — и потащил ее к дому с телевизором — узнать, что случилось.

83

Прощай

Акива очнулся в полумраке: там, где серафимы, настоящей темноты не бывает. Лираз спала рядом. Тусклый огонь крыльев освещал высокий потолок, покатые глинобитные стены. Было неясно, день или ночь на дворе.

Сил прибавилось, но усталость не отступала. Лираз лежала, прижавшись к бездыханному телу Азаила, и Акиве на миг почудилось, что Кэроу воскресила брата, что он встанет и начнет рассказывать, что видел и делал, пока был бестелесным духом. Нелепая надежда оставила едкий привкус горечи — Азаил мертв, этого не изменить. К трупу слетелись мухи. Пора упокоить останки брата.

Акива разбудил Лираз.

Настоящей церемонии не получилось. Впрочем, солдат сжигают без фанфар.

— Он был всегда голодным, — сказала Лираз. — А еще он спал на посту, но его улыбка всегда спасала его от наказаний.

— Он мог разговорить кого угодно, — добавил Акива. — Ему выдавали все секреты.

— Только не ты, — укоризненно пробормотала Лираз.

— Он заслуживал настоящей жизни.

Его было легко представить в мирной жизни. Он умел радоваться.

— А как он хохотал! — продолжила Лираз. — Глядя на него, казалось, что смеяться — легко.

Смеяться и должно быть легко, но не для солдат императора — с черными руками и разбитыми душами. Акива взял сестру за руку. Она сжала его пальцы, будто рукоять меча, словно единственную защиту и опору. Стало больно, но эту боль можно было вынести.

Лираз изменилась, утратила свою резкость и воинственность. Пламя погребального костра озаряло скорбное лицо. Сестра выглядела юной и уязвимой. Незнакомой.

— Он погиб, защищая меня, — сказала она. — Если бы я пошла с Иаилом, Азаил остался бы в живых.

— Нет, он болтался бы на виселице. И умер бы с чувством вины, что не смог тебе помочь. Он предпочел иную смерть.

— Но если бы он прожил еще чуть-чуть… Он улетел бы вместе с нами. — Лираз отвела взгляд от пламени, охватившего тело их брата, и посмотрела Акиве в глаза. — Что это было?

«Почему ты не сделал это раньше?»

Призрачный вопрос повис в воздухе.

— Не знаю, — ответил Акива и уставился в пламя, пожиравшее останки.

Как он сотворил подобное? Почему его сила не проявилась, когда еще можно было спасти Азаила? Или Мадригал… Что высвободило его магические способности: годы служения и сосредоточения или внезапный прилив воспоминаний о матери?