Я — матрос «Гангута»! - Дмитрий Иванович Иванов

Наш 267-й полк левее тракта был направляющим. Впереди 2-й батальон, в который я пришел под вечер. Уже стемнело, когда достигли реки Омь. Надо было перейти по льду на тот берег, в село Сыропятское, где можно переночевать, обогреться. Два наших разведчика, вернувшиеся оттуда, ничего опасного не обнаружили. Мы спокойно шагнули на заснеженный лед, дошли почти до середины, как вдруг ударил пулемет, к нему подключились залпы из винтовок.

Как по команде, красноармейцы залегли в снегу. Несколько человек убило или ранило. Мы с комбатом пришли к выводу: поднимать людей нельзя — перебьют. Надо затаиться, усыпить бдительность противника.

Огонь вскоре прекратился. Вероятно, колчаковцы решили, что мы откатились назад. Связной помчался к командиру полка, чтоб доложить о случившемся.

Но на нас обрушился другой враг — мороз, крепчавший с каждым часом. Лежать на льду становилось невмоготу. В ознобе страшно долго тянулись минуты. Временами казалось, что этому не будет конца.

Под утро подошли остальные батальоны, и я поднялся на замерзшие до крайности ноги. С криком «Коммунисты, вперед!» бросился к берегу. Люди поднялись, побежали следом.

Враг не сразу опомнился, лишь через несколько минут открыл огонь. К этому времени большая группа бойцов, перегнавшая меня, выскочила на берег, лихим налетом захватила пулеметы, расставленные на берегу. И вот уже батальон за батальоном врываются в село. Колчаковцы сонные выскакивали из домов.

— Бросай оружие, сдавайся! — кричали мы.

Вскоре заметили — эти наши команды выполнялись. Утром перед нами лежали штабеля винтовок, толпились дрожавшие от холода и страха солдаты. Мы их успокаивали:

— Не бойтесь! Мы пленных не трогаем, по домам распускаем.

Бой за село постепенно затихал. Каково же было наше удивление, когда мы узнали, что тут было пять колчаковских полков. Они не выстояли против одного нашего.

За этот бой нашему полку было вручено Почетное революционное Красное Знамя.

На пути к Новониколаевску отличились и другие полки. Так, 265-й при освобождении села Ояш взял в плен до тысячи белогвардейцев, пленил штаб 3-й колчаковской армии, которая с этого времени закончила свое существование. А наш полк (несколько дней им командовал М. Д. Соломатин) овладел селом Тарышкино и разгромил кавалерийскую заставу. Однако на рассвете 13 декабря мы оказались в окружении четырех колчаковских полков, стремившихся пробиться к Сибирскому тракту. Положение создалось угрожающее. Требовалось неотложное решение. И оно было принято командиром 2-го батальона М. С. Зыковым. Он поднял бойцов в атаку, чтобы прорвать вражеское кольцо. Беляки не выдержали, обратились в бегство, многие сдались в плен. Полк благополучно вышел из окружения.

В то время как 27-я дивизия (командир ее В. К. Путна) наносила главный удар на Новониколаевск, 30-я дивизия шла севернее, на город Колывань. Оба города были взяты в один день — 14 декабря.

Чем дальше мы шли по Сибири, тем сильнее ощущали помощь партизан, которые уже давно взаимодействовали с 5-й армией. Их силы были немалые, в тылу врага действовала целая партизанская армия, возглавляемая А. Д. Кравченко и П. Е. Щетинкиным. В крупных городах они имели прочную опору — большевистское подполье.

Впервые мы взаимодействовали с партизанами при освобождении Томска. Будучи еще в Новониколаевске и Колывани, получили телеграмму: 16 декабря в Томске произошло восстание рабочих и солдат против колчаковщины. Власть перешла в руки революционного комитета. Красноармейцы двинулись на помощь восставшим. Был глубокий снег и мороз, а мы изо всех сил спешили, беспокоились, как бы контрреволюция не расправилась с восстанием.

К счастью, тревоги были напрасны. 20 декабря командир нашей 2-й бригады А. Н. Захаров, военком И. Н. Зологин и начальник штаба В. С. Русяев на тройке, впряженной в сани, в сопровождении эскадрона красной кавалерии ворвались в Томск, промчались по его улицам на главную площадь.

— Город окружен войсками Красной Армии, — объявил комбриг белогвардейцам. — Предлагаю всем частям сложить оружие, разойтись по своим казармам. Командирам частей явиться ко мне вечером с докладом.

Отдав приказание как своим подчиненным, Захаров обратился к собравшимся на площади жителям города, тепло поздравив их с успехом восстания, с освобождением.

Никогда не изгладится в моей памяти переполненный зал театра, где собрались горожане и воины Красной Армии. От рукоплесканий потолок готов был обрушиться. Преисполненные радости и гордости, собравшиеся аплодировали в честь нашей общей победы. После официальной части артисты театра дали спектакль.

Только командира бригады, комиссара и начштаба не было в театре. Всю ночь напролет они принимали пленных. Капитулировало более семидесяти колчаковских частей, отдельных подразделений и учреждений. Белогвардейские офицеры были злы на командующего 1-й армией А. Н. Пепеляева, который в одежде простого крестьянина сбежал из Томска.

Мы получили несколько дней для отдыха. Но у меня было горячее время. В соответствии с решением VIII Всероссийской конференции РКП(б), внесшей изменение в Устав, вводилась новая Инструкция: если до этого первичной партийной организацией являлась полковая ячейка, то теперь ею становилась и ротная ячейка. Институт сочувствующих упразднялся. Мы с комиссаром провели совещание политруков, проинструктировали их. Во всех ротах прошли собрания ячеек. Рота на деле становилась центром партийно-политической работы.

Стали известны подробности томского восстания, возникшего под влиянием успешного наступления Красной Армия. В городе по инициативе большевиков был создан ревком, на первом заседании которого, 15 декабря, решался вопрос о подготовке вооруженного восстания. Заседание проходило под охраной сербской роты. Другая группа интернационалистов — венгров и чехов, работавшая вместе с русскими в обозе колчаковских войск, получила задание добыть оружие. Она сумела захватить и доставить в ревком две подводы с винтовками и боеприпасами.

Мы покидали Томск. На некоторое время здесь оставался лишь 265-й полк, призванный помочь ревкому в поддержании общественного порядка в городе. Комиссаром этого полка стал М. Б. Шутылев, с которым я подружился, пока он был помощником Кожевникова. Прощаясь, мы, конечно, не думали, каким тяжким окажется наш дальнейший путь, какой страшный враг обрушится на нас…

Из числа капитулировавших в нашу дивизию влился 13-й егерский полк, который оказался зараженным сыпным тифом, уже давно свирепствовавшим в белой армии. Это выявилось в дороге. Весь медицинский персонал был брошен на борьбу с эпидемией.

Мы были свидетелями жутких картин. Около железнодорожных станций, в вагонах то и дело встречали штабеля трупов, брошенных колчаковцами при отступлении. Не исключено, что белогвардейцы преднамеренно сеяли заразу. Как мухи гибли их солдаты.

Возрастали потери от тифа и в наших рядах. Госпитали были переполнены. Смерть поджидала на каждом шагу. Эпидемия надвигалась и на другие фронты. Об этом со всей прямотой и откровенностью говорил В. И. Ленин на VII Всероссийском съезде Советов. Он огласил делегатам