Невидимая река - Эдриан Маккинти

«Откуда напало на тебя в минуту опасности это позорное, недостойное Арийца отчаяние, закрывающее небо и не ведущее к славе, о Арджуна?»

Прошло еще несколько дней, прежде чем я смог начать передвигаться без посторонней помощи. Я распрощался с героином, рана на ноге затянулась. Я ходил по улицам Форт-Моргана, высматривая подозрительных типов, но так их и не встретил. Те нанятые бандюки видели, как я нырнул в Саут-Платт, и, по словам Пата, репутация у реки была такая, что они не сомневались: подстреленный, я уж наверняка утонул.

Опасность миновала. Во второй раз они решили, что убили меня. Такой шанс нельзя упустить. Следующим моим ходом будет сюжет на девятом канале. У Чарльза намечается мероприятие по сбору средств, летний бал «Все в белом» в зале «Истман» в Денвере. Неплохо придумано. Историческое здание, бальный зал «Истман» уже несколько лет не использовался, и все полагали, что событие подобного масштаба поможет отвадить застройщиков. Полная потеря бдительности. Я наведу там порядок.

Я не сомневался, что Чарльз убийца, но одна мысль не давала мне покоя. Произошедшее на кладбище по ряду причин было ему невыгодно. Чарльз не из тех людей, которые знают, где и как нанять киллеров. Зато он наверняка читал, что каждый третий американский наемник является спецагентом ФБР, и не стал бы рисковать. И самое главное: неужто он не побоялся, что они начнут его шантажировать, когда он приобретет известность?

Что-то тут не сходится. И есть только одно место, где я смогу все выяснить.

Колено почти не болело, а душа не болела совсем — тяги к наркотику я больше не испытывал. Потому я смело заявил Пату:

— Нам надо возвращаться в Денвер.

Он запротестовал, пришел в ярость, отказался наотрез.

В итоге мы собрали вещи. Сели на автобус, приехали в Денвер, взяли такси до старого обиталища Пата. Эфиопы съехали, в фойе пахло мочой, и все было завалено мусором. Кто-то пытался выломать новые замки на внутренней двери, но, к счастью, ему это не удалось.

Мы устроились у Пата. Я не мог вернуться в комнату, где был убит Джон.

Мир для меня стал жестче. Денвер — большой, жаркий, неприятный город. Я видел на лицах людей злость, обращал внимание на подлость и мерзость жизни. Героин сглаживал все края, успокаивал, размывал грани вещей, как на картинах импрессионистов.

Я изучил личные дела Роберта, Чарльза и Амбер Малхолланд. Рутинная работа полицейского, старо как мир. Звонки в Гарвард, в юридическую контору «Катер энд Мэй», в «Малхолланд траст». Хождения в публичную библиотеку Денвера.

С Робертом и Чарльзом все ясно. Их следы на каждой странице по всем газетам. Известные люди. Дети мультимиллионера. Отец разведен, трастовые фонды, частные школы, высшее образование в Лиге плюща,27 оба имеют ученые степени в области экономики и политологии. Никаких сюрпризов.

А вот что касается Амбер Малхолланд…

Это имя вообще нигде не упоминалось, никакой информации. В «Денвер пост» и «Нью-Йорк таймс» было сообщение о ее свадьбе — и все. Я запомнил фотографию в ежегоднике у нее дома. В первый год обучения в Гарварде она сменила фамилию Дунан на Абендсен. Зачем? Меня это озадачило. Она говорила что-то о сложностях во взаимоотношениях с отцом. А как, интересно, ее звали на самом деле? Существовал простой способ выяснить это…

Я надел рубашку, галстук и заявился с букетом роз в приют для престарелых на Пенсильвания-стрит, где находилась мать Амбер.

Меня встретил молоденький охранник с короткой стрижкой.

— Э-э, вы не подскажете мне… Я принес розы для миссис Дунан, но если этой фамилии нет, вычеркнута, то тогда, должно быть, она записана как миссис Абендсен, — сказал я, стараясь копировать американское произношение.

Парень едва взглянул на меня:

— Двести первая комната.

— Так как ее фамилия?

— Вначале вы правильно сказали.

Приют высшего класса. Шикарные ковры, перила красного дерева, нянечки в кружевных фартуках. Я постучался в дверь с номером 201. Вошел. Хрупкая пожилая леди с седыми волосами сидела в кресле, смотрела в окно и поглаживала свитер, словно кошку, которая свернулась у нее на коленях.

— Я принес вам цветы, — сказал я.

Она не пошевелилась. Даже не посмотрела в мою сторону.

— Цветы, — повторил я, но она не заметила моего появления в комнате. Амбер говорила, сколько ей лет. Шестьдесят восемь, кажется? Она выглядела немногим старше, но было очевидно, что болезнь нанесла ей серьезный удар. Бесполезно ее о чем-то спрашивать, а вот упускать возможность поискать информацию не стоит. Я положил цветы и осмотрел комнату. Несколько картинок, гравюр. Осторожно, посматривая на пожилую женщину, я открыл ящик ее комода. Мать Амбер не обращала на меня внимания.

Старушечья одежда, подгузники для взрослых, всякая ненужная ерунда; наверху буфета, куда она не могла дотянуться, личные вещи. Китайские статуэтки, керамические фигурки, кусочки хрусталя, открытки. Некоторые от Амбер. Ничего интересного, пока я не обнаружил конверта, битком набитого бумагами. Золотая жила. Свидетельство о рождении — Луиза Абендсен, Ноксвилл, Теннесси, тысяча девятьсот двадцать седьмой год, сертификат об окончании средней школы, свидетельство о браке с Шоном Дунаном от тридцать первого октября тысяча девятьсот пятьдесят пятого года и решение о расторжении брака с ним от первого января тысяча девятьсот семьдесят четвертого, когда Амбер было лет восемь или девять.

Луиза не отрываясь смотрела в окно, пока я тут шуровал, натыкаясь на ценные сведения. Так, на бракоразводных бумагах значилось: «Опекунство записано на отца, Шона Дунана, так как мать, Луиза Дунан, отбывает заключение в государственном исправительном учреждении города Хантсвилла». Я узнал, что миссис Дунан трижды попадала в тюрьму десятью годами ранее — за кражу в магазине, мелкое воровство, пьянство и прочие нарушения, о которых в бумагах говорилось, что они «являлись результатом проявления неуравновешенности ее характера». Также в бумагах опровергались «показания миссис Дунан о том, что Шон Дунан был неким образом вовлечен в организованную преступность».

— Цветы, — вдруг произнесла Луиза, не меняя положения в кресле.

Я ничего не ответил.

— Цветы.

Она начинала волноваться. Пора уходить. У меня уже есть с чем работать. Я даже почувствовал жалость к Амбер. Свихнутая мамаша, отец — тот еще тип. Я вернул конверт на место. Посмотрел на Луизу. Понятно, что цветы оставить было нельзя, вдруг кто поинтересуется, откуда они, поэтому я взял их с собой и засунул в мусорное ведро в конце коридора. На душе было погано. Охранник даже не поднял глаз, когда я прошел к выходу мимо него.

Остальные детали мозаики собрать было нетрудно. Газеты Нью-Джерси и даже Нью-Йорка писали о Шоне Дунане. Известный, но так ни разу и не попавший на скамью подсудимых член ирландской банды из Юнион-Сити, он несколько раз принимал участие в групповом мошенничестве, налетах. И — ни одного обвинения.

После развода родителей Амбер жила с отцом. В это время ее имя несколько раз появлялось в «Юнион-Сити газетт» в связи с арестами за вандализм и кражу автомобилей. Мне пришлось воспользоваться межбиблиотечным абонементом денверской публичной библиотеки, чтобы добыть фотокопии необходимых экземпляров газеты. Крупнозернистый черно-белый снимок, на котором изображена вызывающего вида симпатичная девочка-панк с бритой головой и кольцами в носу.

Как ей удалось поступить в Гарвард? Либо Амбер блестяще сдала все тесты, либо ее папаша надавил на нужные рычаги. Как я уже выяснил, во время учебы Амбер стала называть себя Абендсен, девичьей фамилией матери. Юная мисс Абендсен выиграла приз бостонского театрального фестиваля, и я даже нашел фотографию в «Бостон глоуб», изображавшую девочку с длинными светлыми волосами в блузке от Гуччи. Ни отец, ни мать не пришли поддержать Амбер на церемонию вручения дипломов в Гарварде, прокомментировали двое-трое ее приятелей по колледжу, когда я позвонил им. Теперь меня это уже совершенно не удивило.

Казалось, будто Амбер заново открыла себя в Бостоне. Она отреклась от родителей. От отца, забулдыги и бандита, и матери, алкоголички и уголовницы. Она сделала себя заново. Стыдилась своего происхождения и старалась приобрести нужные знакомства. Свела татуировку в виде лиры. Почистила свой словарный запас. Но если девочку еще можно вытащить из болота, то удалить болото из сознания практически невозможно. Воровать по магазинам, трахаться с кем попало — в ней была тяга к своему прошлому. Быть может, подобные рассуждения выдают мой снобизм? Да нет, я уж скорее традиционалист.

Еще из «Денвер пост» выяснилась такая мелочь: никто из родителей Амбер не присутствовал на ее свадьбе. Не думаю, что Чарльз настаивал на приглашении новоявленной родни. Во время свадьбы мать Амбер в очередной раз сидела за решеткой, а отца показывали по телевизору, это был фрагмент длительного судебного разбирательства, зашедшего в тупик. Его лицо снова стало появляться в нью-йоркских газетах. К тому же папаша Амбер, Шон Дунан, приходился племянником Шеймасу Патрику Даффи, который теперь был влиятельным лидером ирландской группировки в Нью-Йорке.