Адептус Астартес: Омнибус. Том II (ЛП) - авторов Коллектив

Страх вызывал отторжение. А отторжение приносило гнев в слова остальных.

— Ты издеваешься над советом, Воин-Богомол?

Ты считаешь нас недостойным даже своих слов?

— Ты презираешь нас даже сейчас?

Вокруг кружились мысли и голоса, которые бросали вызов гордости Неотеры и подталкивали его нарушить безмолвие и попытаться спорить. Психические вопросы касались его разума, принося головокружение и тошноту. Душа Неотеры вопила от гнева и ужаса, требовала, чтобы он ответил на оскорбления обвинителей, но одновременно умоляла их перестать задавать вопросы и просто вынести приговор. Неотере было нечего им сказать. Ведь слова не могли изменить ничего.

Безмолвный великий магистр не хотел оскорбить почтенный призрачный совет и не вступал в словесную перепалку. Каждый мог увидеть его преступления, и Неотера ничего не отрицал. Он не станет вредить боевым братьям или чести Воинов-Богомолов, вступая в дешёвое состязание извинениями и объяснениями. Неотера — Адептус Астартес, один из избранных служителей Императора, которые не играют в грязные словесные игры сервиторов, арбитров или инквизиторов. История строго оценит его безмолвие, но никто не мог судить магистра суровей, чем он сам. История не заботила его ни на йоту. А для себя Неотера оставил все надежды на спасение — он сделал шаги по пути без возврата и не станет позориться, бессмысленно цепляясь за жалкие последние миражи избавления. Он смирился со своим проклятием, и поэтому не испытывал ужаса перед приговором достопочтимого совета. После начала падения остаются лишь меч и пламя.

— Магистр-Богомол, ты должен помочь нам понять.

Твои преступления слишком ужасны для нашего понимания.

— Если ты не скажешь ничего, то мы не сможем предложить тебе пощады.

Неотера, ты ничего не скажешь? Не станешь нам помогать?

Последовала долгая тяжёлая тишина, когда судьи ждали без надежды услышать ответ. Слушание продолжалось уже три дня, и Воин-Богомол до сих пор не говорил ничего после того, как подтвердил своё имя и звание, когда его привели на совет. Он даже не воспользовался правом узнать, кого он встретит, из каких великих орденов на Совет Правосудия прибыли магистры и великие библиарии. Целых три дня магистр был не подвижен, не моргал и не шевелил пальцами, и тонкий налёт пыли осел на широкие изумрудные наплечники церемониального доспеха. Неотера был статуей, иконой безупречного решительного воина. И всё же он предстал перед карающим судом, который не созывали бессчётные столетия, и стоял без защиты против обвинений и надежды на освобождение. Неотера был виновен.

Последние три дня разум магистра постепенно замыкался в себе. В мыслях раскручивался по спирали вопрос, но не тот, который бросали магистру судьи.

Как до этого дошло?

Вопрос стал манией Неотеры, словно вплёлся в саму ткань его бытия. Магистр был уверен. Был прав. И при этом как до этого дошло? Не в первый раз за свою долгую и жестокую жизнь Неотера увидел в своей душе потенциал принятия фанатичной целеустремлённости и набожности Богомольцев. Он чувствовал, как легко было бы отпустить последние рудиментарные останки самосознания, которого он был недостоин, и утраитть волю в ослепительном сиянии грозного величия Императора. Религиоса жили, как заблудшие и спасённые, поскольку в них не было чувства собственных нужд, а лишь чистая преданность Имперской Воле.

Лишь недавно неустрашимый и праведный капитан 2-ой роты Мэтр обнаружил возможный источник этой склонности некоторых Воинов-Богомолов и выдвинул гипотезу, что она связана с уникально изменёнными нейротоксичными функциями имплантата геносемени ордена. Однако, вместо того, чтобы видеть в этом проклятие, которое обрекало жертв на жизнь фанатично набожных Богомольцев, Мэтр доказывал, что это награда правоверным. Повышенная концентрация и суженое восприятие пространства и времени заостряли рефлексы космодесантника до беспрецедентной степени, что иногда даже производило впечатление слабого предвидения. В последние годы войны Мэтр просил у Неотеры разрешения организовать специальное подразделение космодесантников, которые будут способны использовать благословенное проклятие, и утверждал, что это может поколебать равновесие в казавшихся бесконечными сражениях со Звёздными Фантомами и Новадесантниками. Капитан собирался назвать их Молящимися Мантидэ, но военные нужды растянули ресурсы до предела — а затем сломали их столь впечатляющим образом — и Неотера не мог выделить космодесантников, которые были нужны Мэтру.

Магистру хотелось закрыть глаза и плыть среди печали и сожаления. [i]Как до этого дошло?

Соблазн покориться свету стал почти невыносим. Неотера ощущал это раньше, и это чувство помогало ему в ситуациях ещё смертоносней, чем сейчас. На короткое и кошмарное мгновение Неотера задумался, хватило бы опускавшейся боевой дымки для того, чтобы обрушить ”Яд Тамулуса” на тех, кто вершил ложное судилище. Судей было лишь двенадцать — бывало и хуже. Возможно, что именно они согрешили против Императора? Возможно, что магистр всё-таки был прав — праведным долгом было зарезать еретиков и лицемеров, которые осмелились его судить.

Но удар сердца спустя ужасный стыд ещё тяжелее надавил на перегруженную душу. Неотера знал, что он был неправ, что война против Империума была ошибкой, что его подвели собственные суждения, а его неудача навлекла проклятие на боевых братьев. Именно Неотера, и он один, примет на себя ярость, агонию и стыд. Цепляясь за хрупкую надежду, что он был прав, а сам Империум Человечества ошибался, Неотера лишь отягощал свои преступления вопиющим высокомерием. Магистр не мог даже допустить себе в голову такую мысль — это противоречило самим опорам его естества.

Даже скрытый пределами собственных мыслей Неотера ощутил, как глубина его преступления усугубилась, а душа завопила от горя. Но для судей вокруг он был статуей контроля и самообладания. Глаза не мигали, а дыхание было почти неразличимо. Уверенность в вине лишь закалила решимость магистра, который незаметно сжал челюсти.

Как до этого дошло?

Пока глаза Неотеры смотрели на аквиллу сквозь мучительную дымку яркого света, его мысли отчаянно метались в поисках ответов. Магистр не хотел объяснений для совета, но ему было нужно узнать, когда всё пошло не так. Как он этого не видел?

Неотера понял, что первым истину увидел Мэтр. Гениальный капитан отправил магистру сообщение прямо перед тем, как Звёздные Фантомы наконец-то пробили защитные барьеры вокруг самого Бадаба. Уже когда десантные капсулы Фантомов с грохотом мчались к Дворцу Шипов, Мэтр знал, что сердце Гурона черно и наполнено порчей Хаоса. В это время Неотера отчаянно сражался, чтобы удержать позиции на своей боевой барже, бился в эндшпиле войны против коалиции Астартес, которые выступили против Астральных Когтей Командора Гурона. Неотера наблюдал, как Мэтр покинул строй и направил орудия своего крейсера ”Измученная Душа” на корабли в разваливающихся линиях обороны Астральных Когтей… Мэтр открыл огонь по своим союзникам, сломал построение Воинов-Богомолов пополам, когда добавил выстрелы своих орудий к огню Звёздных Фантомов и пробил коридор для их десантных капсул. А Неотера мог лишь взвыть от непонимания при виде подобного неповиновения и измены — даже тогда он не видел истины. В пылу битвы Мэтр ничего не объяснил, но просто сказал, что верит, что магистр Неотера поступит также. Наконец, когда личный крейсер Лорда Гурона вырвался из атмосферы и пробился сквозь блокаду Экзорцистов, Неотера наблюдал с медленно накатывающим пониманием, как ”Измученная Душа” Мэтра бросилась следом за тираном в погоню в Маэльстром, паля из всех орудий. Лишь тогда магистр понял, что совершил. Ужас был непредставимым, словно вокруг внезапно развалилась галактика, и одинокий опустошённый Неотера остался среди руин. Он упал на колени и устремил взор в небеса, чтобы увидеть блистательный вечный свет Императора, но увидел лишь тьму.

Десантная рампа откинулась на землю, подняв с поверхности луны огромное облако пыли. Среди волнующейся земляной дымки Шайдан спустился вниз и осмотрелся, держа вертикально в одной руке двухлезвийный богомолий посох. Он не был здесь с тех пор, как выковал свой посох в тайных и позабытых топках в ядре луны. Но Шайдан не ожидал такого возвращения.

Библиарий видел вспышки болтерного огня и прожилки энергетических разрядов за краем кратера, который стал укрытием для ”Громового Ястреба”. Взрывы сотрясали движущиеся пески, отчего земля шла волнами подобно жидкой серой пустыне. Огромные облака пепла выбрасывались в тонкую атмосферу и скрывали звёзды там, где у туго натянутого горизонта падали снаряды. Справа отряды космодесантников окопались в импровизированных бункерах, которые были непоколебимой осадной линией вокруг тайной станции Астартес в пещере у подножия горы. Над траншеями на равнине раскачивались в безвоздушной атмосфере сине-костяные четырехугольные штандарты, когда под ними содрогалась земля. Были ясно видны двенадцатиконечные звёзды — символы Новадесантиков, которые были гордо и вызывающе водружены на карликовой луне, что вращалась вокруг Бадаба Прим.