Проект «О.З.О.Н.» - Александр Леонидович Пономарёв

весь бомбарь на уши поставили. Вахтеру строгача дали. Меня, старого, чуть до ынфаркту не довели. Совсем от рук отбились, молодежь, никакого уважения к старшим нет. Что хотите, то и делаете, бесстыдники. В наше время такого не было. Чаво зыришь, Домовой, глазенками лупаешь? Иди к Зубру, он тебя ждет. Я б на его месте всыпал тебе как следует по заднице-то, шоб впредь неповадно было.

– Я понял, дед Андрей, – сказал Кузьма и кивком велел Пашке идти за ним в раздевалку.

Подростки зашлепали мокрыми от дезактивирующего душа бахилами по бетонному полу, оставляя за собой влажные следы.

– Куда направились, олухи?! Разве я непонятно сказал? Зубр тебя ждет, Домовой. Велел немедля к нему идти, как из самоволки вернешься.

Кузьма повернулся к ковыляющему за ними деду, развел руки в стороны.

– Я что, в этом к нему должен идти? Надо снять комбинезон, переодеться. Да и помыться б сперва не мешало. На мне места сухого не осталось, я весь сырой, как из бани.

– А мне плевать, сухой ты али мокрый! – сердито рявкнул дед Андрей, хмуро сдвигая брови к переносице. – Головой надо думать, а не другим местом, прежде чем че-та затевать. Велено немедля отправить тебя к начальству, вот я и посылаю к нему. А в каком виде ты туды явисся, меня не волнует. Мне об этом ничего не сказали.

Кузьма посмотрел на друга. Пашка пожал плечами: мол, не знаю, думай сам.

– Ладно, – согласился Кузьма. – Раз велено – значит, пойду. Но учти, дед, если мне влетит еще и за то, что я в таком виде по убежищу расхаживаю, я молчать не буду.

– А ты мне не угрожай. Мал еще, угрожалка не выросла. Я, в отличие от тебя, в точности выполняю распоряжения начальства. Иди отседова, пока я тя батогом-от не огрел.

– Батог-то где возьмешь, а, дед Андрей? – устало усмехнулся Кузьма. – Пока за ним сходишь, меня уж и след простынет.

– Ах ты, шельмец, – бессильно погрозил кулаком Андрей Егорович и переключился на Пашку: – А ты чаво тута стоишь? Тебя Великаниха по всему бомбарю ищет, который час места себе не находит, все глаза уж, поди, выплакала. А ты здеся уши развесил, лыбисся.

Дед Андрей сокрушенно махнул рукой, дескать, ну вас к лешему, и пошаркал к стоящему возле двери в шлюз стулу.

– Слышь, Паштет, а старик-то правду говорит, – прошептал Кузьма. Видимо, не хотел, чтобы Витькин дед его услышал. – Ты давай щас в раздевалку иди, а потом к теть Любе отправляйся. Успокой ее, пусть не расстраивается по пустякам. Скажи, пусть лучше порадуется за тебя, как-никак сталкером стал. А я к отчиму пойду.

– Лады, – кивнул Пашка и собрался уходить, но Кузьма схватил его за руку:

– Постой. Перед тем как домой пойдешь, загляни к Грибу. – Он вытащил из сумки старый фотоальбом. – Отдай это. Скажи, задание выполнено.

* * *

После больше похожей на моральную порку профилактической беседы с Миклиным Зубр вызвал по рации Юргена и сконцентрировался на решении насущных проблем. По закону убежища определяющие жизнь общины решения принимались большинством голосов на заседании Совета. Поскольку вместе с комендантом число советников не превышало пяти, Зубр нередко звал на обсуждения только Знахаря и Юргена, справедливо полагая, что даже если бы Гриб и Капитан присутствовали в кабинете, то их голоса ничего не решали, проголосуй они «за» и уж тем более «против».

Единомышленники вовсю обсуждали возможные уступки и преференции, если «металлурги» и «лепсенцы» согласятся на создание коалиции против дикарей, когда Блоха просунул голову в приоткрытую дверь.

– Кузьма вернулся. Прям в защитном комбезе по коридору идет, – протарахтел он, смешно тараща глаза. – Впускать или отправить переодеваться?

– Пусть заходит, – велел Зубр, темнея лицом.

Блоха кивнул и скрылся за дверью.

Знахарь положил руку на сжавшуюся в кулак ладонь коменданта:

– Не стоит парня ругать. Отобьешь у него стремление к самостоятельности, только себе хуже сделаешь.

– А я считаю, надо сразу поставить Кузьму на место и прилюдно наказать, чтобы знал, как своевольничать. Иначе каждый возомнит себя начальником и будет делать что в голову взбредет, – прогудел Юрген, поглаживая пальцами левой руки гладкий подбородок.

Знахарь выразительно глянул на Шихова.

– Хватит играть в гляделки, – буркнул Зубр. На скулах под кожей сердито заходили желваки. – Без вас разберусь, как мне парня воспитывать.

В дверь стукнули, и в кабинет, чавкая бахилами, вошел Кузьма в блестящем от влаги комбинезоне. Сверкая круглым стеклом окуляра, из расстегнутого подсумка резиновым горбом выпирала противогазная маска. Небрежно засунутые за пояс перчатки напоминали наполовину сдутые резиновые шарики.

– Я что велел сделать? – грозно пророкотал Зубр. Знахарь похлопал коменданта по руке, мол, успокойся, не заводись, но тот проигнорировал предупреждение и рявкнул: – Почему ослушался?

– Испытание придумал не я, – спокойно ответил Кузьма.

Случайное открытие в машине Репса вселило в него уверенность в собственных силах. Он не сомневался: стоит ему оказаться с Зубром один на один, он сумеет убедить его в правильности своего поступка. Но это будет потом. Сейчас ему требовалось склонить на свою сторону соратников отчима, и парень целиком сконцентрировался на достижении цели.

– Это решение Совета, и я, как законопослушный житель общины, обязан его исполнять. Если бы я не пошел на поверхность, по убежищу поползли бы слухи, что ты оберегаешь меня от суровой реальности.

– А ведь он дело говорит, – заметил Знахарь. – Мы недавно это обсуждали и пришли…

– Помолчи! – Зубр сцепил пальцы рук в замок и вперил в Кузьму немигающий взгляд. – Если я отменил Испытание, значит, на то были причины. Ты же ослушался и самовольно покинул убежище. Ладно бы ушел один, это еще можно было бы объяснить стремлением служить обществу, но ты прихватил с собой Павла Шульгина. По закону убежища лицам, не достигшим шестнадцати лет, выход на поверхность строжайше запрещен. Шульгин нарушил закон и должен понести наказание, но, выходит, он не виноват. Ведь если бы ты послушал меня, он тоже остался бы дома. Что скажешь? Разве я не прав?

– Наполовину, – сказал Кузьма, легко выдерживая пронизывающий насквозь взгляд отчима. – Я легко могу это доказать.

Зубр нахмурился и плотно сжал губы. Независимость и смелость, с какой Кузьма разговаривал с ним, с одной стороны, радовала его. Он гордился, что воспитал приемного сына настоящим мужчиной, способным не только принимать решения, но и нести за них ответственность. Но в то же время Зубр испытывал чувство досады и горечи, что Кузьма так ведет себя с ним в присутствии других людей.

– Попробуй, – сердито сказал он. – Но учти, не сможешь убедить меня и уважаемых Советников, наказание за провинность увеличится вдвойне.

Кузьма пропустил мимо ушей смысл и угрожающий тон слов отчима. Пусть говорит что хочет.

– Я не ослушался и не выходил на поверхность самовольно, – сказал юнец, смело глядя на членов Совета. – Неужели вы могли подумать, что