Сети соблазна - Мэри Бэлоу

Она знала, что, выйдя за Джеймса, не найдет счастья. И в то же время она понимала, что только с ним ее ждет хоть какая-то возможность счастья. И едва ей представилась такая возможность, она решила, что не даст ему уйти. У нее не хватило духу позволить ему уйти.

Возможно, думала Мэдлин в течение нескольких месяцев после венчания, она была бы почти счастлива, если бы первый месяц семейной жизни не вселил в нее такие надежды. В тот месяц ей приоткрывался рай – в мгновенных и мучительных проблесках, но этих проблесков хватало, чтобы она погрузилась в глубочайшую угрюмость, едва они исчезли навсегда.

Ничего не осталось. Никакой общности. Ни привязанности. Ни страсти.

За тот первый месяц она успела убедить себя, что телесные наслаждения без всего остального бессмысленны и даже разрушительны для нее как для личности. Но когда эти наслаждения ушли из их супружеской жизни, она испытала черное отчаяние. Конечно, она сама на это напросилась. Она сказала ему, что для нее это всего лишь исполнение долга. Но она не думала, что ее поймают на слове и поймут так буквально.

Это пройдет через несколько ночей, думала она поначалу, а там его злость уляжется. И она отворачивалась от него в эти ночи, когда он кончал, и призывала к терпению свое страдающее и неудовлетворенное тело.

Но дальше все пошло по образцу этих нескольких ночей. С той прогулки по торфянику он ни разу не поцеловал ее, не приласкал, не раздел. Все сводилось теперь к быстрому и безжалостному проникновению в ее лоно, к посеву семени, которое не желало пускать корни.

Мгновения самого черного отчаяния охватывали ее каждый месяц с мучительной регулярностью – особенно мучительной оказалась эта регулярность один раз, когда у нее была четырехдневная задержки. У нее не будет даже ребенка, чтобы утешаться, его ребенка, которого она могла бы любить вместо него самого.

Всякий раз, когда это случалось, она уезжала из дома верхом, бросалась на землю в рыданиях и плакала до тех пор, пока ей не начинало казаться, что грудь ее разорвется надвое. А потом она шла к ручью, умывалась и сидела там до тех пор, пока воздух и вода не исправляли ущерб, причиненный ее лицу слезами. Иногда в конце такого дня она находила возможность сообщить об этом Джеймсу, но она ни за что не позволила бы ему увидеть свое разочарование. Или понять, что она чувствует себя неполноценной. Если у нее никогда не будет ребенка, виновата будет она. Джеймс в состоянии иметь детей.

Когда она впервые увидела в церкви семью Джона Драммонда, ей стало просто дурно. Все они замечательно походили друг на друга – светловолосые, плотные, добродушные, – все, кроме высокого темноволосого старшего мальчика с внимательным взглядом темных глаз. Она ни разу не встретилась с Дорой лицом к лицу, равно как и с Джонатаном Драммондом. Каким-то образом они никогда не оказывались в обществе одновременно. Но было совершенно ясно – некогда эта женщина была хороша собой. Да она и теперь была красива – красотой зрелой матроны.

Когда-то во времена своей юности Джеймс состоял в любовной связи с Дорой Драммонд – или Дорой Бисли, как ее звали тогда, – и бросил ее ждущей ребенка.

Порой Мэдлин казалось, что в живот ей воткнули нож и этот нож то и дело поворачивается там.

Она тайком подружилась с Карлом Бисли. Тайком только в том смысле, что она не рассказывала об этой дружбе Джеймсу. Ничего непристойного в их отношениях не было.

Однажды – это было в один из тех разов, когда она ушла из дома, чтобы выплакаться в одиночестве – Карл нашел ее на берегу ручья. К счастью, первый порыв горя уже миновал, но все равно было очевидно, чем она здесь занималась.

– Здравствуйте, – окликнул ее Карл с другого берега. Он шел пешком и держал в руке ружье. – Не слишком ли холодно сидеть здесь?

Был конец ноября.

– Я не заметила.

Он вгляделся в нее и нахмурился. И пошел вброд через ручей. На нем были сапоги по самые бедра. Собака, которая выскочила, запыхавшись, из-за деревьев, остановилась, глядя на хозяина. Карл опустился на землю рядом с молодой женщиной.

– Что случилось? – спокойно спросил он. Ее охватили стыд и смущение.

– Ах, да ничего, – ответила она, улыбнувшись едва заметной улыбкой. – Вы же знаете, сэр, каковы мы, женщины. Сплошная мнительность.

– Полагаю, леди Бэкворт не такова, – возразил он. – Вы не ушиблись? Не упали с лошади?

Она покачала головой и улыбнулась.

– Ну что же, уже легче, – сказал он. – Мне было бы неприятно, если бы вы растянули или сломали лодыжку как раз перед Рождеством с его балами.

– Ужасная участь, не так ли? – весело отозвалась она. Он снова озабоченно посмотрел на нее.

– Я не стал бы совать нос в ваши дела, коль скоро вы не хотите мне довериться, – сказал он. – Но иногда это помогает – излить свое горе постороннему человеку. Это из-за Бэкворта? Он был с вами недобр?

Она покачала головой:

– Нет.

После некоторого колебания он торопливо погладил ее по руке.

– Но ведь вы несчастливы с ним, верно? – спросил он. Мэдлин напряглась и ничего не ответила.

– Мальчишками мы были друзьями, – продолжал Карл. – Вряд ли он сильно изменился. Он угрюмый человек, но не жестокий. Наверное, жить с ним тяжело, но скорее всего он гораздо больше привязан к вам, чем кажется. Не наговорил ли я лишнего?

Она почувствовала, что расслабляется вопреки собственной воле.

– Расскажите, каким он был, – попросила она. – Я так мало знаю о его детстве.

– Детство у него было нелегкое. Отец у него был очень суровый человек – вы его знали? Он был крайне предан своей религии и тому, что считал богоугодным поведением. Боюсь, что среди соседей Бэкворт считал подходящими знакомствами для себя и для своих детей очень и очень немногих.

– Когда вы подружились с Джеймсом? – спросила она. – Вы и ваша сестра?

Он улыбнулся:

– Полагаю, что ваш муж неохотно говорит о нас обоих, да? – И он принялся рассказывать Мэдлин о том, как они проводили вместе время – он с Джеймсом, а потом и с Дорой, когда Джеймсу удавалось ускользнуть от всевидящего отцовского ока.

Вскоре Мэдлин перестала смущаться, и предательские следы слез на ее лице исчезли задолго до того, как закончился разговор.

– Мне нужно возвращаться, – объявила она наконец, – я не собиралась отсутствовать так долго.

Карл встал и помог ей подняться.

– Можете спокойно возвращаться домой, – сказал он. – Никто не узнает, что вы плакали. Это будет нашей с вами тайной. – И он подмигнул ей.

Получилось так, что они стали встречаться у ручья довольно часто, не договариваясь об этом заранее. Между ними завязались легкие дружеские отношения. С Карлом можно было поговорить, с ним можно было забыть об ужасающем молчании или об ожесточенных ссорах, происходивших дома.