Загадка Катилины - Стивен Сейлор

— «Хюбрис», — сказал я. — Дерзость, граничащая с безумием, высокомерие, переходящее через все рамки. И за эту «хюбрис» наказывает богиня возмездия Немезида.

— Возможно, и так, — продолжил пастух, — но не слыхал я, чтобы какие-то боги спускались на эту гору. Видимо, хозяин на некоторое время понял, что зашел слишком далеко. Он уронил кнут, задрожал. Но затем сжал челюсти, кулаки и попытался сдержаться. Он огляделся по сторонам, осмотрел комнату, прищурив глаза, хотя было очень светло. А потом посмотрел на меня, потому что я случайно оказался рядом. «Прибери-ка здесь, — крикнул он мне, как будто дело шло об обычном мусоре. — Прибери и отнеси то, что от него осталось, к водопаду! Сбрось его с утеса, пусть лежит там с остальными!»

— И ты так и сделал?

— Да, только мы не сбросили его с утеса. Мы принесли его к пруду. Один из старых рабов сказал, что следует раздеть его и обмыть. Потом некоторые принесли молитвы разным богам. Даже у рабов есть боги, хотя мне кажется, что на этой горе никто из них не живет, и уж конечно, не ваша Немезида. Потом мы положили его в расщелину между камнями. Сверху насыпали земли и маленьких камней, а потом ушли. Становилось темно. Никто не хочет оставаться здесь после темноты.

— Бедный Форфекс! — сказал я. — Его оставили среди лемуров, которых он так боялся. И он может войти в их число.

— Вот почему никто и не хотел искать здесь козленка. Всегда ведь боялись старых духов, а теперь к ним прибавился и Форфекс. Как же его лемур сможет успокоиться после такой смерти? Он никогда не сможет отомстить хозяину; у того слишком много власти. Но что касается бедного, несчастного раба… — Голос мальчика перешел в шепот, он испуганно озирался по сторонам, оглядывая мрачные скалы и тени от деревьев. — Он где-то здесь, смотрит на нас.

— Мне кажется, что нет, если лемуры и в самом деле привязаны к смертным останкам. Пойдем, покажешь нам, где вы его оставили.

Мальчик побледнел.

— Пойдем! — повторил я. — Если я прав…

Метон откашлялся.

— Если мой сын прав, то тела там уже нет. Покажи нам, где оно лежало!

Стоило даже поблагодарить Гнея Клавдия за то, что мальчик так беспрекословно повиновался грубому приказанию. Другой раб не сразу бы согласился, его еще стоило бы пару раз ударить и пригрозить, прежде чем он показал бы нам могилу того человека, чей дух, по его мнению, охотится за ним. Молодой же пастух сразу повел нас, хотя его и била крупная дрожь.

— Как раз вон за тем большим камнем, — сказал он дрогнувшим голосом. Он указал нам дорогу, но сам дальше не пошел.

Мы с Метоном прошли мимо него, взобрались на большие сдвинутые камни и посмотрели в расселину.

— Тела нет, — сказал я.

— Нет? — Пастух против своей воли приблизился к нам. Он осматривал пустое место с суеверным ужасом на лице.

— Но это дело рук не богов и не лемуров, — поспешил я заверить его. — Сюда его положили люди и люди же и унесли.

— Тот же, кто и убил его! — заявил Метон.

Я повернулся к нему и нахмурился. У нас еще нет доказательств. И не следует говорить такие вещи о хозяине в присутствии его раба, а то он вскоре всем расскажет о нас.

Метон состроил физиономию мне в ответ… Ведь он оказался прав насчет Форфекса. Чтобы удостовериться, он спросил раба:

— А на руке Форфекса был какой-нибудь опознавательный знак?

— Знак? Ты хочешь сказать — родимое пятно на левой руке?

На лице Метона отразился полнейший триумф.

— Но куда делось тело? — спросил раб.

— Не тебе знать, по крайней мере, сейчас, — сказал я. — Ты и так подвергаешься опасности, рассказав нам о гибели Форфекса. Мне следует отблагодарить тебя, только у меня с собой ничего нет.

— Вам ничего и не нужно давать мне, — сказал пастух. — Хозяин запрещает нам иметь собственные вещи. Тот человек, что просил показать шахту, дал Форфексу несколько монет, но хозяин отобрал их.

— А тот человек, что просил показать шахту, — он возвращался?

Мальчик пожал плечами.

— Я не знаю. Я никогда не видел его. Я пас стадо на той стороне, когда он приходил. — Он прищурил глаза. — Говорят, с ним еще были люди. Это вы?

— Если я и раньше не отвечал на твои вопросы, то тем более мне не следует отвечать сейчас, — сказал я, улыбнувшись. — Чем меньше ты знаешь, тем лучше для тебя. Ты даже должен забыть, что видел нас.

— Как лемуры в дымке тумана.

— Именно так, если хочешь.

— И еще один вопрос, — сказал Метон. — Когда Форфекса положили здесь, что было с его головой?

— Вся избита до неузнаваемости. Я же говорил, _ сказал раб, снова бледнея.

— Да, но она была на плечах?

— Конечно.

— Не отрезана? Ведь если она так пострадала…

— Тело было целым! — запротестовал пастух дрогнувшим голосом.

— Не стоит упорствовать, — сказал я Метону, кладя руку на его плечо. — Скажи, а умирал ли кто еше из пастухов около месяца тому назад? — спросил я, вспомнив о Немо.

Мальчик потряс головой.

— А среди других рабов твоего хозяина?

— Нет. Как-то один из кухонных рабов умер от лихорадки, но это было год тому назад. С тех пор умер один Форфекс.

Мы спустились с камней, прошли мимо разбросанных костей и перешли поток. Молодой пастух продолжил свой путь, а мы с Метоном немного задержались. Неплохое здесь все-таки место для отдыха, хотя так много страшных останков. Неплохое место для вечного успокоения рабов, столь несчастных в жизни, трудящихся под жарким солнцем или в кромешной тьме шахт.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

— Нужно с ним встретиться напрямую, — сказал Метон, когда мы принялись спускаться с горы.

— Согласен.

— Мы уже не сомневаемся, что это тело Форфекса. Мы знаем, что Гней убил его. И нам известно, что он испытывает к нам отнюдь не дружеские чувства. Ведь это он собирался унаследовать поместье Луция Клавдия? Следовательно, он вполне мог подбросить нам тело в колодец, принуждая нас оставить землю.

— В твоей логике есть несколько спорных мест, — сказал я, уклоняясь от загораживающих путь веток.

— Например?

— Почему у Форфекса нет головы?

— Чтобы мы не догадались, что это дело рук Гнея. Он ведь понимал, что, встретившись с ним однажды, мы его узнаем, даже несмотря на ранения. Гней ведет себя как трус, боится собственных поступков. Вот он и отрезал голову, чтобы мы не смогли догадаться о том, кто виноват. Он ведь не рассчитывал, что я вспомню про родимое пятно, ведь так?

— Нет. Но зачем тогда он приказывал сбросить тело с утеса, если хотел впоследствии его использовать?

Я оглянулся. Метон пожал плечами.

— Ему только потом пришла в голову эта идея. Ведь он, очевидно, не хотел убивать Форфекса и не предполагал бросать его тело в наш колодец; убийство не было заранее спланировано. Но раз уж под руки попался мертвец, то можно найти ему применение.

— Пастух не говорил, что были приказания принести тело обратно.

— Пастух ничего не знает и о Катилине. Вне сомнения, у Гнея есть и другие рабы, которым он доверяет.

— А как быть с Немо?

— Возможно, что и это — дело рук Гнея. Он подбросил его труп в конюшню, чтобы запугать нас, но это удалось ему не в полной мере, так что он решил повторить трусливый поступок, только на этот раз более опасный — отравить колодец. Какой презренный человек!

— Но кто этот Немо? Пастух сказал, что до недавних пор смертей у них не случалось.

— Кто знает? Вдруг Гней убил случайного прохожего? Или гостя из Рима?

— Незнакомца? Которого мы не знаем?

— Может, и так.

— Тогда зачем отрубать ему голову? Ведь ты утверждаешь, что Форфексу отрезали голову, чтобы мы его не узнали. Это не лишено смысла. Но зачем Немо-то отрезать голову?

Метон замолчал. Некоторое время я слышал только треск веток, топот наших ног по тропинке и собственное тяжелое дыхание.

— На это у меня нет ответа, — наконец-то признался Метон. — Но при чем тут Немо? Мы знаем, откуда появился Форфекс, и, следовательно, у нас в руках ключ к загадке. Виновен Гней Клавдий. Его нужно наказать. Привлечь к суду за убийство, если есть в мире справедливость. Но ведь нет такого закона против хозяина, убившего собственного раба, не так ли? Можно привлечь его к ответственности за загрязнение нашего колодца.

— Трудно доказать, ведь нет свидетелей.

— Но, папа, ведь это же очевидно!

— Суд потребует улик и доказательств.

— Тогда нужно найти свидетеля. Ведь он не мог загрязнить наш колодец, не привлекая к делу одного из наших рабов? Нужно заставить заговорить этого раба!

— И какими же силами? Я их уже расспрашивал; что из этого вышло — ты видел. Есть хозяева, которые в подобных случаях применяют пытки. Арат мне так и посоветовал.

— Мне кажется, ты не станешь пытать рабов.

— Пытки неизбежны, когда дело касается рабов и закона. Допустим, мы нашли свидетеля среди рабов. Римский суд не признает его показаний, пока они не подтвердятся под пытками. Ты хочешь, чтобы я именно так и поступил, пусть даже с тем, кто предал нас? А что, если кто-то просто был свидетелем и невиновен? Все равно его будут пытать! Неудивительно, что рабы не хотят ни в чем признаваться. Это все равно, что самому добровольно пойти на пытки.