Луковое горе - Дмитрий Анатольевич Кадочников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
‒ Почем нынче топливо? ‒ неугомонный Орлов достал еженедельник и ручку и уже собрался записывать данные.
‒ Пять тонн лука за две тонны дизеля, цена, считай, где-то шесть рублей. Да брали почти по этой же цене, что сделаешь, тут цена всего на пару рублей выше джамбульской. Я же говорил, нужно было на неделю раньше ехать, поймали бы высокие цены, это же товарная биржа.
Турок упёрся тяжелым взглядом тёмных глаз в Лёху, зацокал языком, качая укоризненно головой, дескать, связался с тупым.
‒ Вот такие, брат, дела. Я с Назимом да с казахами за топливом. Утром рано приедем, а вы спите вон в будке, ‒ Онур кинул в руки Орлову ключи.
Егор с Лёхой залезли в смотровую башню, внутри приятное тепло, тихо потрескивая, работал электрообогреватель, посередине стоял огромный стол, вокруг разбросаны стулья, на полу огромной кучей валялись матрасы. На подоконнике стояла старая, облитая жиром и чёрная от сажи двухкомфорочная плитка. Застелив матрасами огромный стол, похожий на теннисный, Егор разлёгся, по-царски распластавшись и заняв его полностью.
‒ Ола! Батя меня не взял, сам сейчас с братом в гостиницу погонит сразу после заправки, а я тут с вами, как последний!.. ‒ вошедший Джавдет нарушил тишину стенаниями, горестно вздохнул, поставил кипятится помятый жизнью чайник.
‒ Чайник забрал у казахов, и вон ещё мешок пряников. Я говорю им: «Вы же, поди, потом в гостиницу и хавать в кафе?» Они молчат, протягивают мне пряники и чайник, дескать, не сломай нашу утварь.
Молодой турок замолчал, устремив тоскливый взгляд на удаляющийся среди одноэтажных домишек МАЗ.
‒ Ты натворил, поди, что? ‒ зевая, спросил Егор.
‒Да конечно, натворил. Увидел, что я косяк курил перед отъездом, вот и затаил обиду. А сам, я видел, покуривает, а мне нельзя, ‒ Джавдет снял кипящий чайник с плиты, бросил прямо в него жменю заварки.
‒ Да как такое может быть, как минимум меня мог бы взять! Я же не меньше Назима спонсор поездки! Ну и гад же этот Онур! ‒ Орлов с силой опустил руку в пакет с пряниками, достал сразу два, сложил их в одно целое, впихнул в рот, сжал челюсти ‒ пряники рассыпались, крошками осыпая пол.
‒ Эй-эй, я ничего не говорил, иначе совсем ничего больше не скажу! Хорошо? ‒ беспокойно забормотал испуганный турок.
‒ Ну мне-то пофигу. Адью, ‒ Егор, громко булькая, запил чаем пятый пряник, устало крякнув, завалился спать, с головой укрывшись полушубком.
Сквозь пелену навалившегося сна он ещё слышал бубнёж Орлова, односложные ответы Джавдета. Под эту монотонную музыку, иногда прерываемую скрипом раскачивающейся на ветру лампочки на входе, Егор провалился в глубокий сон.
‒ Подъём, строимся! ‒ раздался истошный крик, и из открывшейся двери пахнуло свежестью и морозным перегаром.
Под грозный ор и грохот падающих стульев Егор открыл глаза. Светало. В дверь вошёл необычно весёлый Онур и громко доложил:
‒ Итак, мы прибыли, лук отгружен, солярка получена, нужно кормить личный состав и рвать отсюда когти!
‒ И что, всю ночь солярку заправляли и лук грузили? Назим вон, смотрю, с трудом вылез из МАЗа, пянючий, и ты тоже! ‒ обидевшийся Джавдет, быстро одевшись, выскочил в темноту раннего утра.
Онур громко закричал сыну в спину на турецком и вышел вслед за ним. В темноте Егор ещё несколько минут слышал громкие крики на незнакомом наречии, вскоре всё стихло. Водители уже встали, кипятили чай, с упрёком смотря на сытых, только прибывших казахов и пьяных турок. Леха проснулся, молчал, грозно сдвинув брови, расхаживал вдоль грузовиков, собираясь с мыслями.
‒ Эй, вы! Все водилы-чудилы и прочие, кто оставался на месте! Я договорился, в десять часов лук несёте в крытый рынок, место ‒ тридцать, сдаёте, и вам выдают молоко, мясо сырое, сыр и кучу вкусного. Ясно? Это я всё договорился! Пятьдесят сеток лука и все сытые! А я спать! Вы тут солярку делите, то-сё, ремонт. Вечером стартуем! ‒ Онур громко запел песню на турецком, поскользнулся, упал лицом в снег, его подняли казахи, водители с трудом затащили брыкающуюся тушу на руках в кабину.
Столь ранняя побудка, которую всем устроил турок, никого не устраивала, попив чаю, все вяло разбрелись по своим тягачам подремать ещё пару-тройку часов до открытия рынка.
Егор, сидя своём месте в кабине, дремал, уткнувшись головой в стекло, как вдруг стук в дверь разбудил его. Открыв глаза, он увидел, что вся площадь перед фурами была забита людьми и баранами, а чуть поодаль пасся табун лошадей. В дверь стучалась головой корова, привязанная к переднему бамперу. Чертыхаясь и матерясь, проснулись водители.
На дворе стоял яркий безоблачный мартовский день. Пригревало, снег на будке, крышах полуприцепов таял, и первая капель радостно возвещала о тепле и скором лете.
‒ А что, сегодня, похоже, суббота! ‒ воскликнул Геннадий-башкир, открыв дверь и отпихивая от подножки упрямого барана, в попытках выйти.
‒ Конечно, сегодня же рынок, скот торгуют сегодня! ‒ крикнул пожилой казах, пасший с десяток баранов возле соседнего КамАЗа.
Проснулся Онур, весь взлохмаченный, он выскочил из кабины, пинками отогнал мешавших его передвижению коров и закричал:
‒ Быстрее берём мешки и на рынок, ждут уже!
Водители недоумённо посмотрели на турка, в их глазах застыло удивление.
‒ Я не вам. Назим, Джавдет, давай беги на рынок за тележкой!
Назим весь зелёный, испачканный остатками вчерашней трапезы, с трудом стоял, скрестив руки над головой и упершись в борт МАЗа лбом. Джавдет зло смотрел на брата и, молча шевеля губами, передразнивал отца.
‒ Ладно, Лёха, пойдём поможем, нам же тоже, вроде как, жрать охота, ‒ Егор нехотя зевнул, почесал ногой в рабочем кирзовом ботинке другую ногу со страшно зудящей боевой раной.
Втроём зашли на переполненный людьми рынок, тут и там сновала разномастная толпа. Многие одеты очень элегантно, по-европейски: пальто, норковые шубки.
Отвыкшие русские буквально обомлели от такого многообразия окружавших их людей. Вот, казалось, прошло не более трёх недель турецкого плена, а они соскучились по обычным городским людям, их лицам, манере держаться. Вот и тележки: нагрузив полную и впрягшись в неё втроём, партнёры тяжело прикатили её в положенное место.
‒ Яхши, почему мало привёз? Ваш нацмен обещал три таких! ‒ вперёд вышел высокий казах, осмотрел лук, кивком головы приказал
