Вампир Лестат - Энн Райс

Я приблизился, чтобы поцеловать ее, и не встретил с ее стороны сопротивления. Это был любовный поцелуй. Наверное, именно так мы и выглядели со стороны, когда сбегали вниз по лестнице для слуг и мчались по темным ночным улицам: двое любовников с совершенно белыми лицами.

Мы успели забежать в «Опера» и в «Комеди», а когда они закрылись, отправились на бал в Пале-Рояль. Ей доставляло огромное удовольствие сознание того, что смертные видят нас, но не понимают, кто мы такие на самом деле, что они тянутся к нам и нам с такой легкостью удается их обманывать.

Мы посетили несколько церквей и почти тотчас же вновь почувствовали присутствие рядом странных существ, однако вскоре они снова исчезли. Мы взбирались на колокольни и оттуда обозревали свое королевство, а потом шли в переполненные кафе – просто для того, чтобы оказаться рядом со смертными и ощутить их запах, чтобы тайно обменяться загадочными взглядами и тихо посмеяться, уединившись в укромном уголке.

Глядя на поднимающийся от кофейных чашек пар, на плавающие в воздухе колечки табачного дыма, она мысленно уносилась куда-то вдаль и мечтала о своем.

Но больше всего ей нравилось странствовать по темным улицам и дышать заполнявшим их свежим воздухом. Она с удовольствием лазила по ветвям деревьев и высоким крышам домов. Ее удивляло, что я не путешествую по городу, лежа сверху на экипажах или перепрыгивая с крыши на крышу, как делали мы это сейчас.

Вскоре после полуночи мы шли, держась за руки, через пустую рыночную площадь.

Мы опять ощущали присутствие неизвестных существ, но на этот раз ни она, ни я не могли определить, где они находятся, и это меня чрезвычайно озадачивало.

Ее привлекало и удивляло буквально все: уличный мусор и всякого рода отбросы, кошки, охотящиеся за крысами, царящие вокруг странная тишина и спокойствие; ей нравилось сознавать, что даже самые темные и жуткие уголки огромного города не представляют для нас никакой опасности. Именно это, судя по всему, доставляло ей самое большое удовольствие. Она наслаждалась нашей способностью быть на виду у всех и одновременно оставаться невидимыми, скользить незамеченными мимо собиравшихся группками воров и разного рода бандитов и в то же время давать достойный отпор любому, кто окажется настолько глуп, чтобы так или иначе задеть нас.

Я не торопил ее и ни о чем не спрашивал. Я просто с удовольствием следовал за ней, время от времени погружаясь в свои мысли и размышляя о причинах столь странного для меня чувства удовлетворенности.

Именно поэтому, наверное, появившийся среди темных рыночных рядов стройный юноша верхом на коне показался мне неким странным видением – посланником мира живых в мире мертвых. Его темные глаза и волосы, задумчивое и вместе с тем совершенно невинное выражение лица заставили меня вспомнить о Никола. Ему не следовало появляться одному на рыночной площади. Но он был даже моложе Ники и, конечно же, неопытен и глуп.

Однако до какой степени он оказался глуп, я понял лишь тогда, когда Габриэль, словно розовая пантера, бросилась вперед и без единого звука стащила его с лошади.

Я не мог прийти в себя от потрясения. Невинность жертвы ее совершенно не волновала. Она понятия не имела о муках совести. Но ведь и сам я совсем недавно преступил законы морали – разве есть у меня теперь право судить ее? И все же та легкость, с которой Габриэль убила молодого человека, свернув ему шею, когда увидела, что, после того как она выпила его кровь, он все еще жив, вызвала во мне гнев. Хотя, должен признаться, она делала все настолько изящно и грациозно, что мне доставляло удовольствие наблюдать за ее действиями.

Она была гораздо более хладнокровной, чем я, и получалось у нее все гораздо лучше. Магнус велел мне быть безжалостным. Неужели он тем самым хотел сказать, что мы должны убивать даже тогда, когда в этом нет нужды?

В следующую минуту я понял причину ее поступка. Сорвав с себя корсет и юбку из розового бархата, она переоделась в платье убитого юноши. Именно из-за костюма она убила его.

Должен признаться, что в его одежде она превратилась в настоящего мальчика.

Она надела на себя кремового цвета шелковые чулки, алые панталоны, отделанную кружевами рубашку, желтый жилет и поверх всего алый сюртук. Она даже вытащила из его волос алую ленту.

Выглядела она потрясающе, и все же в душе у меня поднимался странный протест против ее обаяния. Новый костюм плотно облегал ее фигуру, а рассыпавшиеся по плечам волосы придавали ей вид настоящей львицы и мало походили теперь на женские локоны, какими были совсем недавно. У меня вдруг возникло такое сильное желание разрушить этот ее новый образ, что я невольно закрыл глаза.

Я вновь вспомнил все, что мы с ней видели и совершили вместе, и, когда снова открыл глаза, голова у меня шла кругом. Я был не в силах находиться рядом с мертвым мальчиком.

Она связала волосы алой лентой, оставив локоны свободно спадать вниз по спине. Прикрыв мертвое тело обрывками розового бархата, она подняла шпагу и прицепила к своему поясу, потом вытащила ее из ножен, чтобы полюбоваться, сунула обратно и подняла с земли кремового цвета плащ.

– А теперь вперед, дорогой, – сказала она и поцеловала меня.

Я не мог сдвинуться с места. Мне хотелось лишь одного: вернуться в башню и оставаться там рядом с Габриэль. Она обернулась и потянула меня за руку, а потом бегом бросилась вперед.

Она наслаждалась свободой и легкостью движений, а я уже начинал задыхаться и с трудом поспевал за ней.

Ни со мной, ни тем более с кем-нибудь из смертных никогда не случалось чего-либо подобного. Она почти летела. Видя, как она несется сквозь нагромождение рыночных рядов, не обращая никакого внимания на кучи хлама и мусора, я едва не потерял равновесие и вынужден был остановиться.

Она вернулась и поцеловала меня.

– Ведь у меня нет больше причин одеваться, как раньше, и не иначе. Разве я не права? – спросила она таким тоном, как будто разговаривала с маленьким ребенком.

– Нет… конечно нет, – ответил я и подумал, что, может, оно и к лучшему, что она теперь не имеет возможности читать мои мысли. Я был не в силах оторвать взгляд от прекрасной формы ее ног, туго обтянутых кремовыми шелковыми чулками, от чуть приподнятого на груди сюртука. Лицо ее пылало.

Как вы знаете, в те времена нам не позволялось видеть открытые женские ножки, а уж тем более бедра и живот под плотно облегающими бриджами.

Но ведь теперь она не обыкновенная женщина. Как и я не обычный мужчина. При одной мысли об этом у меня на мгновение кровь застыла от ужаса.

– Пойдем же! Я хочу снова прогуляться по крышам! – нетерпеливо воскликнула она. – Хочу отправиться на бульвар Тамплиеров. Мне не терпится увидеть театр, который ты купил и который после закрыл. Ты покажешь мне его?