Родник Олафа - Олег Николаевич Ермаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Оттуды и льется Днепр. Такожде и Волга, Двина. Из самого нутра Оковского леса.
Мальчик взглянул на него.
– Есть один колодезь, студенец ради тых рек. Из него оны изливаютца: Волга – на восход, Днепр на полдень, Двина на вечер. – Дед вздохнул. – Вот куды бы и нам взойти…
Снизу послышались голоса, ржание лошадиное. Застучали топоры. И скоро появились два мужика с охапками хвороста, и Хорт с ними. Они натаскали целую кучу дров. Потом принесли три тележных старых колеса, обмазанных смолой, положили неподалеку от кострища. Мужики задержали взгляды на мальчике в чистой одёже, перемолвились с Хортом и ушли. Они, оказывается, привезли и нарядные рушники, корчаги с чем-то. Мухояр с Хортом принялись развешивать те рушники, расшитые алыми нитями, по соснам вокруг капища. И они колыхались под ветерком, слепя белизною и яркими рисунками. Мальчик смотрел на все завороженно.
Мужики срубили какую-то вежу не вежу, посреди поставили бревнышко сухое, под него приладили бревно тоже сухое с лункой и в нее и вставили то вертикальное бревнышко да привязали к нему веревку, к верхнему концу, и с двух сторон испытали, крутится ли бревнышко в лунке. Еще кое-что подделали и ушли.
Уже после полудня вблизи раздались и девичьи голоса. И на гору взошли нарядные девицы с охапками цветов. Только что внизу они смеялись и живо перекликались, а тут враз замолчали и принялись споро вязать венки и развешивать их вокруг. Высокая белолицая девушка с черными косами приблизилась к Сычонку и травину обвела вкруг его головы, а потом быстро наплела венок и надела на мальчика. Он было отклонился, но та прошептала:
– Так надобно.
И он подставил голову. Девушка нежно провела ладонями по его щекам и отошла прочь, к подругам.
– На малеванье принесли? – вопросил Мухояр.
И та же девушка вынула из мешочка деревянные чары. Мухояр заглянул в них, даже понюхал, одобрительно кивнул.
– А ядь? – спросил Мухояр.
И они достали из другого мешка хлеб, яйца, сало, лук и все сложили в сторонке на рушнике.
Мухояр похвалил их и отпустил. Нехотя они покидали это нарядное и необычное место. Внизу снова заговорили… Голоса их удалялись…
Мухояр позвал мальчика к рушнику. Подошел и Хорт. Они сели на траву вокруг и стали есть.
– Про смольнян и не слыхати? – вопросил Мухояр, очищая потрескавшимися толстыми пальцами с въевшейся в них сажей яйцо.
– Ни, – ответил Хорт.
– Думашь, запамятовали? – снова молвил Мухояр, глядя из-под седых бровей.
– Придут, – согласился Хорт. – А не пройдут.
– Не враз, да пройдут, – сказал Мухояр, соля яйцо. – Зане[296] злы на тобе за утёк. И воля ихняя такова. Женуть[297] будут, покуда не истрошати[298] последнего перунника да родовца.
Серо-зеленоватые глаза Хорта были упрямы.
– То неведомо ишшо.
Мухояр повел рукою, указывая в ту даль, о коей толковал уже Сычонку.
– Вона откудова реки-то бегут: Днепр, Волга да Двина…
Хорт вопросительно взглянул на деда с тяжелой литой бородой, на его округлый короткий нос в седых, почти незаметных волосинках, ничего не ответил, ждал, что он еще скажет. Дед хрустнул едким луком и не поморщился даже. Зубы у него еще были.
– Та – на утро, та – на вечер, а этот – на полдень. Всю нашу землю обнимают, – снова послышался надтреснутый голос деда Мухояра. – А из единого студенца. – Он обернулся к Хорту. – Ведомо тобе тое?
Хорт узко посмотрел на деда и кивнул.
– Отец сказывал.
– И про Око-студенец?
– Ни, – отозвался Хорт, ломая хлеб и высыпая крошки в рот. – Не сказывал.
– Лежит Око-студенец, оттого и лес прозывается Оковский, – рек старик.
Он помолчал и вдруг сказал твердо:
– Туды и надобно итить.
Хорт не спускал с деда глаз.
– Чья речь, того и земля, – молвил дед Улей Мухояр, отрезая сала и отправляя его в рот.
Хорт молчал.
– Оны в Смоленску да в Кыёве сидять, – говорил дед. – Другие по Волге. Иные на Двине, в том Полоцке. Из тых рек и черпают. Снизу та вера поднялася, из Кыёва. Там оны реки и заговаривают, чаруют своими хрестами. А надобно в лес Оковский пойдить и налести[299] той студенец Око. И там наговор сотворить. На вси реки, и на ту, коя к утру бежит, и на ту, коя к полдню, и на ту, коя к вечеру. Чуешь, Хорт?
Хорт повел плечами.
– Чуешь? – не отставал Мухояр.
– Да скоко их в Оковском лесу-то, тых студенцов да криниц, колодезей… Почто уразуметь, якой студенец Око?
И тут Мухояр ткнул толстым растрескавшимся пальцем в сторону мальчика.
– А малый и укажет.
Хорт быстро взглянул на Мухояра, потом на мальчика.
Дед убежденно кивнул.
– Ён, ён. Спроста, што ль, тобе вызволил?.. На ём есть благо. Волхованный малый.
Глаза Хорта мерцали, кожа на скулах натягивалась, желвы играли под бородой.
– Чудное баишь, – наконец молвил он. – Яко малец тый студенец спознает?
– А изопьет и забаит, и вся недолга.
Хорт невольно усмехнулся.
– Казание[300] твоё, Улей, зело глумно! Забобоны![301]
Мухояр стрясал с бороды хлебные крошки, глядел из-под верхних век на Хорта, на мальчика.
– Забобона и есть тута сидети и ждати дедовского наряда[302], и как раз буде наряд хрестьянский. У смольнян – сила. И сила та – речь. Сказывали немыкарские, што им поп баил. И тое им по сердцу пришлося.
У Хорта вздулась жила на шее, он смотрел прямо перед собою, узил глаза. Мухояр Улей возвел глаза выше и наблюдал лёт орлов. Те, не уставая, все кружили.
– Ни, – выдохнул наконец Хорт, – то всё сговоренное у нас. Перун жедати жертву, коли малец не забаил. Ведь на то и окунали во студенец, дабы испытати. А то бы ён и пропел тада во славу Перуну на горе, во славу Перуну, отверзшему уста. Да и вся недолга. И то бысть бы чудо… И можа ишшо и пропоет…
Он остро глянул на мальчика и протянул ему фляжку из кожи.
– Испей, Василёк, – молвил сурово.
И мальчик глотнул горьковатого отвару.
Дед посидел еще, глядя на дальние леса, потом встал и взялся за деревянные чары. Из сухой травы он смастерил кисть и потом подошел к висящему на сосне колесу, снял его и принялся раскрашивать со всех сторон в красный и желтый цвета, окуная кисть в чары с красками.
Сычонок знал, что такие-то колеса тележные вешают на дома, овины, амбары, чтобы уберечься от пожаров, кои запаливаются молниями. Их называют громовниками. А те, что смолой обмазаны, будут зажигать и скатывать с горы.
Мальчик снова почувствовал, как глаза его влажнеют, а потом и загораются, то ли от красок Мухояра, то ли от солнца, то ли от травяного отвара, что дает ему Хорт. И ему кажется, что он давно здесь живет и все ведает. Будто вернулся на какую-то свою позабытую отчину. Будто давным-давно жил здесь и не раз поднимался на эту гору
