Ларец соблазнов Хамиды - Шахразада

Девушка бросилась к нему:

– Муж мой, свет моих дней, что с тобой?

– Свободен… – угадала Хамида в его едва слышном шепоте.

– Твой муж, недостойная?!

Тот же самый голос, сейчас клокочущий гневом, вновь раздался в комнате. Второй ее муж, в отличие от первого, одетый в синий парадный плащ звездочета, взирал на нее с непонятным ей укором.

– Муж мой… Свет моих дней…

Хамида скорее прошелестела, чем прошептала те же слова. И упала без чувств между телом своего любимого мужа и у ног своего любимого мужа, грозно возвышающегося посреди дальней комнаты женских покоев.

Руас растерялся. Ибо он мог ожидать всего… Кроме того, чему стал свидетелем. Салим, давний слуга, мог раскрыть Хамиде тайну ларца. Она сама, по глупости того же Салима, могла до него добраться. Но появление брата… Нет, к такому Руас был не готов.

Хотя в самом дальнем уголке разума затеплилась искра радости: Хамида, сотворившая столь невероятные беды, ничего о них не ведала. Более того, она, похоже, была свято убеждена, что он сам позволил ей открыть страшный ларец. Иначе отчего бы тогда назвала презренного Асура своим супругом?

– А она умница, твоя жена, – послышалось снизу.

Асур пошевелился. Поднял руки к лицу, недоверчиво глядя на ладони. Пошевелил пальцами, сжал, а потом разжал кулаки. Осторожно сел, повел плечами. Оперся на руку и наконец поднялся.

– Ну здравствуй, брат!

К удивлению Руаса, в словах Асура не было ни гнева, ни боли. Легкая усмешка – та же, что и играла на его губах.

– Здравствуй и ты, брат мой! – с поклоном ответил Руас, удивляясь, отчего в его душе царит такая радость.

Мужчины взглянули друг на друга, чуть настороженно, оценивающе. Должно быть, они пытались понять, что будет, если они раскроют друг другу объятия. Быть может, ничего бы ужасного не случилось. Быть может, случилось бы нечто поистине катастрофическое. Но… В этот миг напряженного молчания послышался судорожный вздох.

– Хамида, девочка моя, – упал на колени Руас.

– Хамида, красавица, – с другой стороны опустился Асур.

Девушка, не открывая глаз, оперлась на руку мужа.

– Мне снился страшный сон… Мне приснился ты в двух обличиях… И оба вы, двое одинаковых разных, двумя одинаковыми голосами твердили мне о неземной любви…

– Бедная моя девочка, – прошептал Руас.

– День мой был так прекрасен, так… удивительно богат тобой, твоим вниманием, твоим голосом, твоими поучительными историями… А вечер оказался столь ужасен… Я боюсь открыть глаза!..

– Крошка моя, это просто усталость. Я провожу тебя на ложе, ты уснешь, а утром… Утром все будет хорошо. Как бывало прежде. Верь мне.

– Я верю… Верю тебе, мой родной…

Руас бережно поднял девушку и на руках донес до опочивальни. Асур же не двинулся с места – то, ради чего он бестелесной сущностью провел взаперти тысячи лет, было еще впереди. Следовало подготовиться и терпеливо ждать.

Хотя куда больше ему хотелось оказаться на месте своего брата – поднять на руки девушку, бережно донести ее до ложа, присесть рядом. С любовью вглядываться в осунувшееся личико и ждать мига, когда прекрасные глаза любимой вновь засияют обожанием.

Руас вернулся. Конечно, вернулся другим. Вернее, тем же, кем был в далекие дни до страшного мига ссоры.

– Твоих рук дело, братец?

– О чем ты, Руас? – Асур пожал плечами. Вполне искренне пожал, ибо он и пальцем не шевельнул для своего спасения.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я. Но сначала скажи мне, как тебе удалось заставить ее вынести ларец из скалы.

– Увы, я никого ни к чему не принуждал. А уж о ларце и вовсе не знал. Пока сидел там, в толще скалы. Благодари собственную ослиную глупость – ведь это же тебе пришло в голову поставить ларец рядом с моим узилищем! Не хватило мозгов спрятать подальше?

Руас кивнул – вот уж воистину, мозгов не хватило. Но ему и в голову не могло прийти, что появится в его жизни женщина, которая не только полезет в кладовые, но и начнет ломать стены.

– А раз так, то, приятель, не перекладывай вину на чужие плечи, – продолжал Асур. – Благодари самого себя…

– С собой я уж разберусь, поверь. Но ты же заставил ее раскрыть ларец! Подло, низко, прикидываясь мной…

Асур усмехнулся.

– Нет, мой глупенький братец. Я никем не прикидывался. Твоя жена умница, ее чутью может позавидовать добрая сотня магов… Но при этом она молоденькая легковерная дурочка – и сама вбила в собственную голову, что это ты оставил ей свой голос, уходя на службу. Я просто не пытался ее разубедить…

– Бедная крошка. Она так тосковала в одиночестве. Это все из-за моей глупости!..

– Вот тут ты прав, брат! Прав. И сам благодари себя за то, что произошло.

Руас склонил голову. Асур во многом прав. Да, его вина в том, что он не спрятал ларец в ином месте. Его вина в том, что не уделял жене положенного внимания. Но не его вина в том, что мир наводнили грехи и соблазны, что искусы, столь долго томившиеся под обсидиановой крышкой, вылетели на свободу, мгновенно заполонив сердца.

– Но ты же видел, глупец! Ты же прекрасно видел, что выпускаешь наружу смертные грехи!..

– Нет, брат мой. Я ничего не выпускал. Хотя, конечно, видел, что в мир вернулись зависть и гнев, что сладострастие и похоть вновь стали царить в разуме слабых…

– Так почему ты не остановил Хамиду? Она же просто глупенькая девочка!

– Я хотел вернуться в мир, стать самим собой… – Асур пожал плечами.

Он терялся в догадках, отчего брат медлит, почему не изрыгает заклинания, дабы вернуть его в толщу каменных скал. Почему, подобно человеку, лишь пытается доискаться до истины. Хотя она и так лежит на виду.

Руас же, и в самом деле пытаясь доискаться до истины, напрочь забыл о том, что он маг и сын великого мага. Что не саблей, а словом некогда победил он своего брата. Более того, сейчас он даже не мог понять, что вызвало тогда его столь страшный гнев, что заставило поднять руку на Асура.

Увы, предусмотреть все не может даже наставник всех магов, как не удалось это и отцу Руаса и Асура, могущественному Варди ар-Раксу. Хотя все оказалось более чем просто. Колдовское сражение вызвали вполне человеческие, простые чувства, те самые грехи, которые потом нашли свой приют под каменной тайной семи колец. Зависть и ревность – вот что двигало Руасом тогда. Ревность и память о сладости греховных ласк – вот что заставило Асура насмехаться над братом.

Долгие же столетия стерли горечь этой ревности, заставили совсем иными глазами взглянуть на предмет этой зависти. Да и на самого себя. Более того, новый Руас, что предстал сейчас перед братом, был любим. И любил сам. А ведь известно, что нет человека более уязвимого и в то же время более сильного и свободного, чем человек любящий.