Прорыв «попаданцев». «Кадры решают всё!» - Александр Конторович

А потом лет примерно за десять до революции там объявился тот самый Джованни Аретини. Вроде как заделавшийся главой маргинальной общины. Ну и — как ни странно — в особняке сделалось тихо. То есть — бомжи и шпана там продолжали тусоваться, но местным они досаждать перестали. А местные почему-то не стали выяснять, что в заброшенной усадьбе делается. Такое вот общественное соглашение произошло. Ага… Ребята-разведчики по моему распоряжению специально не углублялись в этот вопрос, чтобы не вызвать к себе подозрения. Но ситуация выгладит знакомо: столько времени сидят бандюки посреди города, чего-то там делают, кто-то к ним постоянно приезжает-уезжает (ну не один я додумался до фургона-то) — и никто из окружающих ничего не знает и не слышал. Включая и полицию якобы… Идиллия!

В общем, мы к ней: «Здрасьте, здравствуйте!», а Сарка игнорирует — не желает с нами говорить! О! Вспомнил: в ресторан они зашли. Потому что Рабиновичу выпить захотелось! Ну, по такому случаю мы решили смыться, значит, — а Сарке за такое отомстить…

Тьфу! Вот же привязалось! И Розенбаума-то я не шибко обожаю — а вот выскочило и вертится. Хоть ты тресни!.. Но, хвала аллаху, мы уже, кажется, пришли. Черная громада, еще более темная, чем окружающая ночь, закрыла небо впереди. И сигнальных огоньков не видно. Значит, мы под стеной особняка… Бац — и точно! «Это Зинзиля головой ударился…» Цитата. В смысле — это я в цоколь врезался. Не сильно. Но ощутимо. В самый раз, чтоб остановиться. И заодно Мюрата с Жюно остановить. Так. Теперь — второй тур марлезонского балета…

Вдоль стеночки смещаемся к углу здания. Место это было высмотрено заранее — кладка там выветрилась максимально удобно для нашего темного дела. Или светлого?.. А, да не один ли хрен!.. Нормальные герои всегда идут во тьме! Тьфу! Опять!.. Переобуваемся, вытаскиваем веревку, крючья — вешаем все это на меня… А на кого еще? Я самый маленький из всех. И только не говорите мне, что корсиканец не может уметь лазить по скалам! Не то я с вас буду смеяться… Это значит, что вы у нас на Колыме… — тьфу ты, опять! — у нас на Корсике не были! Так что милости просим, если что!.. Чего это вы кашляете? Подавились? Ну ничего — дело житейское!.. Пусть только Володька обязательно обратно усы отрастит. А уж мы к вам завсегда со всею душой!.. В темно-синем лесу. Где трепещут осины. Где с дубов-колдунов чьи-то тени встают…

Мля! Да хватит уже!! Пошел на стену!

Все-таки я перемудрил с планом действий…

Впрочем, ничего удивительного: у страха глаза велики. Я-то рассчитывал, что иметь дело придется со знакомой мне по будущему времени мафией, а тут оказалась такая же простота, как и все остальное.

Эти мерзюки спали как малые дети. Нисколько не заботясь о своей безопасности. Ну так чего им было бояться? Местные к ним не лезут, с другими, как это в наше время выражались, «организованными преступными группировками» давно все поделено, а от случайных посетителей гарантирует прочная входная дверь. То, что враги (которым, как уже сказано, неоткуда было взяться вообще) могут проникнуть в дом сверху, никому даже в голову не приходило. Так что все предосторожности, с которыми мы карабкались на крышу, пробирались по чердаку, открывали люк с чердака в коридор, а потом на цыпочках крались по коридору вдоль стен, пропали втуне — третий этаж вообще пустовал. Что, в общем, объяснялось просто — ветхостью строения: верхний этаж банально затапливало дождями. А починить его у нынешних обитателей то ли руки не доходили, то ли имелись какие-то особые резоны.

А на втором этаже обитал только сам сеньор Аретини. По-господски, ага… Вся остальная шайка-лейка квартировала на первом и выше без разрешения не поднималась. Детей же и прочее свое имущество мазурики держали в подвалах, которые тут были весьма глубокие и обширные — наследие прежнего владельца, явно строившегося с размахом. Подвалы эти даже имели выход в парижские катакомбы. И именно через них умудрились сбежать Анри с сестрой. Смелые ребята… Я поначалу даже прикидывал воспользоваться этим путем для проникновения в особняк. Да потом передумал: и проводника по катакомбам у нас не было, да и сам вход этот тоже надежно запирался — все ж обитатели дома были злодеи, а не дураки…

Но как бы то ни было, а весь этот расклад был нам только на руку. Во всяком случае, открывая замок на двери в спальню месье Аретини, можно было не слишком опасаться, что из соседней двери кто-нибудь выползет в коридор. Да и если клиент шумнуть успеет, тоже не так страшно.

Но клиент не успел. Главный мафиози почивал на помпезной кровати с балдахином, не иначе как оставшейся от прежней обстановки, и наших вкрадчивых шагов не услышал. (В замок и дверные петли я щедро налил масла перед тем, как их открывать.) Поэтому тяжелая рука, зажавшая ему рот и ухватившая за плечо (Ага: «Тяжелая рука легла на плечо и сказала…» Цитата), оказалась для бедолаги полной неожиданностью.

— Не надо кричать, Аретини, — тихо посоветовал я, светя хозяину в лицо потайным фонарем.

Месье Аретини, моргая и жмурясь, мычанием и телодвижениями выразил явное согласие. К чему его, несомненно, склонило лезвие кинжала, отблескивающее перед глазами. По моему знаку Мюрат убрал руку с его рта.

— Сколько? — сипло выдавил глава шайки.

Чем немало меня озадачил. Я только весьма отдаленно, по каким-то интонациям сообразил, о чем он. По счастью, сообразил быстро:

— Много, Аретини… Много!

— Деньги в шкафу. Возьмите все!

Что интересно — испугом от него и не пахло. Да, раньше люди были крепче… Но и я уже взял поправку на свое о нем представление.

— Спасибо, возьмем, — заверил я хозяина. И без паузы продолжил: — Только нам нужны еще ключи от «детской»…

Вот тут его проняло. Но не до конца. Он явно принимал нас отнюдь не за благородных мстителей парижских предместий. Похоже, у них тут какие-то свои внутренние разборки и зря я опять же решил, что им нечего опасаться. Стоило это обстоятельство учесть. Между тем жертва нашего наезда, сглотнув и проморгавшись, вгляделась в мою обтянутую капюшоном голову опять же без особого страха и поинтересовалась:

— Зачем вам?

Я резко прижал кинжал лезвием к его переносице. Левой рукой не забыв зажать шибко говорливый рот.

— Ключи! От «детской»! — Подождав, пока кровь из пореза стечет в глазницы, я убрал руки и повторил: — Где?

— Там же… В шкафу…

Вот теперь голос стал иным. А то сеньор явно считал сперва, что игра идет по другим правилам. Но слабость эта оказалась короткой… Сверкнув глазами, Аретини злобно выпалил:

— Только в «детской» никого нет! Вы опоздали!

Мюрат его чуть не удавил. Мне с трудом удалось его унять — так сильно Иоахим зажал клиенту рот.

— Ключи от шкафа, — не станет же он держать деньги в незапираемом шкафу, верно? Да и ключи от подвалов тоже…

— У меня… На шее… — опять сипло (еще бы) выдавил выходец из солнечной Италии.

Я быстро отыскал у него за воротом ночной рубашки шнурок с небольшим фигурным ключиком. Отдал его Жюно и кивнул на вышеозначенный шкаф: огромное бюро резного дерева — тоже явно из старого еще комплекта мебели. Вряд ли хозяин хранил деньги в шифоньере… Повернувшись к Аретини, спросил:

— А где же дети?

— Где и всегда. Отправились с покупателем. А новую партию еще не наловили. Так что лучше вам было прийти попозже, господа… — Этот мерзавец даже позволил себе ухмыльнуться. Да, раньше люди были… Впрочем, я об этом уже говорил. Но вот ухмыляться ему не следовало бы…

— Тогда вам придется кое-что рассказать нам взамен. Дорогой синьор Аретини… — окончание я произнес по-корсикански. Для пущего эффекта.

— Бу-ургундия! Нормандия! Шампань или Прованс… И в ваших жилах тоже есть огонь!.. Но — умнице фортуне, ей-богу, не до вас! Па-ака на белом свете… Пока на белом свете… Пока на белом свете… Есть Гасконь!

Пока на белом свете…Пока на белом свете…Пока на белом свете…Есть Гасконь!

Это мы поем.

А чего не петь, как известно, когда уют? И чего не пить, когда дают… И не накладно… Ну вот и мы выпили. Теперь песни поем. Хором. Потому как выпито уже столько, что языковый барьер не помеха.

И это хорошо. Потому что на два языка сразу меня уже не хватит. А настроение поганое у народа развеять надо. Вот я и развеиваю. В данный конкретный момент — персонально Мюрата. Это для него про Гасконь. А вы что думали — перерезать два десятка спящих шибко просто? Сами попробуйте… Особенно если это в первый раз. И никакой тут разницы между мной и Мюратом с Жюно и Наполеоном нет. Пусть даже ни малейшего сожаления к этим ублюдкам ни у кого и не возникло. Я вообще под конец выблевал все, что в желудке имелось, — не удержался. Тем более трое из двадцати бабами были… Ну не воюют здесь так. Не умеют. Отправлять пятилетних детей на гильотину десятками за раз — это пожалуйста. Расстрелять толпу пленных без суда и следствия — тоже без проблем. А вот чтоб втихую вырезать спящих врагов — это извините. Не комильфо… Только вандейские крестьяне на такое способны… Самое смешное, что оба моих подельника — что Жюно, что Мюрат — практически так мне и высказали, когда все уже закончилось. В глаза, так сказать. Благородные люди… Хорошо хоть сразу не отказались…