Угарит - Андрей Десницкий

Размышления об историософии… или хронотехнологии… или нелинейной истории, как называл это Ахиэзер, настолько захватили меня, что я и не заметил, как мы подъехали к Хамату, небольшому городку на берегу Галилейского озера, где нам и предстояло заночевать.

– Ну а технически, технически-то как это получается у вас? – спросил я, наконец, – вы можете сами пробивать эти туннели во времени?

– Очень сложная, не до конца отработанная технология, – вздохнул он, – связана с риском. Мой дайв – лишь шестнадцать по счету… от первых пятнадцать три были фэйлами. То есть без всплытия. Двадцать процентов.

– Но как, как это работает?!

– Веня, ты мог бы объяснить своему далекому предку, как работает… ну, не знаю… у вас там уже были дигитал-плейеры?

– Были…

– Ты и сам не очень понимаешь технологию на уровне инженеринга, верно? Закачиваешь файл, включаешь, слушаешь. Так и тут. Я точно скажу только одно: очень, очень много энергии. Это тебе не старенькая адронная установка, тут расход совсем другой… Часто не получится. Существует квота. Вероятно, мне придется всплывать самому, и потом выяснять, можно ли вытащить вас. И на рескью опять погружаться. И это связано с риском. Никто не знает, где теперь те трое.

– И мы можем вынырнуть не по той линии? – переспросил я.

– Всё может быть, – пожал он плечами, слезая со своего ослика и резко меняя тему, – надо насыпать им ячменя, ишаки устали.

Он ласково потрепал ослика по морде, и мне стало понятно, что надеяться на чудеса будущих технологий и на избавление из будущего нам с Юлькой стоит куда меньше, чем вот этому вот ослу – на сытный ужин.

Вокруг нашего каравана уже собирался неширокий круг местных жителей. У самой морды моего смирного ослика встали двое детей лет семи-восьми. Я было подумал, что они хотят погладить и покормить длинноухого – но кто в нашем мире станет гладить троллейбус, удивляться вагону метро? Так и они не обратили на мой транспорт никакого внимания.

– Мир тебе, – вежливо поздоровался со мной мальчишка, а девочка скромно потупила глаза.

– И вам мир, – улыбнулся я.

– Ты идешь очень издалека? – спросил мальчик.

– Очень.

– Очень-очень?

– Ну да.

Девочка несмело подняла глазки и спросила:

– А драконы правда водятся в великом море? Или только так говорят?

– Я не видел, – усмехнулся я.

– Ты идешь из очень-очень далека и не видел ни одного дракона? – разочарованно переспросил мальчик, – ну может быть, какое-нибудь другое чудище?

– Я видел только людей, – ответил я, – хотя некоторые из них были похожи на чудищ.

– Да ну! – восхитились дети, – а сколько у них было ног? А голов? Рога были? Если есть рога или крылья – значит, это божество или демон. Это рассудительно пояснял сестренке мальчик, а она только отмахивалась от него, мол, сама знаю.

– А вот смотрите, что у меня есть, – ответил я.

Не знаю даже, каким чудом завалялась у меня эта обертка от шоколадки, как не отобрали ее мои кратковременные рабовладельцы, как сам не обронил ее во всех этих погонях, побоищах и заплывах… но факт остается фактом: кусок бумаги с изображением Бабаевской фабрики и куском надписи был со мной. Последний кусочек из двадцать первого века… Даже не целая обертка, а обрывок, и давно уже без шоколада внутри.

Дети ахнули. Чудо чудное, диво дивное! Золотой дворец и волшебные письмена, таинственные заклинания из мира крылатых людей и морских чудовищ…

– В этом дворце живет царь Тира, да? – переспросила девочка, затаив дыхание.

– Вот и не Тира! – перебил ее мальчик, – в этом дворце живет царь Давид в Евусе! Он был ужасно горд, что знал такие вещи.

– И его охраняют драконы! – подхватила девочка.

– И с ним там беседует Господь Небес, Бог Давида! – продолжил мальчик.

– Ага, спускается прямо в этот дворец на облаке!

– На крылатых керувах и огнедышащих серафах!

– И кто увидит Его, непременно умрет!

– Уххх тыы!

Дети, визжа от восторга и не веря своему счастью, потащили свое сокровище в укромное место. Так и мы в школе прятали фантики от импортных жвачек, а потом, в более зрелом возрасте – другие заграничные бумажки зеленого цвета с портретами президентов… Но счастье этих малышей было беспримесным и бескорыстным, куда больше нашего. Вот и вышло, что я подарил им сказку. Веру и надежду. А любовь пусть сами найдут, когда немного подрастут.

48

Чав-чав-чав… чпок-чпок-чпок… И так день за днем, с утра до верчера, мерное чавканье осликов по раскисшей от дождей земле, время от времени глухое чпоканье о землю орешков, которыми наш караван щедро унавоживал местные дороги. Один и тот же монотонный пейзаж, одни и те же наводящие тоску Венькины разговоры с Ахиэзером. Нет, ну правда, я не понимаю, как можно так долго обсуждать одно и то же… Благо бы еще сюжет разговора хоть как-то относился к нам самим и нашему будущему после возвращения… Впрочем, состоится ли оно? Нет, оно будет, не может не быть, о другом и думать нельзя, – обрывала я себя, когда мысли уползали куда-то в совсем уж нехорошую сторону.

Мы обязаны выбраться из этого доисторического захолустья, неважно как, но должны. И так уже этот пикник что-то слишком затянулся, пора и честь знать. Околевать в этом вонючем доисторичестве я отказывалась наотрез. А запахи, что и говорить, царили весьма ядреные. Караван который день брел от селения к селению, и на ночлегах можно было в лучшем случае лицо ополоснуть, о бане речь и не шла. А она давно уже была необходима всем вокруг, включая нас с Венькой. Вьючная живность воздуха, прямо скажем, тоже не озонировала, одежду постирать не было ни малейшей возможности, и все эти обстоятельства повергали меня во все более мрачное настроение.

Венька к бытовым неудобствам относился легче, понятное дело, мужчина, да еще с армейской выучкой, эти ко всему легко приноравливаются. А я каждое утро с возрастающим отвращением облачалась в хламиду, которую в трех щелоках мой – не ототрешь, взгромождалась на меланхоличного ослика, натершего почти до крови все мои чувствительные нежные места, и погружалась в полудрему – полузадумчивость под мерное журчание мужской беседы.

Нет, конечно, говорил Ахиэзер вещи интересные, но к нам они все имели отношение самое малое, поэтому я со спокойной совестью пропускала половину его слов мимо ушей. Зато вот встречу его с каким-то мрачным подозрительным дядькой, осторожно тронувшим Ахиэзера за плечо, когда тот отдыхал после вечерней трапезы, углядела как раз я, а вовсе не скаут Венечка. Ахиэзер взглянул на незнакомца лениво, как будто и не узнал его, но видно было, что лень эта напускная, что он просто не хочет привлекать ничье внимание к этой встрече. Незнакомец легкой тенью выскользнул за дверь, а чуть погодя, сославшись на срочную потребность посетить окрестные кусты, из хижины исчез и Ахиэзер. Не знаю, что уж подумал Веня про мою внезапно проснувшуюся страсть к вуайеризму, но я не замедлила последовать за обоими мужчинами, кутаясь с головой в накидку и делая вид, что у меня тоже внезапно от кислого молока прихватило живот.

Скрывшись за какой-то растительностью, я огляделась по сторонам и, стараясь ступать едва слышно, почти ползком, тихонечко подобралась поближе к едва слышному журчанию гортанных голосов. К счастью, мне удалось найти такое место, и где меня было им не видно, а вот сама я всё отлично слышала, а кое-что и могла разглядеть. На мое счастье ветер разогнал облака, и внезапно яркая полная луна осветила увесистый и недвусмысленно позвякивавший мешочек, перешедший из рук Ахиэзера в руки незнакомца. Тот благодарно закланялся, повторяя какие-то непонятные заклинания, и растаял в тени за сараем, а Ахиэзер отряхнул руки и неспешно вернулся в дом. Когда он проходил мимо, я затаилась, стараясь даже не дышать, чтобы не вызвать у него ни малейших подозрений. Он тревожно огляделся, поднял камешек, кинул в моем направлении – видимо, проверял, не сидит ли в тех кустах какое-то животное. Что ж, промазал – и на том спасибо.

С трудом переведя дух, я по-прежнему на четвереньках подобралась к двери домика, в котором нам предназначили ночлег, надеясь, что в окна не были видны мои странные маневры. У самой двери я выпрямилась, стряхнула с ладоней налипшие травинки и комочки земли и со страдальческим видом ухватилась за живот. Принявший мои манипуляции за чистую монету Венька перепугался, ухватил меня за плечи и осторожно, как хрустальную, увел к месту ночевки. И только когда мы с ним вытянулись на старенькой кошме, прижавшись друг к другу так тесно, как только могут обниматься влюбленные, я едва слышно прошептала ему в самое ухо, что мне удалось углядеть на дворе.

– Понимаешь, он при этом очень странные слова говорил… – с сомнением сказала я, пытаясь точно припомнить услышанное.

– Какие слова? – рассеянно поинтересовался Венька, явно заинтересованный чем-то более интересным, нежели мой рассказ.