Пятиозерье - Виктор Точинов

Они тоже молчали, расположившись правильным полукругом, центром которого стал вход в палатку. Никто не решался сделать последние три-четыре шага, что-то их останавливало. Может, давящая тишина, а скорее блуждающий, непонятный взгляд Дронта — похоже, он их не узнавал и вообще не мог сообразить, кто они, откуда и зачем пришли. Добытое с таким трудом знамя вдруг потеряло всякое значение, став грязной и никому не нужной тряпкой...

«Нанюхался, — подумал Укроп, — нашел какой-то гадости в аптечке и нанюхался». Мысль эта доставила ему странное, почти радостное облегчение; но она отнюдь не объясняла окружавшего безмолвия и безлюдья, и Укроп первым нарушил молчание:

— А где все-то?

— Никого нет, — мертвым голосом ответил Дронт. — Все ушли...

И Укроп отчего-то не стал интересоваться, куда ушли и зачем. Он подозрительно смотрел на пятно, краснеющее на обращенной к нему стороне лица Дронта.

Укроп сильно подозревал, что это не томатный сок и не кетчуп, но расспрашивать ему не хотелось. Наоборот, все сильнее росло желание немедленно совершить прогулку все равно куда, лишь бы подальше от этого места со всеми его непонятностями.

— Кого-то ловят, — так же отрешенно продолжил Дронт. — А Налима здесь нет. Налим в «Бригантине» остался... И другие тоже...

Димка-Ослик наконец понял, что ему показалось странным в деревяшке Дронта. Ее покрывали следы зубов, нет, какие там к черту следы, это называется по другому — обрезок жердины попросту измочален, а в одном месте расколот почти пополам.

"Это собачья поноска, — неуверенно подумал Димка, хотя откуда тут у Дронта собака... «Это не собака, — прозвучал у него в голове усталый спокойный голос, очень напоминающий голос Закревского, — называй кошку всегда кошкой и собаку собакой, а человека — человеком, он звучит гордо и все в нем должно быть прекрасно, даже зубы, грызущие палку...»

— Скальпель был ржавый... — В голосе Дронта прозвучали оправдывающиеся нотки.

Он сделал шаг вперед, выйдя из полутьмы палатки и все увидели, что казавшиеся коричневыми пятна на фартуке цвета хаки на самом деле темно-красные.

— Пошли отсюда! Быстро! — резко скомандовал Слон. Первым среагировал на команду Ослик. Вернее, Слон только еще открывал рот, а Димка уже развернулся и понесся по поляне, споткнулся о растяжку штабной палатки, упал, моментально вскочил и через секунду исчез в лесу, совсем не с той стороны, откуда они пришли. Следом побежали остальные.

Прежде чем нырнуть в заросли, Миха оглянулся — Дронт стоял в той же позе, глядя в пустоту незрячими глазами, и под ногами у него валялось синее знамя с летящим по волнам парусником.

10 августа, 10:56, ДОЛ «Варяг»

Недоброжелательно поджав губы, повариха Вера наблюдала, как Степаныч нетвердыми шагами пересекает площадку перед столовой.

Разойдясь с двумя мужьями на почве их пьянства, к пьющим мужикам она относилась с классовой ненавистью одинокой озлобленной женщины. Какое место среди причин пагубного пристрастия бывших спутников жизни занимал ее стервозный характер — Вера предпочитала не задумываться.

У Степаныча была трудная ночь, перешедшая в не менее трудное утро. Взбудораженный вчерашним инцидентом с Темирхановым, он почти вдвое превысил свою обычную норму успокоительного — кошмарные картинки, неестественно цветные и яркие, как изображение в разрегулированном телевизоре, мучили его до утра, когда наконец удалось забыться коротким сном без сновидений.

«Чубайса не видела?» — прочитала Вера на замызганной осьмушке плотной бумаги.

Она демонстративно сморщила нос, показывая свое отношение к поддавшим с утра гражданам. И заговорила с нарочитым кавказским акцентом — актриса из поварихи была никакая, но пересказывая однажды кому-то анекдот, она заметила, как передернуло случайно оказавшегося рядом Степаныча от ее псевдо-грузинского, требовавшегося по сюжету, говора. И с тех пор обращалась к нему только так.

— Нэ выдэла. И нэ увыжу. Уволил тэба Горловой, гэнацвалэ. Вон приказ на доскэ висыт. А Чубаса Рыжая утром в город увэзла, усыплат будут — Горловой сказал, нечего тут антисанитарию разводить, вот!

Конец тирады Вера проговорила уже нормальным голосом, осененная неожиданной и блестящей идеей: напугать как следует Степаныча, влюбленного в своего идиотского кота. Выходившие после завтрака вожатые жаловались, что нигде не могут найти пропавшую с самого утра Рыжую, — ну так пускай этот немой пропойца тоже побегает и подергается...

Степаныч не доставил ей удовольствия проследить за эффектом от сообщения. Круто развернулся и торопливо направился к доске приказов и объявлений, что висела на стене административного корпуса. Твердости в походке заметно прибавилось.

Датированный вчерашним числом приказ не блистал красотами стиля: «за неоднократные нарушения трудовой дисциплины», «распитие спиртных напитков на рабочем месте», «уволить согласно статьи 33-2 КЗОТ РФ», «освободить в течение суток занимаемую служебную жилплощадь»... И размашистая, от края до края страницы, роспись Горлового — в одном месте перо вспороло бумагу рваным шрамом.

Глядя, как ссутулившийся сильнее обычного Степаныч побрел в сторону своей каморки, Вера ощутила некое радостное чувство восторжествовавшей справедливости — в ее глазах он сейчас расплачивался за все грехи всех пьющих мужиков. Не будучи особо верующей, она была твердо убеждена в необходимости воздаяния каждому по делам его...

А Степаныч отнесся к приказу Горлового достаточно равнодушно, как к неприятному, но закономерному и ожидаемому событию. Гораздо больше его тревожило исчезновение Чубайса, который не показывался уже второй день. Дурной шутке поварихи про Рыжую и ветеринара он не поверил, но какая-то заноза в мозгу осталась — Степаныч решил на всякий случай поинтересоваться, действительно ли Астраханцева поехала сегодня в город.

10 августа, 11:04, лес

Они отбежали примерно на километр от штаба «Варяга» — не понимая, куда бегут и зачем. Мелькавший впереди камуфляж Ослика все реже появлялся между деревьями — и исчез окончательно.

— Смылся, гнида, — констатировал Миха.

Слон равнодушно пожал плечами. По большому счету, ему было наплевать на исчезновение Димки. Гораздо больше Слона интересовало то, о чем троица по какому-то молчаливому согласию не заговаривала. А именно: что же произошло между Дронтом и пленным «бриганом» Федей?

Дронт съехал с катушек, дураку ясно. И, по меньшей мере, искалечил паренька. Ни малейшей жалости к «брнгану» Слон не испытывал, но... По-другому надо мстить гадам. Как надо, он не совсем ясно себе представлял. Но не просто излупить до полусмерти связанного чмошника, это точно. — Ну и что теперь? — поинтересовался Укроп. — Так и будем шататься по лесу? Небось, «бриганов» всех тоже в лагерь загнали... Может, ну его всё на хрен? Вернемся в корпус и скажем, что заблудились... До обеда в картишки перекинемся.