Спят усталые игрушки - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему?
– Видишь ли, – проговорила Света, с видимым удовольствием вытягивая ноги, – он тут разболтался разок, расслабился. Очень ему сына надо, на девочек наплевать, а мальчик просто необходим. Якобы и у деда был такой же дар, как у него. Он бешеных собак взглядом тормозил и из всех окружающих веревки вил. Отцу таланта не досталось, а Николаю отсыпалось полной мерой… Но, говорил, программа в нем заложена – родить наследника, чтобы ветвь не засохла. В семье у них всегда много девочек получалось, мальчик же только один. Жениться Николай не имеет никакой возможности. Нормальную бабу завести трудно, начнет допытываться, что да как, откуда деньги, где работаешь. Деревню-то он надолго оставить не может, максимум на неделю. Сектантов следует постоянно «подпитывать» на сеансах, на одних наркотиках далеко не уедешь, потом человек мучиться начинает, голова болит. Меня знаешь как крутило, когда сеансы прекратились да «напиток веры» перестала принимать! Только у Николая противоядие есть, через десять дней на ноги меня поставил. Вот он и выискивает среди «путников» молодых баб. Хотя, по большому счету, женщины ему без надобности, трахается, как работу делает… Небось Аверкиева девчонкой разродилась… Где-нибудь в лесу и зарыл обеих… И меня такая же судьба ждала! Знаешь, как перепугалась, когда поняла, что беременна! Жизни, значит, девять месяцев осталось, ну, предположим, если мальчишка появится – года два. Выкормлю, и не нужна, слишком много знаю.
– Да зачем ему обязательно ребенок?
– Не знаю, – вздохнула Света. – Говорит, нужен. А тебе это к чему?
…К девяти утра мы добрались до Нагорья. Марья Сергеевна, увидав Свету и Верочку, попыталась упасть в обморок, но я строго ее остановила:
– Быстро собирайте необходимые вещи, документы, деньги, и уезжаем.
– Куда? – в один голос спросили девушка и пожилая женщина.
– Ко мне, в Ложкино, там Николай вас не достанет: во-первых, адреса не знает, во-вторых, территория отлично охраняется.
– Но как же? – забормотала Марья Сергеевна. – А ваши домашние что скажут?
– Ничего, – ответила я, подталкивая Балабановых к дверям, – никто ничего не скажет, они привыкли.
По дороге в Ложкино разработали хитрый план. Марья Сергеевна – дальняя родственница моей первой, ныне покойной свекрови Элеоноры Яковлевны. Света, естественно, ее внучка, Верочка – правнучка.
Узнав, что девочка на самом деле ей не родная, старуха твердо сказала:
– Слышать ничего не желаю, люблю девочку всем сердцем и воспитаю, как свою. Да мне, кстати, и деньги дадены не маленькие для этого.
«Их могло быть намного больше», – подумала я, вспоминая стрелочницу Люсю.
– У меня, – завела я разговор, поглядывая в зеркальце, – есть хорошая квартира в Верми. Это Сибирь, лететь туда чуть больше четырех часов. Имеется там и добрая знакомая, даже родственница. Пару дней у меня перекантуетесь – и в путь. Стоматологи везде нужны, выпускники московских вузов высоко ценятся. Устроитесь, обживетесь, дом в Нагорье продам, вышлю вам деньги, а квартиру оформлю на Свету.
Женщины молчали. Потом девушка тихо сказала:
– Квалификацию потеряла, давно не практиковала.
– Ничего, – успокоила я ее, – главное – начать, а там вспомнишь навыки.
В Ложкино ворвались около двенадцати. Зайка с Аркадием не выказали никакой радости, но и не удивились. К череде гостей и родственников все давно привыкли.
Оставив вновь прибывших устраиваться, я пошла к воротам и строго-настрого наказала охранникам не пускать на территорию никаких посторонних. В особенности молодых людей обоего пола, черноглазых и черноволосых.
Парни молча кивнули. Успокоенная, я вернулась в дом. На воротах при въезде в Ложкино дежурят ребята, участники боев в Чечне. Вид у них совершенно зверский, лишний раз с просьбой не обратишься, но они абсолютно надежны. Из тех, что сначала выстрелят, а потом примутся интересоваться паспортными данными. К тому же Снап и Банди огромные, здоровенные псы. Не всякому понравится летящий со всех лап прямо на вас питбуль. У него же на лбу не написано, что Бандюша торопится продемонстрировать любовь и нежность.
В доме полно людей, прислуга, Фредди, в конце концов. Нет, здесь совершенно безопасно. Кстати, ни Нина, ни Николай не знают адреса. Правда, получить его через Мосгорсправку ничего не стоит, но на это требуется время. А Марья Сергеевна, Света и Верочка через два дня отправятся в Вермь.
– Даша, – пробормотала старуха, пробираясь ко мне в спальню, – прямо не знаю, что и думать. Верочка спит и спит. Вроде дышит ровно, но не откликается. Уж тормошила, тормошила… Может, врача позвать?
В комнате для гостей уже стояли Зайка и няня Серафима Ивановна. Худенькое тельце Верочки с неудобно подвернутой правой ручкой покоилось на большой кровати. Казалось, ребенок просто спит.
– Мне думается, волнение впустую, – авторитетно заявила Серафима Ивановна, – девочка маленькая, устала в дороге. У детей бывает иногда такой глубокий сон!
Светлана в сомнении покачала головой:
– Все ужинали в семь, а ей дали еду раньше, думаю, около половины седьмого. Наверное, тут же и заснула, а сейчас скоро два часа дня. Почти пятнадцать часов прошло! Хотя, не знаю, может, она всегда так много дрыхнет!
Зайка с удивлением покосилась на девушку, а Серафима Ивановна вскрикнула:
– Немедленно зовите врача, такой глубокий, непрерывный сон может свидетельствовать о поражении головного мозга. Она падала?
Марья Сергеевна беспомощно погладила внучку. Светлана пожала плечами:
– Не знаю!
– Хорошая же вы мать, – не выдержала Зайка.
– Я не… – завела Света, но, получив от меня пинок, заткнулась.
Ольга вытащила телефон и вызвала «Скорую помощь».
Марья Сергеевна осторожно поправила подвернутую ручку и прикрыла девочку пледом.
Врач приехал быстро. Помахивая железным ящичком, он вошел в холл, огляделся по сторонам и почему-то скривился. Потом процедил:
– Где больная?
Мы с Зайкой проводили его к Верочке. Доктор вошел внутрь комнаты и велел:
– Всем выйти, кроме матери.
– Но… – начала Зайка.
– Всем вон! – жестко приказал эскулап.
Мы оказались в коридоре. Марью Сергеевну внезапно затрясло.
– Уведи ее в гостиную и дай чаю с коньяком, – распорядилась я.
Ольга потащила несопротивляющуюся старушку по коридору. Тут дверь комнаты приоткрылась, и доктор спросил:
– Молоток есть?
Недоумевая, я сбегала в кладовку и притащила инструмент. Через минуту «гиппократ» потребовал:
– Теперь плоскозубцы и напильник, а еще лучше шило.
– Что вы делаете с несчастным ребенком? – завопила я, влетая в комнату.
– Ничего, – спокойно ответил врач, – у чемодана замок заклинило, не открывается.
Кое-как он все же справился с замком и принялся отламывать «носики» у ампул. Иголка ткнулась в худенькую попку, я невольно вздрогнула, но Верочка даже не шевельнулась.
– Интересно, интересно, – бормотал педиатр, щупая пульс на маленькой, тощенькой ручке, – как будто бы здорова, а не реагирует. Ну надо же, прямо Спящая красавица, словно заколдованная.
И он снова принялся щелкать пальцем по ампуле.
– Не надо, – тихо сказала я, – кажется, я знаю, что с ней.
Помочь в этой странной перепалке мог только профессор Мельниченко. И я, забыв переодеться, как была в грязных джинсах и мятом пуловере, помчалась на факультет психологии.
Андрей Николаевич читал лекцию, и я вынужденно просидела около полутора часов на подоконнике в коридоре. Освободился он только в половине шестого. Но, нужно отдать должное Мельниченко, ехать согласился мгновенно, даже не спросив о сумме гонорара. Впрочем, возможно, думал, что я знаю, сколько он берет за визит.
По дороге, как могла, ввела профессора в курс дела. Брови Андрея Николаевича поползли вверх, но слушал он чрезвычайно внимательно, не перебивая, без оханий и возмущений.
Конец рабочего дня не лучшее время для поездок по центру столицы. Кругом змеились отвратительные пробки, москвичи торопились по домам. В Ложкино удалось добраться лишь около восьми.
Марья Сергеевна кинулась навстречу. Верочка по-прежнему спала. Дышала девочка ровно, без всякого усилия и надрыва, но в себя не приходила.
Мельниченко оглядел пациентку и сказал:
– Большое поле работы. Но надо сначала покурить и настроиться на сеанс.
Процесс подготовки занял минут тридцать. В половине девятого профессор выставил всех за дверь и приступил к «расколдовыванию».
Домашние собрались в гостиной. Алиска пробормотала, откусывая сладкую булочку:
– Нет, хорошо, что у меня нет детей, от них одна докука.
– Глупости! – влезла Маня. – Дети – цветы жизни!
– На могиле своих родителей, – немедленно отпарировала Алиска. – Спиногрызы.
– Ужасно эгоистично так рассуждать, – не сдавалась Машка. – Каждая женщина обязана испытать радость материнства, а тех, кто лишен этого, мне лично жаль.