Целуй и танцуй: в поисках любви в Буэнос-Айресе - Марина Палмер

Я не хочу сказать, что танцевала с бесцеремонным мужланом первый раз в жизни. В конце концов, танго — это танец мужчины-мачо, а грань между мужчиной-мачо и бесцеремонным мерзавцем весьма проницаема. Мне часто приходилось оказываться между двумя доминирующими самцами, борющимися за одну небольшую территорию на площадке. Я стала свидетелем определенного числа потасовок, и даже видела дырку от пули, которую один известный мне милонгеро[67] оставил в стене, когда другой милонгеро обозвал (вроде бы) его маму не слишком хорошим словом. Не знаю, почему мой воинственный друг так гордился собой, ведь абсолютно очевидно: стрелок он ужасный. Он не задел ни одного стороннего наблюдателя, уже не говоря о своих мишенях.

Вопрос в том, что делать девушке, если она попала в самый разгар потасовки? Мое собственное предсказание гласит: «Не указывай парню за рулем, что делать, вне зависимости от того, насколько плохо он водит». Это абсолютно неженственно и абсолютно непродуктивно. Мужчина, может, и сделает вид, что послушался вас, но уже через несколько секунд непременно ответит на оскорбление. Он будет проталкиваться вперед, прокладывая себе дорогу через поток транспорта и ничуть не беспокоясь о вреде, который нанесут бамперу его машины (то есть вам). Единственный выход в подобной ситуации — смириться и клятвенно пообещать себе впредь никогда не иметь дела с этим мужланом.

Именно так я и решила поступить, и стойко придерживалась выбранного курса, повторяя про себя, что танцую с Гато в последний раз. И всячески пытаясь хоть немного поднять себе настроение.

— Меня попросили устроить выступление в «Кафедрале». Хочу, чтобы ты была в паре со мной. Они пригласили Алехандро и Клаудио, а еще Эдуардо и Габриэлу, — сказал он.

Я сглотнула. Мысли мои заметались как в лихорадке.

— Ты что, дохлую кошку проглотила? Скажи что-нибудь, mujer[68]! — заплетающимся языком пробормотал Гато. И икнул.

— Я слишком счастлива и не найду слов! — пролепетала я. — Конечно же, я буду танцевать с тобой, мой Гатито! — воскликнула я, пока мы ковыляли (я практически тащила его на себе) к моему столику, чтобы он мог восстановить силы живительным напитком.

16 июля 2000 года

Гато решил, что нам нужно заблаговременно встретиться в «Эскуин де Троило», дабы разогреться перед выступлением. К тому же ему следует обсудить с владельцем этого клуба «кое-какие важные дела». В назначенный час я появилась в «Эскуин де Троило». Оказалось, что клуб расположен на пустынной улице, в захолустье, можно даже сказать, на каком-то пустыре. Ни внутри здания, ни в окрестностях не было заметно никаких признаков жизни. Придется подождать, подумала я. Погода оказалась достаточно прохладной, на земле я даже заметила снег, оставшийся после недавнего бурана.

Я специально надела кожаную куртку и шерстяную шапочку. Однако под курткой на мне была короткая юбка, едва прикрывавшая попу (Гато повелел: «Надень что-нибудь сексуальное»), и чулки в сеточку. Чтобы не отморозить конечности (полагаю, нелегко танцевать при обморожении), а также побороть страх (ведь я находилась одна, в непонятно какой глуши), я стала танцевать (что, правда, более походило на сомнительного вида раскачивание). Я была полностью поглощена процессом, как вдруг почувствовала, что уже не одна. Рядом притормозила какая-то машина. Между прочим, полицейская.

Из нее вылез совсем молоденький коп.

— Ваши документы, — сказал он с бесстрастным лицом, оглядывая меня с подозрением.

О Боже!

Конечно же, было бы лучше немного подождать и не накладывать макияж заранее, но плакать над пролитым молоком бесполезно. Небольшая загвоздка заключалась в том, что я не взяла с собой никаких документов, которые доказывали бы, что я не путана. Я даже не побеспокоилась о том, чтобы узаконить свой статус в Аргентине. Чем меньше имеешь дело с бюрократией, тем лучше. Если дело касается властей, я сразу же начинаю изображать из себя туристку. Однако считается, что туристы непременно должны носить с собой паспорт.

Пришло время призвать на помощь проверенное оружие: шарм.

— Мне ужасно жаль, — сказала «дама в беде», образом которой я решила прикрыться, если уж мне нечем было прикрыть оголенные части тела, — я оставила документы дома. Как же чудесно, что вы остановились! У меня возникла проблема. Понимаете, я ожидаю партнера по танго — сегодня мы собирались выступать в «Кафедрале», и он попросил подождать его здесь. Однако, видимо, произошла какая-то ошибка — похоже, здание заперто. Даже не знаю, что теперь делать! — Я запнулась, чуть не расплакавшись (сам этот аргумент я приберегла на потом — вдруг еще пригодится).

— Вы сказали, танго? — переспросил коп. Его отношение ко мне стало заметно теплее.

— Да, танго, — приветливо подтвердила я.

— Только послушай, Рауль, гринга танцует танго! — Коп обернулся к коллеге в машине — и снова повернулся ко мне: — А я совсем не умею танцевать! — Он с сожалением покачал головой.

— Ну, учиться никогда не поздно, — с жаром заверила я.

— Всегда мечтал об этом, но все так сложно…

— Абсолютно несложно, если учиться постепенно! — Я воодушевилась.

— Вы правы… Может быть, дадите мне несколько уроков?!

— Когда-нибудь в другой раз, mi amor… Но прямо сейчас мне необходимо вернуться в «Кафедрал». Непохоже, чтобы мой партнер особенно спешил ко мне. И где же, спрашивается, теперь ловить такси? — сокрушалась я.

— Позвольте! — Полицейский распахнул заднюю дверцу машины и жестом пригласил меня садиться.

Я почувствовала некий холодный трепет. Но не потому, что замерзла. Каждый знает, что полицейские в Аргентине — хуже преступников. Когда-то я танцевала с одним. Поговаривали, по совместительству он подрабатывает наемным убийцей. Никто точно не знает, правда это или нет, но слухи ходят. Пока что не прошло двух десятков лет с тех пор, как окончилась «грязная война» — военный режим, при котором ужасы террора для многих аргентинцев продолжались с 1976 по 1983 год, — и люди не собирались слишком быстро забывать о той роли, которую сыграла в режиме полиция.

Раны людские еще не зарубцевались, о чем свидетельствовали плакаты рекламной кампании, развешанные по всему городу, лозунг на которых гласил: «Позвоните нам, если сами не знаете, кто вы». Своеобразное напоминание о тридцати тысячах навсегда «исчезнувших» граждан, которых детьми отобрали и отдали сторонникам джунты — исполнительного органа страны. И сколько бы раз я ни слышала об этом, мне трудно в это поверить. Кажется просто невероятным, что это могло произойти здесь. Но произошло же! И многих из пропавших видели в последний раз на заднем сиденье черного «фалькона», в котором в то время разъезжали полицейские. Хотя машина передо мной ничуть не походила на черный «фалькон», а была стареньким побитым «пежо», страх буквально парализовал оказалась достаточно прохладной, на земле я даже заметила снег, оставшийся после недавнего бурана.