Пуля для адвоката - Майкл Коннелли

Изображение застыло. Видеокамера подсвечивала человека на заднем сиденье и крышу автомобиля.

— Мистер Мьюниц, какой знак вы видите на крыше этой машины?

— «Четыре-A», или «четыре-альфа».

— Где сидит человек, которого в ней перевозят?

— На заднем сиденье, с правой стороны.

— Он в наручниках?

— По крайней мере, был в наручниках, когда его посадили. Я это заснял.

— Руки скованы за спиной?

— Да.

— Он сидит на том же месте и в той же позе, что и мистер Эллиот, которого вы сняли восемью часами позже?

— Совершенно верно. В той же позе.

— Спасибо, мистер Мьюниц. У защиты больше нет вопросов.

Голанц отказался от перекрестного допроса. Ему не к чему было придраться, а запись не могла лгать. Мьюниц удалился. Я сказал судье, что хочу оставить видеоплейер для следующего свидетеля, и вызывал Тодда Сталлуорта.

Полицейский вышел еще более разъяренным, чем прежде. Меня это устраивало. Вид у него был какой-то помятый, форма висела мешком. На одном из рукавов чернела рваная дыра: похоже, ночью произошла какая-то стычка.

Я быстро установил личность Сталлуорта и зафиксировал факт, что в день убийства в доме Эллиота он работал в первую смену на машине «альфа» в районе Малибу. Не успел я задать первый вопрос, как Голанц опять заявил протест и попросил о частной беседе. Когда мы подошли к судье, он воздел руки к небу, словно говоря: «Доколе?»

— Ваша честь, я возражаю против вызова свидетеля. Защита нарочно спрятала его фамилию в длинном перечне сотрудников полиции, находившихся на месте преступления. И он не имеет никакого отношения к делу.

Я достал список. С усталым видом положил его перед судьей и провел пальцем по фамилиям, пока не дошел до Тодда Сталлуорта. Его имя значилось сразу за пятью полицейскими, выезжавшими к дому Эллиотов.

— Ваша честь, если я спрятал Сталлуорта, то сделал это очень неумело. Вот он, среди других офицеров полиции. Причины его вызова аналогичные. Он должен рассказать о том, что делал второго мая. Я не мог написать подробнее, потому что раньше никогда с ним не беседовал. Все, что он сейчас скажет, я услышу впервые.

Голанц покачал головой, пытаясь сохранить самообладание.

— Ваша честь, с самого начала разбирательства защита прибегает к уловкам и обману и…

— Мистер Голанц, — перебил его судья, — не говорите то, чего не в силах доказать и что может навлечь на вас беду. Этот свидетель, как и предыдущий, уже две недели находится в списке, представленном мистером Холлером. И у вас было достаточно времени, чтобы выяснить, о чем пойдет речь. Если вы ничего не сделали, пеняйте на себя. Но это нельзя назвать ни уловкой, ни обманом. Следите за тем, что говорите.

Голанц замолчал, опустив голову.

— Ваша честь, обвинение просит о небольшом перерыве, — тихо произнес он.

— На сколько?

— До часу дня.

— Два часа вряд ли можно назвать небольшим перерывом, мистер Голанц.

— Ваша честь, — вмешался я, — я протестую против любого перерыва. Обвинение хочет повлиять на показания свидетеля.

— Я возражаю! — воскликнул Голанц.

— Никаких перерывов, задержек и ссор! — отрезал Стэнтон. — Мы и так потеряли почти все утро. Протест отклонен.

Мы вернулись на свои места, и я продемонстрировал тридцатисекундный фрагмент записи, где человека в наручниках сажали на заднее сиденье «четыре-альфа» в парке Малибу-Грик. Потом остановил видео на том кадре, где машина проезжала мимо камеры, и продолжил допрос:

— Офицер Сталлуорт, вы сидели за рулем патрульного автомобиля?

— Да.

— Что это за человек на заднем сиденье?

— Эли Уимс.

— Перед тем как посадить его в машину, вы надели на него наручники. Он был арестован?

— Да.

— За что?

— Во-первых, за то, что пытался убить меня. Во-вторых, за то, что открыл стрельбу.

— Сколько раз он стрелял?

— Точно не помню.

— Девяносто четыре?

— Может быть. Много. Там все было усеяно пулями.

Сталлуорт выглядел усталым и подавленным, но отвечал твердо. Он понятия не имел, как это может повлиять на дело Эллиота, и не пытался прикрыть обвинение осторожными и уклончивыми ответами. Видимо, злился на Голанца за то, что тот не избавил его от дачи показаний.

— Значит, после ареста вы доставили его в участок Малибу?

— Нет, я отвез его сюда, в тюрьму штата, чтобы его поместили в тюремную психлечебницу.

— Сколько времени заняла поездка?

— Около часа.

— А потом вы сразу вернулись в Малибу?

— Нет, сначала я отвез машину в мастерскую. Уимс разбил мне один подфарник, поэтому я заехал в гараж и заменил его на новый. На это ушло все время до конца смены.

— И когда «четыре-альфа» оказалась в Малибу?

— Во время пересменки. Я сдал ее сотрудникам из дневного патруля.

Я заглянул в записи.

— Это были… офицеры Мюррей и Харбер?

— Ну да.

Сталлуорт зевнул, и по залу проносились смешки.

— Я знаю, что мы отнимаем у вас время отдыха. Потерпите, осталось совсем немного. Когда вы передаете автомобиль следующей смене, то моете его или очищаете каким-то другим способом?

— В теории — да. Но на практике никто этого не делает, если только пассажира не стошнило на ваше заднее сиденье. Машины меняют раз или два в неделю, вот тогда ребята в гараже их чистят.

— Эли Уимса стошнило в вашем автомобиле?

— Нет, а то я бы заметил.

Снова смех. Я взглянул на Голанца — тот сидел бледный.

— Хорошо, офицер Сталлуорт, давайте проверим, правильно ли я вас понял. Эли Уимса задержали за стрельбу в парке, причем он сделал не менее девяноста четырех выстрелов. Его арестовали, надели наручники и доставили в город. Я правильно понимаю?

— В общем, да.

— На записи мы видим, что мистер Уимс сидит на заднем сиденье автомобиля. Он оставался там на протяжении всей поездки?

— Да. Я его пристегнул.

— Когда арестованного сажают на заднее сиденье справа, это обычная практика?

— Да. Никто не хочет, чтобы он оказался за спиной водителя.

— Я заметил, что вы не стали прятать руки мистера Уимса в пластиковый пакет. Почему?

— Не было необходимости. Доказательств и так хватало. Все видели, как он палил из огнестрельного оружия. Какой смысл проводить тест на следы пороховых частиц?

— Спасибо, офицер Сталлуорт. Надеюсь, вам удастся хорошо выспаться.

Я сел, предоставив свидетеля Голанцу. Тот медленно встал и подошел к трибуне. Он давно понял, к чему я веду, но у него уже не было возможности что-либо изменить. Впрочем, он не стал опускать руки. Я оставил маленькую брешь в защите, и он извлек из этого все, что мог.

— Офицер Сталлуорт, как долго вы ждали ремонта в гараже?

— Примерно два часа. Там была только пара ночных дежурных, они зашивались с работой.

— Эти два часа вы постоянно находились рядом с машиной?

— Нет, я нашел в комнате свободный стол и написал рапорт об аресте Уимса.

— Ранее вы заявляли, что независимо от правил и инструкций в плане чистки автомобиля целиком полагаетесь на служащих из гаража. Это так?

— Да.

— Вы когда-нибудь обращались к ним с официальной просьбой или они делают это сами?

— Никогда не обращался. Все подразумевается само собой.

— Когда вы сидели и писали рапорт, служащие гаража мыли или дезинфицировали ваш автомобиль?

— Не знаю.

— Но они могли это сделать, не поставив вас в известность?

— Да.

— Спасибо, офицер.

Я немного помолчал, прежде чем перейти к повторному допросу.

— Офицер Сталлуорт, вы сказали, что на ремонт ушло два часа, потому что не хватало рук. Верно?

— Верно.

В его тоне слышалось: «Боже, когда вы оставите меня в покое?»

— Как по-вашему, в подобной ситуации они стали бы добровольно мыть вашу машину?

— Не знаю. Спросите их.

— Но вы не просили их помыть автомобиль?

— Не просил.

— Спасибо, офицер.

Я сел, и Голанц зашел на следующий круг.

Наступил полдень. Судья объявил перерыв на обед, но дал нам всего сорок пять минут, потому что мы задержались утром. Я не возражал. Мой главный свидетель сидел рядом, и я знал, что чем раньше он даст свои показания, тем быстрее освободят моего клиента.

49

Доктор Шамирам Арсланьян оказалась большим сюрпризом. Не тем, что появилась в суде, — ее имя стояло в списке раньше, чем я взялся за дело. Неожиданностью были она сама и ее внешность. Судя по имени и профессии, я представлял себе смуглолицую женщину-ученого. Безупречная белизна халата, строгий взгляд и черные как уголь волосы, собранные в крепкий узел. Но ничего подобного я не увидел. Арсланьян была веселой живой блондинкой с голубыми глазами и обаятельной улыбкой. Фотогеничной, но это еще мягко сказано. Она буквально просилась на экран телевизора. Энергичная и уверенная в себе, но без малейшего намека на заносчивость. К ней подходило слово, которое используют адвокаты, когда хотят описать идеального свидетеля: «располагающая». Это качество встречается редко, особенно если речь идет об эксперте по криминалистике.