Сергей Павлович Королев - Ребров Михаил Федорович

Стрелка хронометра медленно завершала свой последний оборот. Обводя глазами пультовую, я едва успел перехватить обращенный на меня взгляд Королева. И сейчас помню его немигающие глаза, чуть-чуть побледневшее и словно окаменевшее лицо. «Да, нам тяжело, а ему во сто крат тяжелее!» — мелькнуло у меня в голове.

Крепко сжал рифленые рукоятки перископа, сжал так, что от напряжения побелели пальцы. Выждав, когда секундная стрелка на мгновение задержалась на нуле, подал команду:

— Ключ на старт!

— Есть ключ на старт! — отозвался оператор пульта центрального блока и ладонью руки вогнал в гнездо блокировочный ключ.

— Протяжка один! Продувка!.. — следя то за движением стрелки хронометра, то за ракетой, подавал я одну за другой команды, а на пульте вспыхивали все новые и новые световые сигналы. Ладони вспотели, но разжать пальцы я не мог. По спине, промеж лопаток, потекла тонкая струйка пота…

— Есть ключ на дренаж! — повторил мою очередную команду оператор и повернул ключ вправо.

Королев спокойно, словно ничего особенного не происходило, вполголоса вел разговор с космонавтом, а в ответ доносился бодрый голос Юрия Гагарина.

— Пуск!

По этой команде от борта ракеты легко и плавно, как в замедленном фильме, отошла кабель-заправочная мачта. Теперь чуть больше десяти секунд отделяли меня от решающего мгновения.

Слежу, как стрелки хронометра рывками отсчитывают секунду за секундой. «Три, две… — в такт стрелки веду отсчет времени. — Пора!»

— За-ж-гание! — вместо «зажигание» выстреливаю последнюю команду…

Борис Чекунов, оператор пускового бункера:

Как начинался для меня этот день?.. С ночи. В три часа, когда площадку выхватывали из темноты мощные осветители, началась предстартовая подготовка. Мое место — у пускового пульта. На него выводится информация о готовности систем носителя.

Смотрю на транспаранты, нет ли «бобов» — так называют у нас «нестандартные проявления» техники. Сбоев не было. Шли мы к этому дню долго, и потому все было проверено и перепроверено. Так требовал главный конструктор. И вдруг шальная мысль: «А ведь не состоится». Почему так подумал? Не знаю.

Световые транспаранты «докладывают»: норма, норма, норма… «А ведь он уже там, осталось всего два часа». Он — это Гагарин. В марте мы пускали корабль-спутник с манекеном — «Иваном Ивановичем». На старт приехала шестерка молодых крепышей. Сказали: это будущие космонавты. Кто из них Титов, кто Гагарин, кто Попович — тогда не знал… С Юрием встретился 11 апреля, когда его представили стартовикам…

Смотрю на пультовое мигание, весь внимание, а мысли уносят к первому спутнику. Тогда я тоже нажимал кнопку «пуск». В 22 часа 28 минут прошла эта команда. Когда запускали второй спутник, был в отпуске. Королев приказал: «Отозвать. У него легкая рука». Но пускали без меня. На этот раз Королев настоял.

Легкая рука… «Улетит Гагарин! Обязательно улетит», — говорю себе. И тут узнаю, что по соседству, на корабельном пульте, появился «боб». После закрытия люка № 1 не прошла команда контакта. Это тот самый люк, через который космонавт садится в корабль и катапультируется на последнем этапе спуска.

Пришлось открывать и закрывать повторно. На это ушли считанные минуты, и снова все пошло по норме.

— Ключ на старт! — слышу голос пускающего. Устанавливаю его в положение «пуск». Но вначале была секунда осмысления. Всего одна секунда — больше времени не оставалось. С этого момента автоматика стала отрабатывать схему подъема.

«Открыть ШО», «Зажигание», — звучат команды. Потом это знаменитое гагаринское «Поехали!»

«Ушел, — стучит в висках. — Ушел! Иначе и быть не могло. Наши люди и не такое сделают». И вот еще о чем подумалось: «А ведь у этого парня есть мать. Ей-то каково?»

«Чудак, — говорю себе. — Разве кто-нибудь знает о том, что происходит сейчас на Байконуре!»

Телетайп в соседнем помещении отсчитывал условные «пятерки». Тихо, эти монотонные тук, тук, тук… И вдруг сбой: «тройки» пошли. Увидел лицо Королева — и не узнал. Никогда не видел его таким. Серый, суровый, губы плотно сжаты. Секунду-две длился этот сбой. Но чего стоили они…

Аркадий Осташев, инженер-испытатель ОКБ-1:

Ночь с 11 на 12 апреля. Последняя перед стартом «Востока». Веки налились свинцом, а сон не идет. Заставил себя лечь, попробовал «отключиться», но мысли продолжали будоражить сознание. И все-таки я «провалился» на какое-то время.

Королев тоже не спал в ту ночь. Перед тем как уйти к себе, я видел, как он ходил между домиками — своим и Келдыша (в нем теперь отдыхали космонавты), говорят — до трех часов утра. О чем думал? Не знаю. Наверное, все на «двойке» в ту ночь думали об одном.

Встретились утром, на старте.

— Здорово, дружок, — начал Сергей Павлович. — Великое дело свершим сегодня. Свершим обязательно.

— Хотя и чудно, — ответил ему.

— Не чудно, а чудно, — поправил Королев.

— Фантастично, — говорю.

— Реально, — улыбается он, а сам смотрит на ракету.

Это был не просто разговор, а словесная перестрелка, для разрядки: кто хлеще.

— Ну хорошо, смотри, если плохо…

Я перебил вопросом:

— Что хорошо, что плохо?

— Смотри, чтобы все было хорошо… Строже смотри, придирчивее, зорче. — В голосе его чувствовалось напряжение, но он старался этого не показать.

Приближалось время заправки, и Королев понимал, что от того, как будут настроены люди, зависит многое. Он обратился к стартовикам. Нет, не с речью, не с патетикой, хотя его слова звучали возвышенно:

— Товарищи, сегодня будет исполнена мечта. Вековая мечта человечества. Человек полетит в космос. И это будет сделано вашими руками, вашими сердцами, бессонными ночами и напряженной работой…

Он смолк и после паузы продолжал:

— Не торопитесь, не спешите, думайте. Сегодня все должно быть на высшем уровне. Самом высшем! Мелочей сегодня не может быть. Как, впрочем, и вообще в ракетной технике…

Все в то утро имело особую окраску: и слова, и действия, и наши помыслы. Была ли торжественность? Да, была. Сама природа дарила нам солнечное тепло и ясность неба. Слова Королева дополнили это ощущение торжественности.

— Космической эре, которую открывали мы с вами, нет и четырех лет, — говорил Сергей Павлович. — С большим удовлетворением поздравляю всех вас с тем, что сегодня вам доверено право открыть новую эру — послать человека в космос.

И мы ощущали эту ответственность — умом и сердцем. Все ощущали: за каждую операцию, малую и большую, на борту и на Земле. Голос Королева, его тон вселяли уверенность и заряжали людей. И все мы были горды и счастливы тоже, что нам доверили такое. Он же твердо знал и верил, что сбоев не будет, что люди сделают все, как надо, и не подведут — ни себя, ни его, ни Гагарина.

Смотрю на стартовиков, на их лица. Все поглощены работой. Жесты, движения, короткие команды… Все, как и раньше. И совсем по-иному. Напряжение, заметная бледность на обветренных щеках…

Нет, эти люди не подведут. Они знают, что делать и как делать. Они понимают, что стоит за всем этим. Да и каждый из них, кто готовил «Восток», прошел «королёвский отбор», получил его жесткое заключение: «Годится! Этому можно доверить».

…По громкой связи звучат команды. Скоро, очень скоро! И снова все происходящее представляется фантастикой, как в том кинофильме, который консультировал сам Циолковский. А память возвращает в прошлое.

Однажды Королев спросил меня: «А что у тебя за специальность? Не испытатель ты, не проектировщик, не конструктор…»

— Я — испытатель, — отвечаю.

— Подожди, подожди. Испытатель — это очень многое. Много больше, чем ты думаешь, — говорил человек, который сам задумывал, строил и испытывал свои планёры и самолеты.

— Со временем стану испытателем, — упорствовал я.

— Со временем станешь… Как твой брат подполковник Евгений Осташев. Он был отличным испытателем.