Эра Отмены - Лев Пучков

Глаза парализованного Ивана, тогда, в гаражах, безмолвно кричащие о помощи.

И безрукий повар Витя. Вернее, озвученная им несбывшаяся надежда:

«…Глядишь, и руки были бы на месте… И спаслись бы все. Твой иммунитет нам тогда был бы очень кстати…»

Взвыв от отчаяния, Семён развернулся и, тяжко матерясь, побежал к норе.

Добежал, сбросил мешок, попробовал заткнуть нору…

Изрядно похудевшего мешка на всю нору не хватило: верхняя четверть осталась незакрытой.

Топот неумолимо приближался. Ещё несколько секунд, и ЭТО (что бы это ни было) будет здесь.

Семён затравленно оглянулся. Два ближних рюкзака недоступны. Девчата мобильны: чтобы отнять у них мешки, понадобится немало времени и усилий.

Богдан сидит подальше, весь из себя зажатый и словно бы деревянный, мгновенно снять мешок не получится.

Топот добрался до выхода из норы и стих. Всё, поздно думать о дополнительных мешках.

Не удовлетворившись светом налобника, Семён достал из кармана запасной фонарь и, мертвея от страха, направил луч в нору, поверх рюкзака.

Из темноты на Семёна пялилось множество глаз, горящих адской злобой.

Семён открыл было рот, чтобы крикнуть от ужаса, но в этот момент раздался яростный сип, как будто паровоз стравил давление, и по фонарю поверх мешка что-то сильно ударило.

Фонарь отлетел в сторону.

Истошно завопив от ужаса, Семён сдёрнул с плеча автомат, вставил ствол в нору поверх мешка и принялся жать на спусковой крючок.

Автомат предательски молчал.

Ещё два сипа и два сильных удара: ОНО било по автомату, не понимая, что это всего лишь железо!

Спохватившись, Семён прижал мешок коленом, снял автомат с предохранителя, дослал патрон в патронник и в три секунды выпустил в нору весь магазин.

Из норы раздался душераздирающий визг и удаляющийся топот. «Пароконная упряжка» медленно уползала в глубь каменистого массива подземелья.

Трясущимися руками перезарядив магазин, Семён дослал патрон, метнулся к Богдану, не без усилий содрал с него мешок и, вернувшись к норе, произвёл вспомогательную трамбовку входа.

Посидел немного, послушал…

Звуки «пароконной упряжки» стихли где-то вдали.

ННХ (Неведомая Необъяснимая… далее по смыслу, а то «чудище» – это как-то совсем сказочно) уползла куда-то зализывать раны или умирать.

Интересно, что бы тут случилось, если бы Семён поддался панике и удрал с места происшествия? Хотя чего там интересного: всё было бы вполне предсказуемо и очень, очень скверно.

– Все живы, Витя, – зачем-то пробормотал Семён, словно бы заочно отчитываясь перед безруким поваром. – Я справился. Я не балласт…

Возмужавший в бою с ННХ Семён покинул свой сторожевой пост, приблизился к наиболее перспективному очагу истерики и, влепив ему (очагу) солидную пощёчину, зло рявкнул:

– Встать, б…!!! («б…» – это, видимо, «боярин», «богатырь» или «батенька», выбирайте, что больше нравится). – Хорош причитать, у нас тут война идёт!!!

От мощной оплеухи Богдан покатился по полу, крепко ударился головой об стену и выпал из транса.

Обведя тоннель затуманенным взором, Богдан остановился поочерёдно на каждом отдельно взятом очаге истерики, отметил кровавое пятно на стене, посторонний труп посреди прохода, автомат в руках Семёна и замороженным голосом уточнил:

– Мы с кем-то сражаемся?

– Уже сразились!

Семён в двух словах объяснил, что произошло. Зря старался, Богдан, похоже, ничего не понял.

Однако неправильность своего состояния и странное поведение группы он оценил верно и сказал Семёну, чтобы тот достал из аптечки нашатырь, дал всем как следует нюхнуть и влепил каждому по паре хороших затрещин.

Семён немедля исполнил предписание.

Помогло. Так же, как и в случае с Богданом, публика нехотя выломилась из транса и стала потихоньку возвращаться в адекватное состояние.

Реанимированные соратники вели себя по-разному.

Девчата молча встали и принялись отряхиваться, глядя прямо перед собой стеклянными глазами.

Иван привалился спиной к стене, помотал головой и тихо спросил:

– Не понял… Я спал, что ли? Чья сейчас смена?

Спутникам Семёна понадобилось не менее десяти минут, чтобы окончательно прийти в себя.

Момент ультразвуковой атаки никто из них не помнил. Поделились впечатлениями, и выяснилось, что у всех складывалась примерно такая картина: стояли на развилке, решали, куда идти, затем как будто бы нырнули в «омут», бездонный, чёрный, без малейших проблесков.

А когда «всплыли» – тут уже невесть откуда взявшийся труп и нора, которой раньше не было.

Сбивчивый рассказ Семёна о происшествии мало что исправил: последовательность была понятна, но воспринималась как некая абстракция без привязки к обстановке. Публике с трудом верилось, что это произошло с ними, здесь и сейчас.

Получился коллективный провал в памяти. Вот эти минуты истерики, от беззвучного вопля рукокрылого реликта до реанимации, как будто кто-то безжалостно выстриг из жизни без права на восстановление.

– Это просто какая-то мистика, – растерянно заметил Богдан. – Никакого рационального объяснения этому я не вижу…

При осмотре трупа выяснилось, что это юная женщина, 15–18 лет, худенькая, но жилистая, с прекрасно развитой мускулатурой и, по-видимому, достаточно сильная. Одним словом, боец.

В дополнение к страшному кривому ножу, которым запросто можно отрезать голову, в заплечной сумке покойной обнаружили моток двойной верёвки с острыми крючьями, разборную духовую трубку для отстрела дротиков и сами дротики в герметичном контейнере, в количестве двенадцати штук. Наконечники дротиков были обильно смазаны вязкой желтоватой субстанцией, предположительно ядом или психоактивным веществом. Ещё в сумке был… противогаз.

Помимо того свистка, в который девица успела дунуть перед смертью, у неё на шее висели ещё три свистка разной формы. Итого, четыре свистка кряду.

Всё снаряжение забрали и спрятали в мешок.

Затем осмотрели нору.

У выхода из норы была видна основательная лужица голубой жидкости.

– Не понял… – удивился Семён. – Это что, чужой или киборг какой-то?!

– Расскажи-ка ещё разок о своём «приятеле», – попросил Богдан. – А то я «спросонья» не всё понял.

Семён не без эмоций рассказал: огромная тварь, вся утыкана глазами, их (глаз), наверно, штук двадцать у неё; куча ног, топотало оно, как эскадрон гусар летучих, и чем-то сильно било через дырку. Вот такое оно ННХ.

– Если существо бегало по этой норе, то не такое уж оно и огромное, – Богдан воспринял информацию и приступил к коррекции данных. – Не больше овчарки средних размеров. Двадцать глаз – это многовато, конечно, но если от двух до восьми, то это, в общем, нормально. «Куча ног» – если не более восьми, то это тоже норма. Плюс голубая кровь… Скорее всего, это было некое паукообразное. А описываемый характер атаки вполне присущ для скорпионов.

– Ты хочешь сказать, что там был скорпион размером с овчарку?! А это нормально, нет?

– Нет, разумеется, это аномалия. В природе Земли нет таких крупных скорпионов. Но всё остальное вполне совпадает.

– То есть это реликтовая фауна?

– Вне всякого сомнения. И хотелось бы в дальнейшем обойтись без встреч с такой фауной. Скорпионы, даже в их нормальных размерах, ещё та проблема, особенно когда они не в духе… А если они размером с овчарку – это практически неразрешимая и летальная проблема.

Версий по поводу чудесного появления в тоннеле посторонней девицы было две:

1) Некий тайный ход, который закрылся после того, как она по нему прошла.

2) Собственно нора.

Мужчины в нору помещались с трудом, даже худосочный Богдан.

Зато Ку(Ки) легко влезла, проползла немного по норе и вернулась назад. Поучаствовать в эксперименте на тему «куда ведёт нора» девчата наотрез отказались. Очевидно, лужица голубой крови, в которой ловкая Ку(Ки) ухитрилась не испачкаться, отнюдь не способствовала научно-исследовательскому энтузиазму.

При анализе поведения безвременно усопшей девы ситуационная логика безвольно опускала руки и уступала место фантастическим домыслам.

Семён дважды повторил, как всё было, и даже воспроизвёл всю сцену, вплоть до удара топором. Получился этакий импровизированный следственный эксперимент, который, впрочем, никакой пользы не принёс: мотивы девицы остались за кадром.

– И что же у нас получается? – Богдан растерянно почесал затылок. – Она вылезла из норы, чтобы поговорить с тобой, поклониться и спросить, не против ли ты, чтобы она нас всех прирезала своим страшным ножиком?

– Получается так, – подтвердил Семён. – Бред, да?

– Судя по тому, что я вижу, она могла легко убить тебя, – хрипло произнёс обильно потеющий Иван. – Но она почему-то не стала этого делать.

– Я бы так сказал: отсутствие очевидных мотивов делает её поведение наглухо необъяснимым и, как следствие, совершенно непонятным для нас. Ты не запомнил, что она говорила?