Черные колокола - Александр Авдеенко

То ли оттого, что кардинал понял свою оплошность и захотел искупить вину, то ли потому, что вошел в роль, он засиял белым блеском и с каждой минутой вырастал в глазах Вечери.

Наконец примас взметнулся на самый высокий уровень, на котором патер не ожидал увидеть его теперь, после такого трудного дня.

Это произошло в самый разгар пресс-конференции.

— Ваше преосвященство, считаете ли вы, что будущее Венгрии является многообещающим? — спросил американец.

Кардинал подумал, перебирая черные тяжелые четки, выгодно оттененные пурпуром мантии, поправил массивный крест на груди, машинально, не отдавая себе отчета в том, что делает, поиграл с ним, как заядлый курильщик играет мундштуком, сигаретой или красивой зажигалкой. Затем поднял сияющие глаза на журналиста, почтительно ждущего ответа, и твердо сказал:

— Конечно!

Поощренные хорошим настроением хозяина замка, его прямыми, ясными ответами, корреспонденты захотели получить прямой ответ и на вопрос, волновавший сегодня всю Венгрию: быть или не быть Миндсенти главой государства.

— Ваше преосвященство, прошу вас прокомментировать сообщение о том, что некоторые политические группировки хотели выдвинуть вас на пост премьер-министра.

Вопрос этот подействовал прежде всего на патера Вечери. Черный Султан с возмущением вскинул седую голову.

Возмутился и кардинал. Исчезло сияние в его счастливых глазах. Втянулись бледные губы. Потемнело, помрачнело лицо.

Холодным, отчужденным взглядом скользнул он по растерянным лицам корреспондентов, твердо сказал:

— Я примас церкви, — и демонстративно покинул комнату.

Патер Вечери сейчас же объявил:

— Господа, пресс-конференция закончена! «Прекрасно, ваше преосвященство. Чудесно!» — С такими мыслями Черный Султан вышел вслед за своим подопечным.

ТАЙНОЕ И ЯВНОЕ

Секретарша вошла в кабинет премьер-министра и, экономя силы, не пошла дальше порога. Опираясь о дверной косяк, раздраженно доложила:

— Еще одна делегация!

Имре Надь поднял голову от кипы бумаг, лежащих перед ним, и с тоской посмотрел на электрический, с благоухающим кофе стеклянный сосуд.

— Но вы же знаете, милая!.. Откажите!

— Отказывала. Не уходят. Требуют приема.

— Кто такие? Откуда?

— Делегаты от вашей… коммунистической партии.

— Вот как! — В темных безжизненных глазах Имре Надя блеснул живой огонек. — Интересно! Всякие были делегации, но такой… Не жди! Кто такие?

— Инженер Гашпар Альфельди, профессор Михай Бартоти, доктор Арпад Ковач.

— Доктор… Мой бывший коллега по институту!..

— Кажется, этот. Что им сказать?

— Просите!

Секретарша вышла, а Имре Надь, собрав и спрятав бумаги, направился к двери с намерением встретить делегацию у порога, оказать ей высокое гостеприимство. Не успел. Встреча произошла посреди кабинета. С инженером Альфельди и профессором Бартоти премьер-министр поздоровался просто любезно. Арпаду Ковач он крепко пожал руку, задержал в своей.

— Наконец-то напомнили о себе, коллега! Очень хорошо. Вовремя. Сейчас нам позарез нужны люди, не скомпрометированные при режиме Ракоши, пострадавшие от его произвола. Садитесь, пожалуйста! — Последние слова Имре Надь проговорил уже для всех, одинаково благосклонно глядя и на Ковача, и на Альфельди, и на Бартоти.

Инженер и профессор молча опустились в кресла. Арпад Ковач сказал, что он и его товарищи пришли сюда не затем, чтобы получить должность.

— Да, да, совсем не затем! — энергично сказал инженер.

— Мы делегаты! — добавил профессор Бартоти.

— А разве делегаты не служат, как все прочие смертные? Ладно, оставим эту тему. Прошу вас — кофе, сигареты, минеральная вода!..

Имре Надь решительно не хотел понимать, зачем эти трое пришли сюда, что собираются сказать ему. Разливал по чашкам дымящийся кофе, и доброжелательная, снисходительно-спокойная улыбка не сходила с его лица.

Разговор предстоял тяжелый, чрезвычайно важный, и потому Арпад не спешил начинать его. Курил, пил кофе и, поглядывая на премьера, вспоминал кое-какие страницы его биографии. Эмигрировал из Венгрии. Долго жил в Москве. Работал в каком-то институте, интересовался крестьянскими проблемами в мировом масштабе, писал теоретические статьи, числился марксистом аграрником. После освобождения Венгрии от отечественного и германского фашизма стал министром сельского хозяйства. В первые годы народной власти огромные земельные угодья находились в пользовании баронов, князей, маркграфов, помещиков, крупных кулаков, и крестьяне ждали исполнения вековой мечты — земельной реформы. В то время пост министра сельского хозяйства являлся далеко не второстепенным; Имре Надь бывал частым гостем в деревне, в помещичьей усадьбе и в роскошном дворце Эстерхази — в венгерском Версале. Сведущие люди еще тогда говорили Арпаду, не без горечи и издевки, что министр Имре Надь предпочитает бывать в княжеских дворцах и поместьях и, по мере возможности, избегает крестьянских хижин. И эти разговоры подтвердились. Имре Надь в самом деле охотно принимал многочисленные приглашения бывших магнатов. Пил припрятанные вина из их подвалов, пользовался изысканной венгерской и французской кухней, принимал участие в пирушках, даваемых в честь министра…

— Ну, друзья, чем могу быть полезен? — Имре Надь отодвинул пустую чашку, протер пенсне замшей. — Кстати, а где тот, кто послал вас сюда? Почему не пришел вместе с вами?

— Те, кто нас послал, отбивают атаки «национальных гвардейцев», истекают кровью в госпиталях и больницах, расстреляны и повешены на площади Республики, на бульваре Ленина.

Имре Надь откинулся на спинку кресла.

— Значит, вы от живых и мертвых?.. Высокая миссия. Высокая и мистическая.

— Да, да, именно — от живых и мертвых! — закричал инженер Альфельди.

— Простите! Мой сарказм адресован не вам, а ему. Я имею в виду Яноша Кадара. Пропал мой государственный министр. Срочно разыскиваем. Есть подозрение, что покинул коалицию, к Советам подался. Не слыхали? Впрочем, это я так, в порядке информации. Итак, вас делегировали… Что желаете передать?

— Позвольте! — Инженер Альфельди вопросительно посмотрел на Арпада и продолжал — Я принадлежу к тем людям, которые считали вас выдающимся государственным деятелем, борцом за справедливость, способным исправить тяжелые промахи Ракоши. Мы радовались, когда в ночь на двадцать четвертое октября вы стали премьером и были кооперированы в ЦК и Политбюро. Мы ждали имренадьевского нового курса. Ждали чуда. И дождались… пожаров, убийств, развала экономики, натравливания Венгрии на Советский Союз, освобождения Миндсенти… Что же произошло?

Бартоти поднял руку с толстым обручальным кольцом на пальце.

— Я хочу кое-что добавить.

— Пожалуйста, дорогой коллега! — кивнул Имре Надь.

— И я принадлежу к людям, которые верили вам, — говорил Бартоти. — Пытались верить, когда уже ясно видели, что вы шаг за шагом отступаете. Верили, потому, что считали вас жертвой событий. Имре Надь плывет по воле волн, думали мы, захвачен водоворотом. И вы и ваши соратники из кожи лезли вон, чтобы распространить и поддержать среди коммунистов такое мнение. — Бартоти хлопнул но красному полированному столу ладонью. — Теперь мы видим, что это легенда, мыльный пузырь! Нам ясно, что отступление не случайное, не паническое, а сознательное, добровольное, подготовленное. — Бартоти наклонился к премьеру. — Чего же вы молчите? Так или не так? Отрицайте или соглашайтесь!

Имре Надь пожал толстыми плечами.

— Такого рода обвинения недостойны ответа.

— Благодарю вас. Это тоже ответ.

Премьер-министр отвернулся от профессора, лениво взглянул на Арпада Ковача.

— Теперь ваша очередь, доктор. Надеюсь, и вы будете кратки. Я слушаю вас.

В боковую дверь, ведущую не в секретариат, через которую проследовали делегаты, а еще куда-то, вероятно, в соседний кабинет или в личные апартаменты премьера, заглянула какая-то женщина — не секретарь, другая.

— Обед подан! — сказала она.

Имре Надь хмуро взглянул на нее, и она исчезла.

— Я слушаю вас, доктор! — повторил премьер.

Стараясь не сорваться на злость, Арпад сказал:

— За последние несколько дней Совет Министров принял ряд постановлений. Все коалиционные министры, прежде чем голосовать за тот или иной проект, бегут в свою партию, докладывают, обсуждают, а вы… Самолично помиловали Миндсенти. Самолично реорганизовали и сколотили коалиционное правительство. Самолично ставите мятежника Пала Малетера в министры обороны, а изменника Белу Кираи — комендантом, главнокомандующим «национальной гвардии». Самолично упразднили в армии институт политических комиссаров. Самолично запретили красную звезду, ввели старый герб. Самолично распустили органы безопасности. Самолично потребовали ухода советских войск. Самолично нападали на Варшавский пакт. Самолично выдали путевки в жизнь буржуазным партиям. Десяткам!.. Самолично покончили с единством рабочего класса. Самолично сдаете власть буржуазным элементам.