Доброй ночи, мистер Холмс! - Кэрол Дуглас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы все выглядело как можно более правдоподобно, три из четырех саквояжей она взвалила на себя, дозволив мне нести лишь один. Мужское обличие словно прибавило ей сил. Когда мы забрались в поезд, состоявший из новеньких английских вагонов, которые пригнали сюда через Германию и Бельгию, Ирен продралась с вещами в руках через забитый проход к нашему купе, закинула саквояжи на верхние багажные полки и, увидев мой изумленный взгляд, весело рассмеялась:
– Быть представителем сильного пола не так уж сложно! Все становится куда проще, когда снимаешь корсет из китового уса. Сразу понимаешь, что он ничуть не лучше смирительной рубашки. – Ирен села рядом со мной, положив ногу на ногу, и, словно в ознаменование нашего удачного побега, с торжествующим видом закурила папиросу. Как это ни парадоксально, сейчас я не могла отчитать ее за дурную привычку, ибо она добавляла правдоподобия образу подруги, а значит, играла нам на руку.
К вечеру пасторальный пейзаж сменился сбившейся в кучу массой домов – мы приехали в Нюрнберг. После остановки на вокзале поезд снова двинулся в путь. Мы мчались сквозь кромешный мрак ночи, в котором время от времени попадались на глаза освещенные окошки домиков. Вскоре, подобно падающим звездам, исчезли и они.
Наутро мы снова обнаружили за окном сельский ландшафт. Мы ехали через южную Германию, обширный сельскохозяйственный район, в котором кое-где попадались и города: Дармштадт, Франкфурт и, наконец, на третий день нашего пути, – Кельн со знаменитым кафедральным собором. Я знала, что в Кельне нам предстоит пересадка, и потому сердце у меня взволнованно забилось. Мое беспокойство не ускользнуло от внимания Ирен.
– Ты совершенно права, Нелл. Во время пересадки мы наиболее уязвимы. На вокзале мы на виду, словно рыбы в аквариуме. Любой встречный может оказаться шпионом короля.
– Но как ему удалось бы нас нагнать?
– Дорогуша, Вильгельм мог просто отправить телеграмму. У него, как у каждого осмотрительного государя, наверняка есть агенты во всех крупных немецких городах. Даже если это и не так, у него есть друзья, у которых, в свою очередь, на случай непредвиденных обстоятельств, имеются неофициальные помощники.
– Я как-то не подумала, что он может дать телеграмму.
– Идиллия средневековой Праги усыпила твою бдительность. Ты, видимо, воображала погоню в стиле романов сэра Вальтера Скотта: король в сверкающих сапогах со шпорами скачет по горам и долам, а следом за ним, грохоча, несется его верная конница… Вперед! Вперед, на перехват поезда с беглянками. Увы, Нелл, мы живем в современном мире, и, чтобы выследить нас, король будет опираться на современные методы. Он отправит телеграмму.
– Жалко, ты запретила мне телеграфировать в Лондон Годфри, как я это сделала, когда только приехала в Прагу.
– Слишком много телеграмм, – поморщилась Ирен, окутавшись клубами табачного дыма. – Если бы король обратился на пражский телеграф, он узнал бы и содержание твоего послания, и его адресата.
– Но нам же в Лондоне понадобится помощь. Кто-то должен найти нам новую квартиру: возвращаться на Сефрен-Хилл слишком рискованно.
– К сожалению, ты права.
– Мне не пришло в голову, что король может оповестить немецких агентов о нашем прибытии, но и ты не подумала, сколько сложностей нас ждет, когда мы приедем в Лондон. Нам нужна чья-нибудь помощь, без которой будет очень непросто скрыть наше появление в Англии. Нисколько не сомневаюсь – король решил, что мы отправились именно туда.
– Вовсе не обязательно. Я не ассоциируюсь у него с Лондоном. Мы познакомились с Вилли в Варшаве, куда я приехала из Милана. Кроме того, я родом из Америки. Впрочем, разумеется, мне бы хотелось, чтобы конечный пункт нашего путешествия как можно дольше оставался для Вилли неизвестным.
– Тогда дай мне отправить Годфри телеграмму! Заклинаю тебя! – взмолилась я.
Ирен с неодобрением посмотрела на меня из-под котелка:
– Похоже, ты на удивление сильно привязана к нашему бывшему конкуренту.
– Да нет же! Я просто знаю, что на него можно положиться. Если король такой серьезный противник, как ты говоришь…
– Он куда более серьезный.
– В таком случае я считаю, что нам просто необходимо обратиться за помощью к Годфри.
Ирен изогнула брови с изяществом, присущим лишь женщине:
– Он вроде бы адвокат. Обязательства перед клиентом связаны с понятием чести, о которой он, надеюсь, печется куда больше короля, посчитавшего возможным столь недостойно со мной обойтись.
– Ирен, я знаю Годфри куда лучше, чем ты. Он мне как брат, а еще… – Я запнулась. Мне не хотелось говорить подруге о том, что я утаивала от нее в письмах, не желая выглядеть в ее глазах предательницей. – Я, как и тебе, помогала ему в кое-каких расследованиях. Годфри не дурак. Я доверила бы ему свою жизнь.
Губы Ирен растянулись в улыбке.
– Именно это нам и предстоит, – промолвила она. – Можешь отправить своему распрекрасному мистеру Нортону телеграмму, но не раньше, чем мы проедем Брюссель и доберемся до Остенде. – На ее лице появилось обеспокоенное выражение. – Какая жалость, что из Праги до Лондона только одна дорога, да и на ней постоянно приходится пересаживаться с поезда на поезд.
Ирен стукнула затянутым в перчатку кулаком о ладонь с такой досадой, что я уже приготовилась услышать от подруги ругательство. Она сдержалась. Вместо того чтобы сквернословить, Адлер откинулась на обитую тканью спинку. Ее глаза приобрели задумчивое выражение. Я хранила молчание. Сейчас Ирен лучше было не беспокоить: она обдумывала план дальнейших действий, от которых зависел успех нашего побега.
В Кельне нам пришлось сделать остановку: ближайший поезд до Брюсселя уходил только на следующий день поздним утром. Наступил вечер. Тьма сейчас играла нам на руку – во мраке уж тем более никто не мог заподозрить в Ирен женщину, пока моя подруга долго беседовала с кассиром, приобретала у него билеты, а потом расспрашивала служащих вокзала об отелях неподалеку. Три из четырех наших саквояжей она предпочла оставить в камере хранения.
Должна признаться, что в ту ночь, хотя номер в гостинице был безупречно чист, а мягчайшая пуховая перина сулила сладкие сны, я не смогла сомкнуть глаз. Я знала, что Ирен дергается из-за каждой потерянной секунды. Всю ночь подруга провела настороже, сидя у окна.
В какой-то момент я услышала зловещий металлический щелчок. Оторвав голову от подушки, я увидела, что подруга вытащила из кармана револьвер и внимательно его рассматривает. Я уже забыла об этом оружии, решив, что Ирен распрощалась с ним, после того как жизнь у нее пошла на лад.
Наутро, когда мы уже подходили к вокзалу, Ирен отвела меня в сторону:
– Значит, так, Нелл, на вокзал ты пойдешь одна. Вот багажная квитанция и деньги.
– Но я же не говорю по-немецки.
– Чтобы забрать багаж, тебе вовсе не обязательно раскрывать рот. После этого подзовешь носильщика, чтобы он отнес вещи в купе. Сунешь ему деньги, и он поймет все без слов. Нам лучше разделиться, ведь ищут двоих. Мой билет у меня. Вот – твой. Я запрыгну в поезд, когда он будет отходить.
С этими словами Ирен растворилась в толпе пассажиров, вливавшейся в огромное каменное здание вокзала. Я сжала в руке багажную квитанцию и горсть монет, чувствуя себя одинокой и брошенной. С собой моя подруга унесла тяжелый саквояж, который никогда не выпускала из виду. В нем хранились все наши деньги и заветная фотография.
Теперь настал и мой черед влиться в поток пассажиров. Я почувствовала себя щепкой, подхваченной бурным течением. Поскольку организацией предыдущей поездки любезно озаботился Годфри, дело, порученное мне Ирен, было для меня в новинку. Запинаясь, я принялась что-то объяснять служащему в камере хранения, но он никак не хотел меня понимать. Наконец он соизволил взять квитанцию, после чего удалился. Возился он долго, но все-таки в итоге вернулся и вручил мне три саквояжа. После этого я обвела взглядом переполненный вокзал в поисках носильщика.
Буквально только что передо мной маячило не меньше дюжины работников, а теперь они все словно сквозь землю провалились. Наконец мне на глаза попался щуплый мужчина в форме. Выглядел он жалко, и мне подумалось, что у него едва хватит силенок поднять пакетик чая, да и то в особо удачный день. Однако, несмотря на неброский вид, ему удалось дотащить весь багаж до поезда и загрузить его в купе. Я была так рада, что высыпала ему в ладонь все деньги, что вручила мне Ирен. Носильщик пришел в дикий восторг и, кудахча что-то на немецком, удалился. Я села у окна и принялась шарить взглядом по толпе на платформе в поисках фигурки Ирен в непривычном мужском обличье.
Сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Брови сделались влажными от пота. В окне гигантским невесомым шарфом развевался шлейф пара от локомотива. По моим часам до отхода поезда оставалось меньше двух минут, и я знала, что немцы славятся своей пунктуальностью. «Ну зачем, зачем только я согласилась с этой дурацкой затеей садиться в поезд поодиночке?!» – корила я себя. Где Ирен? Воображение услужливо рисовало одну картину ужаснее другой.