На чаше весов - Наталья Кочетова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Походит к ноуту, вытаскивает флешку и передает мне.
— А теперь убирайся отсюда. — Кивает головой на дверь. — Я тебе, конечно, обязан… но мне такие проблемы не нужны. Извини, Вадим, но теперь мы в расчете.
Забираю флешку и выхожу, даже забыв поблагодарить парня.
Сажусь в машину, приказываю себе успокоится. Не выходит.
От паники, что не желает покидать мою голову, внутри все кипит. Руки трясутся, словно меня вдруг лупанул Паркинсон. Достаю телефон и чуть не роняю его на пол, так дрожат мои пальцы.
Сухо сглатываю. Упираюсь лбом в руль.
Со всей дури луплю кулаком по приборной панели.
Перевожу дыхание. Набираю номер.
Спустя несколько секунд слышу недовольный голос на том конце.
— Миттер… — Имя дерет глотку, как раскаленный уголь.
Слова застревают где-то в горле и режут так, будто кто-то жестко ковыряет там ржавым ломом. Сглатываю и, сквозь бешенный шум в ушах и разрывающееся от боли сердце, произношу:
— Миттер, Агата должна умереть.
Глава 46
Спустя три месяца
— Нет, Ева Аркадиевна, так не годится. — Неодобрительно хмурится седовласый преподаватель. — Так вы ни за что не сдадите TOEFL.
— Я сдам, Рафаэль Нохамович, обязательно сдам. У меня в запасе целых три недели. — Твердо возражаю я, но старик не столь оптимистично настроен.
— Всего лишь три недели, Евочка… — Вздыхает еврей и начинает складывать учебники. — Закончим на сегодня. Пройдитесь по сложноподчиненным предложениям, надо подтянуть Present Perfect.
Киваю и покидаю класс.
На стоянке меня уже ждет Тимур.
— Ну как успехи? — С улыбкой спрашивает Тимур, когда я сажусь в машину.
— Ругается. — Уныло пожимаю плечами я. — Считает меня бездарностью.
Тимур выруливает на проспект и, слегка повернув голову ко мне, говорит:
— Но ты ведь знаешь, что он не прав. После того, что ты перенесла… — Тимур запинается, перестраиваясь на левую полосу и тормозит у пешеходного перехода. В Израиле с этим строго, к пешеходам относятся особенно бережно. Тимур трогается и продолжает:
— После выхода из коматозного состояния, нарушения памяти и других когнитивных функций — норма. Благо ты была в этом состоянии недолго, еще бы какой-то месяц и способности к обучению были бы потеряны для тебя на годы…
— Да, знаю я, знаю. — Перебиваю его, раздраженно взмахнув руками, слышала это уже тысячу раз, но от этого не легче. Я должна сдать долбанный экзамен до начала старта курса, иначе придется ждать еще год. Но в моей голове, будто каша вместо мозгов, и за два месяца активной реабилитации, ситуация не слишком улучшилась.
— Как бы там ни было, быстрого восстановления не жди. Тебе стоило бы отложить обучение до следующего года… — Как бы невзначай добавляет Тимур.
Метнув на него сердитый взгляд, поджимаю губы. Тимур не прекращает попыток убедить меня остаться. Не знаю, на что он рассчитывает. Думает, что за этот год я откажусь от своих планов и останусь здесь? С ним?
Нет, это невозможно. Эта прекрасная, развитая страна мне очень нравится, но я хочу домой, на родину, пусть нескладную, неуспешную, не слишком заботливую, но мой дом именно там.
Тимур — прекрасный человек, он мне нравится, и я безмерно благодарна ему за эту новую жизнь, но я не смогу ему дать то, чего он хочет.
И эта новая жизнь — жизнь Евы Аркадиевны Либман — мне могла бы понравится, но она не моя. Я не вписываюсь в нее и не могу прижиться в ней с момента пробуждения, с момента выхода из бесконечной черной пелены, где я находилась две с половиной недели, не понимая где я, и почему не просыпаюсь, и если я умерла, то почему могу мыслить. Приходила в себя постепенно, некоторое время все еще пребывая в полубессознательном состоянии. А когда полностью очнулась, оказалось, что Агаты больше нет. Умерла. Погибла. Вместо нее теперь была Ева — тридцатилетняя уроженка Израиля, вдова достопочтенного профессора, успешная переводчица художественной литературы, с внушительной суммой на счету.
Я стала совсем новым человеком. Среди чужих людей, в чужой стране, с чужим именем и даже внешностью. Другое лицо, лишь отдаленно напоминающее мое. Затем и волосы стали короче, и глаза поменяли цвет. Все было новым, но Евой мне стать так и не удалось.
Где-то внутри продолжала жить Агата — сломанная, потерянная, как ребенок, пустая оболочка, без внутреннего света. Агата, потерявшая все. Прошлую жизнь, где ее любили, прошлую жизнь, где она была кем-то большим, чем пустой сосуд.
Что-то сломалось в моем мозге. Эмпатии больше не было. Сколько помню себя, мечтала от нее избавиться, считала ее своим проклятьем. Но только потеряв, осознала, что Агата без проклятия существовать не может.
Сосуд опустел. Но Агата все еще где-то есть, и я намеренна его наполнить. Я все верну.
Это будет по-другому, совсем иначе, но это будет чем-то моим, настоящим. Тем, что я умею лучше всего, тем, что я люблю.
— Я поеду в этом году. Не хочу терять время. — Запоздало отвечаю Тимуру, упрямо задрав голову и уставившись в окно.
Тимур вздыхает, недовольно кривит губы, сжимает руками руль.
— Ты просто хочешь вернуться к нему… — Говорит почти не слышно, но с ощутимой злостью. Резко дергает коробку передач, не скрывая своего раздражения, выкручивает руль, паркуясь у моего дома.
Предпочитаю промолчать, никак не реагируя на его последнее замечание. Врать-то я по-прежнему не умею. Надеюсь на Нью-Йоркском курсе физиогномического психоанализа, на который я намерена отправиться, и стоящего мне целого состояния, меня научат этому.
Тимур бесится, каждый раз с ума сходит от злости, стоит лишь заговорить о Вадиме. Первое время я чуть ли не каждый день спрашивала о нем. Сейчас перестала. Тимур хороший человек, не хочу его расстраивать. Да и никакой информации он мне не дает. Отмахивается. Говорит, что Вадим вычеркнул меня из своей жизни. Пора забыть его и двигаться дальше.
Понимаю, что выяснить все могу только самостоятельно. А выяснить хочется многое.
Почему Вадим избавился от меня. Почему за три месяца ни разу не попытался со мной связаться, никак не дал о себе знать. Почему Филиппов до сих пор разгуливает на свободе.
Из новостей мне известно, что распространение эпидемии остановлено, заболеваемость взята под контроль. В стране зреет государственный переворот, и виновник всех бед не просто продолжает жить обычной жизнью, более того, по всем признакам он метит в президентское кресло.
Вадим при этом прекрасно знает, что мне известно, но вместо того, чтобы привлечь меня к делу в качестве
