Фельдшер скорой - Сергей Линник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первый же вызов нам достался странный – кто-то обгорел. Но когда Елена свет-Александровна начала узнавать, почему мы едем, а не спецбригада, то диспетчеры объяснили, что ожоги старые, кто-то там с дачи долго вернуться не мог. Короче, нам тут ничего не понятно, так вы съездите и узнайте.
Приехали. Квартира такая… интеллигентная. Книжные полки везде. Даже немного старомодный портрет Хемингуэя висит. И фото нашего коллеги Василь Палыча Аксенова, с автографом. С учетом нынешнего местопребывания бывшего доктора, а живет он где-то в Нью-Йорке, явное пренебрежение советской властью. А вот болезный поразил. Его внешний вид тянул максимум на какого-то бомжа со стажем лет пять.
Кроме него дома никого и не было. А он сидел грязнючий, воняющий гарью и многодневной пьянкой, на закопченном лице одни глаза блестят. Одежда – ужас, на ногах кирзачи какие-то.
– Извините за внешний вид, – сипло сказал он. – Тут такая история приключилась – прямо хоть в кино снимай. Рассказать, так не поверит никто.
Нет, бомжеватые алкаши так не разговаривают. Если отвернуться, то речи как раз от книжных полок и портрета писателя. Я так и сделал, любуясь стоящим за стеклом первым изданием «Камня». Обалдеть просто, да за такое… Даже не знаю цену этой вещи. Пара тысяч – самое малое. Или больше. С такими богатствами, пожалуй, можно и кирзачах ходить, забив на мнение окружающих.
– …сарайчик загорелся, я полез тушить, да куда там, – донесся голос пациента. – Сгорел дотла. Я поначалу не заметил, потом только дошло до меня, что я ожегся немного. Болеть начало. А машина сломалась, не поедешь. Представляете себе комизм ситуации?
– Скорее, трагизм, – повернулся я к нему. – Вы раздевайтесь, надо же посмотреть площадь ожогов.
Он встал и, морщась, начал снимать с себя одежду. Вслед за падающим на пол тряпьем примерно туда же двигалась и моя нижняя челюсть. Я просто охренел. Этот мужик… Как он еще жив?
– А когда это случилось? – подала голос Томилина. Тоже удивлена, ишь, какого петуха пустила.
– Так я же говорю, три дня назад.
Для подсчета площади ожога есть очень хорошее правило девяток. Голова с шеей и руки – по девять процентов, передняя и задняя часть туловища плюс каждая нога в отдельности – по восемнадцать. Ну и на промежность один оставшийся. В нашем случае две верхних конечности почти по три четверти, грудь, живот – практически целиком. И ноги – спереди все. Плюс лицо. И в качестве бонуса – верхние дыхательные пути, отсюда и сиплый голос. Итого не менее пятидесяти процентов поверхности – ожоги термические, большей частью второй, но есть участки, похожие на третью. Я не выдержал и, схватив пинцет, дернул пенек волоска на руке. Ага, морщится, не четвертая.
Итог: он должен уже умереть от ожогового шока. В Московской области завелись некроманты? Или нам достался былинный богатырь? Я схватил термометр, сунул ему под мышку, померил давление. Девяносто на пятьдесят, терпимо, конечно. Температура тридцать восемь и две. Ну да, воспаление, септические осложнения.
– Мочился? – задала Лена самый главный вопрос. Потому что если нет – то все, почки уже кончились.
– Да, поначалу только мочи мало было, и темная, как чай крепкий. А потом ничего. Нормально.
– Извините, а чем вы лечились? – полюбопытствовал я.
– Как чем? У меня там водка была, я ее держу… Знаете, с рабочими рассчитаться. Вот я ее и пил. Шесть бутылок употребил. Ведь что удивительно: пьешь и не пьянеешь, голова ясная. Из чего ее делают? Хорошо, сосед приехал, заметил, вывез меня. Хотел в больницу сразу, но я решил домой заехать, документы взять, вещи какие-то. Правильно же?
– Я позвоню от вас? – спросил я и пошел к телефону, вызывать на себя спецбригаду. Надо бы сначала наркотики сделать, но мне кажется, что ему уже по барабану.
Этих людей победить невозможно.
* * *
Утром я буквально на десять минут заскочил в институт. Зато сделал все – и с лектором договорился, и Давида увидел. И даже пригласил его в гости. Вместе с котом. Пора возвращать скитальца на основное место жительства. Предупредил только, что жратвы дома почти нет. А Шишкина, увидев меня, свернула куда-то в сторону. Мне, наверное, переживать надо начинать. Но пока некогда. А вот Оксана Гавриловна, соседочка моя, вызывает беспокойство. Радует, что сейчас наркота не в тренде, с нее бы сталось купить у барыг пару-тройку доз и подкинуть мне.
Видать, мысли эти так и застряли на моем лице, обычно не отягощенном подобными забавами. Ибо Игорь Александрович это дело просек. И начал натуральный допрос. Понятно, что он за дело переживает в первую очередь. А если я начну думать, особенно о чем-то другом, то последствия непредсказуемы. Хотя что душой кривить? Процесс пошел, и мое отсутствие на нем уже не скажется. Разве что кое-какие подробности я еще не сообщил. Про тот же дыхательный тест, к примеру. Насчет включения в лечение ингибиторов протонного насоса и без меня догадаются, омепразол я своими глазами видел в венской аптеке. И даже купил упаковочку.
Короче, признался я. Поделился тревогой. Рассказал про Пилипчук. И про кляузу в деканат, и про донос в ментовку, и про разборки в правлении.
– Самое простое в этом деле – кооператив, – чуть подумав, сказал он. – Скажи председателю… Он на твоей стороне?
– Вроде да. Предупредил же.
– Вот и скажешь ему, что у тебя хоть и нет ученой степени, но ты принимаешь участие в важном проекте на уровне правительства. Все, без подробностей. Этого более чем достаточно. Правление ответит твоей тетке, и она должна будет успокоиться. А с остальным… Надо подумать. Не пробовал наладить с ней контакты?
– Игорь Александрович, извините, но вы пробовали наладить общение с крокодилом в зоопарке? Эта женщина… Короче, нет, не получится.
– Ладно, подумаем, что можно сделать. А вот с милицией хорошо, что так закончилось. А то засади они тебя на время следствия в кутузку… Как она там называется?
– Следственный изолятор.
– Вот, в него. Сам понимаешь, ничем хорошим это бы не кончилось. Ладно, поехали. Отличный галстук, кстати. Это ты в Вене взял?
– Ага, в аэропорту, в дьюти фри, на последние.
Помню, я читал какую-то книгу, так там одному мужчине подарили уникальный
