Полное собрание сочинений. Том 20. Золотые закаты - Василий Песков

Тихо продолжает течь в Дон неглубокий Олым. Парит над водой коршун. Кричит в лугах коростель, и щелкает кнутом, выгоняя коров из воды, в драной рубахе пастух. «Дай-ка еще минут двадцать полажу…» – Сашка спускается в воду и, пока мы возимся у машины, кряхтит под кустами и передает пастуху на кукане еще с десяток рыбешек.

• Фото автора. 19 июня 1998 г.

«Кто убил Кеннеди?»

Заголовок этот – интрига, имеющая отношение к сути беседы. Скажем об этом в самом ее конце. Теперь же напомним: все живое в мире имеет средства общенья с себе подобными и реагирует на проявления окружающей жизни.

У разных животных доминируют разные чувства. У насекомых важную роль играют запахи. Или, например, регулируется сложная социальная жизнь у пчелиного улья. Запахи (феромоны), идущие от матки, заставляют пчел интенсивно выполнять ту или иную работу. Запах тревоги, идущий от прихлопнутой вами вблизи улья пчелы на руке, будет услышан, и вам придется спасаться от разъяренных пчел: они скопом бросаются защищать свое кровное – мед. Самец одной из ночных бабочек в брачную пору по запаху за несколько километров находит себе подругу.

У крупных животных запахи тоже играют огромную роль. По запаху следа хищник находит добычу. Запахом мочи и выделеньем желез животные метят свою территорию, на заметных местах оставляют пахучие метки, по которым заинтересованные могут узнать много важного о тех, кто оставил «справку».

Все хотят быть услышанными…

При встречах животных запахи продолжают играть свою роль, но тут начинает работать и еще одно чувство – зрение. Поза животного, его мимика многое могут сказать другому животному. Хвост трубой означает: «Я тебя не боюсь!» Поджатый хвост – знак страха. Поднятая вверх губа, обнажающая клыки, – угроза. Эта мимика столь характерна для демонстраций агрессии и угрозы у ряда млекопитающих, что, наблюдая, например, волка с приподнятой верхней губой, прямо-таки ждешь, что он скажет: «Ну, шта!..» Противник равной силы может также показать зубы, и тогда возможна грызня. Но слабый немедленно примет позу подчинения и покорности – повалится на спину и подставит сильному глотку. Эта поза останавливает агрессию.

Можно вспомнить много других интересных примеров, побуждающих животных действовать так или иначе при виде друг друга. Прыжками, как это делают антилопы спрингбоки, соплеменники предупреждаются об опасности, позы и мимика – важные части брачных ритуалов, молодняк наблюдает, как скрадывается добыча. И так далее. А там, где видимости нет (в лесу, кустарниках, травах), все живое доверяется слуху, и все подает о себе голос. В кустах страстной трелью рассыпается соловьиная песня. Как бы нашла подруга возлюбленного, как бы другой соловей узнал, что территория занята, если б не эти трели! То же самое – у сверчков, у токующих филинов, ревущих оленей, скрипящих коростелей, «считающих годы» кукушек…

В процессе эволюции почти все живое «обрело ухо» – использует колебание частиц воздуха (и воды!), чтобы дать знать о себе, найти партнера, услышать опасность и обнаружить жертву. Чувствительная возможность слуховых аппаратов бывает очень высокая. Сова, установлено опытами, даже без зренья, на слух хватает добычу. Лисица, пробегая по полю, за двадцать метров слышит возню мышей и безошибочно устремляется в нужную точку. У лисы фенека, живущей в пустынях, уши невероятно большие. Они так же, как, например, у слонов, важны для тепловой регуляции. Но большое ухо повышает и слышимость. Приложите ладонь к ушам, и вы убедитесь: этим простым приемом можно втрое усилить слышимость. Не случайно старушки на светские рауты раньше приносили слуховые рожки, не случайно у Циолковского, страдавшего глухотой, в доме-музее мы видим жестяные раструбы, а в начале войны, когда еще не было локаторов, специальные команды «слухачей» с помощью огромных агрегатов-раструбов ловили гул приближавшихся самолетов.

Кабанам и лосям тоже важно загодя, по слуху, определить, откуда исходит опасность. Я видел однажды в бинокль, как воронка уха у лося поворачивалась в разные стороны. Когда-то и человек мог так же шевелить ушами. У некоторых людей эта способность как атавизм сохранилась.

Обитатели леса прислушиваются ко всем многочисленным звукам. Застрекотала сорока, крикнула сойка. Все, кто слышит, немедленно остановятся оглядеться, прислушаться, ноздрями потянуть воздух. Важно точно определить: опасность это или всего лишь взбалмошный шум, поднятый, к примеру, перебегавшим поляну зайцем. Сам заяц точно оценивает, что для него опасно, а к чему следует относиться спокойно. Егерь в Окском заповеднике рассказывал мне, как лежавший в колее на лугу заяц не только не убежал от пасущейся лошади, но стал колотить по морде ей лапами, когда лошадь очень уж близко стала щипать траву. Но заяц вскочит и доверит жизнь свою резвым ногам при опасности явной. А если, например, филин вонзил в него когти, то завопит, как попавший в беду ребенок. Это сигнал для других: «Я умираю! Берегитесь и вы!» Испуганный ночью бобр не только бултыхнется в воду, но, как вальком, ударит по ней хвостом. Это тоже сигнал собратьям.

Но жизнь обитателей леса была бы непрерывным кошмаром, ежели каждый звук заставлял бы их вздрагивать. Этого не происходит. Инстинкты и опыт жизни позволяют мимо ушей пропускать звуки, за которыми нет опасности. И эта «фильтрация» звуков свойственна всем, включая человека. Сидя над бумагами, мы не слышим тиканья часов. Мать может спать под стук проходящего поезда, но сразу проснется, услышав в колыбели слабый голос младенца. К метро из дома я хожу по парку у стадиона «Динамо». Прямо под ногами у людей тут спят беспризорные собаки. Голоса, шарканье обуви, звуки проезжающих автомобилей их сон не тревожат. Но вот я чуть слышно пропищал мышью, и все сразу подняли головы – звук непривычный их разбудил. То же самое происходит и в зарослях леса. Мне приходилось наблюдать за лосем вблизи Внуковского аэродрома. Рев взлетающих самолетов его ничуть не тревожил, но стоило хрустнуть ветке у меня под ногой, лось сразу насторожился, стал прядать ушами и, не увидев меня, все же – от греха подальше! – покинул место кормежки.

Привыкание к звукам, не несущим опасность, занятным образом использовали в Японии сельские жители. По углам жилища они ставили клеточки со сверчками и привыкли засыпать под милую музыку, всю ночь не смолкавшую. Но они тотчас же просыпались, если сверчки вдруг «хором» смолкали. Это могло произойти, если в жилище ночью вдруг появлялся человек-вор. Тот же эффект дают часы-ходики. Таканье спать не мешает, но, помню, в детстве мы просыпались, если часы останавливались – оттого что с вечера мы забыли подтянуть гирю.

Не пропускает со дня рождения молодь птиц и зверей звуки-сигналы родителей. Их немного, но все они жизненно важные. Самый первый из них: «Замереть, не шевелиться!» Сигнал подают на разный манер многие из животных. Сигнал исключительно важен. Улететь, убежать малыш не может, сопротивление оказать – тоже, значит, спасение в неподвижности, в надежде, что не заметят. Потом появляются команды, новые, например: «Есть корм!», «Вылезайте ко мне из норы!» или, наоборот, «Немедленно в нору!». Реакция на эти материнские сигналы у животных наследственная. Как обнаружили, много – до тридцати – разных команд у лисиц, берегущих свое потомство в норах. Недавно, в июне, в Воронежском заповеднике мы пытались с помощью магнитофонной пленки, на которой записан был голос лисицы, выманить молодняк из норы. Мы даже петуха вблизи привязали, чтобы лисята поняли: их не зря вызывали. Но тщетно, то ли мы слишком грубо работали, то ли лисята, уже повзрослевшие, имели кое-какой опыт жизни, но ушли мы ни с чем, хотя, пишут, у других получается.

У волков, где мать и отец оба воспитывают выводок, случается громкая перекличка – вой. Человек, хорошо знающий повадки волков, понимающий, кто, когда и зачем в волчьей семье может подавать голос, включается, подражая вою волков, в перекличку и таким образом может определить местонахожденье семьи и даже заставить выводок «подкатиться» на выстрел.

Однажды осенью в лесу у Оки мне посчастливилось встретиться с глухариной семьей. Проезжая по тропке на велосипеде, я оказался между глухаркой и ее уже летавшим выводком. Мать энергично звала молодых глухарей, но дорога к ней пролегала как раз над моей головой. Птицы все-таки подчинились призыву, и одна за другой пролетали, почти задевая крыльями мою кепку. Вспоминаю эту минуту, как чудо: августовская тишина, заросли папоротников, и из них вылетают, обдавая волнами воздуха из-под крыльев, огромные птицы.

В природе важные звуки могут подаваться не голосом. Брачная песня дятла – удары клювом по сухому пружинистому сучку. Барашком блеют во время полетов перышки токующего бекаса. Барабанную дробь крыльями выбивает американский луговой тетерев… В мире животных немало звуков, которые песней не назовешь, – вспомним кукушку, коростеля, перепела, – но сколько радости дают человеку эти монотонные голоса леса, луга и поля!