Все оттенки желаний - Марина Крамер

Воскресенье не задалось сразу, с самого утра. Мы тихо-мирно проснулись около десяти, прямо как примерные супруги, попили кофе и поехали покупать мне ноутбук поменьше и полегче. И что же обнаружилось прямо у подъезда? Да, все верно – припакованный «Фольксваген» Кости и он сам, спящий на разложенном сиденье. Маразм…

Джер помрачнел, скривился и что-то пробормотал, я, правда, не расслышала. Но до магазина мы ехали в гробовой тишине, и у меня было ощущение, что я должна чувствовать себя виноватой за то, что вытворяет этот придурок Костя. Джер, правда, ничего не сказал, но мне жутко не понравилось выражение его лица – оно делается таким мертвым, когда он сильно зол.

После получасового вояжа по магазину выходим с покупкой. Я даже забываю о том, что Джер сердит, так приятно делать себе именно такие подарки, как сама захочешь. Однако в машине Джер садится со мной на заднее сиденье, забирает коробку и, бросив ее вперед, сжимает мои запястья так, что становится больно:

– Что?

– О чем все-таки ты разговаривала с ним в клубе?

– Я рассказала тебе все до последнего слова. Отпусти, мне больно!

– Так же, как мне? Так же, как мне – когда я его вижу? – Джер смотрит мне в глаза, и я вообще не понимаю уже, что и кому должна.

– Джер… не надо… я клянусь, что не обманула тебя! Подумай сам: если я не могу даже слышать его голос по телефону, так стала бы вообще какие-то дела с ним иметь?

У Джера как будто пелена с глаз падает – он смотрит на свои ручищи, сжимающие мои запястья так, что уже проступают пятна, на меня, готовую заплакать, трясет головой и прижимает меня к себе.

– Прости, Лори, я что-то… больно? – Он гладит покрасневшие руки, целует их. – Я просто спятил, деточка. В самом деле, разве ты, если бы хотела, не нашла повода? Прости меня.

Он начинает как-то лихорадочно обнимать меня, целовать, бормоча извинения, и я понимаю, как сильно он переживает, как ему плохо оттого, что Костя снова возник в нашей устаканившейся было жизни. Я вцепляюсь в него, обнимаю и прижимаю к себе, глажу по лицу и шепчу на ухо:

– Джер… Джер, не надо… я не сержусь, я все понимаю. Ты только не обижай меня вот этим недоверием, ладно? Я тебе не вру – ты единственный человек, которому я не вру, понимаешь? Я все сделаю, что ты скажешь, все, что захочешь – ты только скажи… А хочешь, я его убью, а?

Джер пугается так, как будто я пообещала организовать покушение… ну, на президента Америки, скажем. Он трясет меня за плечи и шипит в самое лицо:

– Да ты что?! Спятила совсем?! А я?! Как ты можешь даже думать такое, не то что говорить?!

– Ну, все-все, я пошутила! Успокойся…

– Чтобы я больше не слышал от тебя таких глупостей!

– Да… я больше не скажу, не бойся… я просто не подумала, Джер…

– Ох, Лори… – выдыхает он, поглаживая меня по плечам. – С тобой не соскучишься…

…И только поздно ночью, лежа в руках уснувшего Джера, я позволяю себе подумать о том, что сегодня Костя весь вечер отсвечивал в клубе. Сбивал меня с настроя и мешал работать уже одним своим присутствием на балконе второго этажа, когда мы со Славиком работали с группой. Я путала шаги, Славик злился и орал, я огрызалась, он тоже… короче, урок мы сорвали.

– Сдурела, да? – поинтересовался мой нахальный молодой партнер, когда мы с ним поднимались в кабинет. – Ты что творишь-то? Как будто первый раз в пару встала!

– Так, все! Хватит! – не выдержав, взорвалась я. – Ты где взял моду повышать на меня голос? Кто ты такой, чтобы орать на меня?!

И Славик, смутившись, отступил назад, отстал…

Потом меня вывел Джер, приехавший за мной к дому около одиннадцати. Мы поехали к нему, как и договаривались, а там оказалось, что ужин Джер решил не готовить, забыв, что я в последний раз ела около часа дня, а потом работала. В итоге он на ночь глядя поехал в супермаркет, а я осталась сидеть в аське и трепаться с Геллой.

Джер вернулся поздно, почти в два часа – ближайший супермаркет оказался закрыт, и мой неуемный любовник рванул в центр. Я уже перехотела есть, но чтобы не обижать его, мужественно умяла салат и отбивную. Ну да, в два часа ночи – самое оно… Диета!

Ночью Джер как-то уж очень нехарактерно для себя обнимает меня. И я сквозь сон слышу:

– Если с ней что-то произойдет, я не прощу… никогда не прощу, не успокоюсь… не допусти этого, прошу… больше ничего не нужно, только не допусти этого – с ней…

Эта торговля с Богом мне непонятна – что может случиться со мной, когда Джер рядом? Глупости…

…Открываю глаза и не могу понять, где я. Страшно болит затылок, я пытаюсь поднять руку и не могу. Когда глаза открываются окончательно, я понимаю, что прикована за обе руки к чему-то, чего не вижу, потому что не могу повернуть голову. Темно… Страшно хочу пить. Пробую произнести хоть слово – и не могу.

С каждой секундой мне все страшнее и хуже. Хорошо, что глаза не завязаны, иначе вообще бы… Оглядываю помещение, и ужас сковывает меня по рукам и ногам, потому что я – в студии мерзкого Эдика, на той самой кровати, где в апреле лежала с Джером. И тут я вспоминаю…

Костя следил за мной в понедельник. Ехал на машине за автобусом, в котором я возвращалась с работы, и только присутствие соседки, которую я случайно встретила прямо на остановке, спасло меня – он не посмел… А во вторник я сильно задержалась в клубе… Когда вышла и завернула за угол, то получила удар по голове. Потом не помню ничего, кроме вот этого поганого подвала. В душе шумит вода… Господи, как мне страшно, ну, пусть это тогда будет все-таки Костя, а не Эдик, иначе мне точно грозит реанимация… Сколько времени, интересно? Если я не вернусь домой, то мать поднимет панику, я обещала, что позвоню, когда приеду… Правда, я предупредила ее, что это будет поздно. Господи, меня так не хватятся раньше завтрашнего обеда… Я понимаю, что паниковать нельзя – иначе рехнешься, но не могу справиться…

Мне немного легчает, когда я вижу Костю, выходящего из душа в полотенце вокруг бедер.

– Ну что, заинька? Видишь, как вышло? На уголовщину меня толкаешь…

– Дай воды.

– Да, сейчас… – Он приносит минералку, льет мне прямо в рот, я захлебываюсь, кашляю. – Зачем ты меня вынудила, а? Я ведь не хотел так по-скотски.

– Отпусти меня, Костя… будет только хуже…

– Да? Хуже? Кому?

– Тебе. Мне. Всем.

Он усмехается, начинает расстегивать мои джинсы, стягивает их, преодолевая сопротивление.

– Нет, родная, мне уже не может быть хуже. Ты ведь понимаешь, что то, что я сделал, – это статья, и не одна? Так уж я на всю катушку… чего ж зря-то…

– Костя… отпусти меня, пожалуйста… – Но он перебивает, зажав мне рот рукой:

– Как ты понимаешь, никакой Джер сюда не приедет. И ты моя, вот так!