Травма и душа. Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию - Дональд Калшед

Также возможно, что негативные интроекты системы самосохранения представляют собой «высшие» правополушарные внутренние «объекты», которых мучают травмированного человека своими примитивными архетипическими энергиями и аффектами. Несмотря на то, что они персонифицированы, «универсализированы» и «ментализированы» левым полушарием, они могут получать «инструкции» из имплицитной процедурной памяти, кодированной в высших орбитофронтальных энграммах правого полушария. Как я понимаю, это может объяснять даймоническую природу внутренних объектов, которые терзают или благословляют внутренний мир системы самосохранения. В любом случае механизм диссоциации, скорее всего, использует билатеральное разделение мозга. Эту идею косвенно подтверждает ДПДГ-терапия (десенсибилизация и переработка движением глаз) Фрэнсин Шапиро, которая бывает эффективна при лечении пациентов с ПТСР (Shapiro, 2001). Эта терапия стимулирует оба полушария (с помощью движения глаз, аудиостимулов или похлопывающих касаний) при воспроизведении в памяти диссоциированного материала.

Исследования Аллана Шора важны не только для понимания этиологии травмы. Они также подчеркивают важность коммуникации между терапевтом и пациентом «от правого полушария к правому полушарию» (Schore, 2003b: 263; 2011: 78) для прекращения действия защит, направленных против целостности, которые мы рассматриваем в этой главе. Восстановление целостности оказывается возможным благодаря пластичности мозга. Однако это зависит не столько от инсайтов (левое полушарие), сколько от переживаний-в-теле (правое полушарие); не столько от технической терминологии, сколько от метафор; не столько от абстракций, сколько от погружения в детали переживания; не столько от прошлого, сколько от текущего момента; не столько от анализа эксплицитных воспоминаний, сколько от имплицитных переживаний в сновидениях и другой продукции воображения; не столько от отдельной психики пациента, сколько от парадоксального «потенциального пространства», возникающего «между» психоаналитическими партнерами.

Следующий клинический пример моей работы с одной творческой, высокообразованной и профессионально успешной женщиной демонстрирует воздействие защит от целостности, возникших вокруг болезненных воспоминаний из ее прошлого. Он также показывает, как эти защиты трансформировались по мере того, как отчасти бессознательные эмоции, связанные с травматическим опытом, были реинтегрированы в процессе психотерапии с помощью терапевта в позиции сочувствующего свидетеля. Наконец, завершающее сновидение вносит то самое «нечто большее», что часто является маркером переживания целостности, как это переживал Юнг в сновидении о Ливерпуле.

Случай Синтии

Я буду называть эту пациентку Синтией. Эта разведенная женщина в возрасте около пятидесяти лет пришла ко мне на консультацию после того, как ее предыдущий аналитик заболел болезнью Альцгеймера и впоследствии умер. Многие годы Синтия работала с этим великодушным и по-отечески заботливым человеком, который специализировался на биоэнергетическом анализе. Понятно, что после его кончины она была в депрессии. Он дал ей очень много, и она глубоко восхищалась им и его работой. Синтия начала анализ, когда ей было за тридцать, после того как ее муж завел роман с другой женщиной. Она чувствовала, что отчасти несет ответственность за его неверности ввиду своих сексуальных ограничений (она использовала слово «фригидность»), и подумала, что лучше что-то с этим делать, или ее брак так и будет разрушаться.

К ее радости, ее сексуальная жизнь изменилась к лучшему довольно быстро после короткого периода биоэнергетического анализа, сфокусированного на соматизированных аффектах. Эта терапия помогла ей ослабить многие из ее защитных ограничений, направленных против здоровых приятных ощущений. Однако прошли годы, ее неудачный брак давно закончился, и она стала задаваться вопросом, почему же она продолжает анализ со своим быстро стареющим аналитиком, которому она была так предана. Когда он умер, она стала горевать, но в то же время, как это ни странно, вздохнула с некоторым облегчением. Это напомнило ей о таких же смешанных чувствах, которые возникли у нее после кончины отца, задолго до этого. Она хотела в этом разобраться.

В начале нашей работы, собрав данные о личной истории, я предложил Синтии запоминать свои сновидения и кратко записывать их в блокнот, в который также можно было записывать свои размышления, в том числе все то, что возникало после наших встреч – чувства и реакции. За все годы своего предыдущего анализа она никогда не работала непосредственно со сновидениями. К ее удивлению, она начала регулярно видеть сны. Она была поражена тем, что ей предлагало бессознательное. На второй год нашей работы она принесла такое сновидение:

Я в постели с моим бывшим любовником, мы жадно целуемся. Я замечаю, как люстра на потолке начинает испускать какой-то лиловый пар. Я боюсь, что это может быть смертельно опасно, но не уверена в этом. Мы собираемся уходить. Затем я еду на машине неподалеку от фермерского дома, где прошло мое детство от 7 до 17 лет. Я не могу найти руль, но машина, кажется, сама едет прямо к моему старому дому, притормаживает и въезжает на дорогу к нему. За мной следует еще одна машина. Неожиданно из нее высыпала группа мужчин в черном. Они стреляют в меня острыми дротиками и начинают злобно издеваться надо мной. Их поведение становится угрожающим. Они окружают машину, и я не могу выйти из нее. Так или иначе, но, кажется, я попалась.

У Синтии было мало ассоциаций к этому, по ее словам, «странному» сновидению. Мы вернулись к истории ее отношений с бывшим любовником, к прежним сексуальным проблемам и т. д. Одновременное присутствие сексуального желания и страха некой смертельной угрозы снова указывало на ее прежние сексуальные ограничения, но мы не понимали, почему ее сексуальное удовольствие оказалось связанным в сновидении с образом смертельной угрозы. Источником «пара» была люстра, в быту – источник света, в сновидении – символ сознания. Может ли осознание чего-то сексуального быть связано со смертельной угрозой? А как насчет людей в черном? У Синтии была единственная ассоциация в отношении людей в черном: они похожи на «мафию», банду, которая преследует очевидную цель – не дать ей выйти из машины.

Когда мы с ней сидели и обдумывали сновидение, у меня появилась мысль, что «автопилотируемая» машина может «знать» то, чего она сама не знает. Казалось, она ехала сама, как если бы ею владело некое намерение или направление, неизвестное Эго, но важное для бессознательного и, возможно, для какой-то потенциальной целостности, которая может быть связана с восстановлением утраченной части ее детства. Про себя я предположил, что какова бы ни была эта утраченная часть, для мужчин в черном это может быть страшной угрозой, от которой они хотят уберечь Синтию. Они, видимо, не хотят, чтобы Синтия встретилась с чем-то в доме ее детства, к которому ее подвезла автоматически движущаяся машина.

Я сказал об этих предположениях, но, казалось, они ни к чему не привели. Затем я спросил у Синтии более целенаправленно: произошло ли что-то в этом доме, и если да, то что это могло быть, о чем какая-то ее часть не хочет, чтобы она мне рассказала. Ее взгляд на мгновение стал пустым, а затем она вспыхнула от смущения и осознания. И рассказала свою историю.

Это началось, когда ей было около 10–11 лет. По воскресеньям ее мать уходила в церковь. Пока ее не было, отец приходил в комнату дочери и напоминал о каком-нибудь ее проступке на прошедшей неделе, стягивал с нее штаны и шлепал по попе. Это было ритуалом, который явно возбуждал его. Это продолжалось годами, даже когда у нее уже начались месячные, пока она, наконец, не остановила его.

Рассказывая об этом на сессии, она осознала, что никогда не позволяла себе по-настоящему почувствовать влияние всего этого на нее. Умом она знала об этих ритуальных шлепках, но до сих пор никогда не переживала эмоциональное воздействие этих событий. Теперь аффект, неразрывно связанный с этими воспоминаниями, полными стыда, получил выход в сознание. Это стало возможным после того, как в анализе она ощутила безопасность и контейнирование. В какой-то момент «транспортное средство» в сновидении, двигающееся на автопилоте, вернуло ее к месту преступления. Такая интегрирующая активность психики оказалась чрезмерной для людей в черном, которые, будучи дезинтегрирующими силами психики, попытались предотвратить появление новых связей.

Синтия почувствовала, как ее внезапно переполнили чувства стыда и негодования. Она ощутила себя глубоко преданной! И это сделал человек, которого она – маленькая девочка – обожала! Ее красивый артистичный отец, который руководил местным театром и блистал во многих главных ролях, который летними вечерами читал ей пьесы на веранде, с которым они как самые близкие люди прогуливались по окрестностям города по выходным… Как только он мог так с ней поступить! И это были не просто отношения с отцом, которые ее ранили. Огромный разрыв произошел в непрерывности всего ее существования как личности. Теперь она приняла к сердцу то значимое прерывание ее жизни… «Девочку прервали» – сказала она.