Матабар - Кирилл Сергеевич Клеванский

понимал, когда слышал речь, но когда пытался говорить, то вызывал этим у волчицы приступы неудержимого хохота. — здесь твой дом, земли твоих предков. Они жили здесь. Умирали здесь. Хранили их для своих потомков, как мать хранит дитя. Каждый шаг среди гор, равнин и холмов, лесов и полей, рек и озер этого края — твои кровь и плоть. Здесь твои духи. И чтобы не произошло, как бы далеко тебя не увела тропа, как бы одиноко ты себя не ощущал, помни, что здесь тебя ждут. И всегда будут ждать.

Затем она вытянула ладонь, прошептала что-то над ней и протянула Арди маленькую фигурку дуба. В традициях Фае дубы, пусть не такие прочные, как Железные Деревья, и не такие долгоживущие, как Кедры, являлись хранителями историй и легенд тех, кого накрывали своей щедрой тенью.

— Это твое, — прошептала Атта’нха, она обвила дуб тонким ремешком и завязала его вокруг шеи охотника. — а теперь ступай — наш последний день закончен, я больше не учитель тебе, лишь друг.

— Друг, — повторил Арди, после чего широко улыбнулся и обнял волчицу. — до завтра, Атта’нха-друг. Я приду к тебе со Скасти и Кайшасом! Они опять хотели сыграть в прятки. Эта парочка, конечно, знают леса даже лучше Шайи и Гуты, и я редко, когда выигрываю, но, думаю, вдвоем мы с тобой легко с ними справимся! Между прочим — на кону целый куст ежевики! Ставки высоки, как никогда!

— Конечно, — кивнула Атта’нха. — До встречи, добрый друг.

Арди опять улыбнулся, еще раз крепко обнял волчицу и побежал по тропе в сторону леса. Ненадолго он задумался, почему она сегодня была такой грустной. В конце концов ничего страшного из-за того, что она больше не может его учить, не произойдет. Они ведь смогут и дальше болтать, и играть. Да хотя бы просто вместе гулять по Алькаде. Этого вполне достаточно…

Арди не видел, как закружилась метель вокруг волчицы и не услышал того, как она завыла, глядя на поднимающееся над востоком холодное око Духа Ночи. Не увидел и того, как на её плечо забрался бельчонок с маленькой веточкой в лапах.

— А это оказалось больно, да, хозяйка?

— Больно, мудрец… я знала, что будет больно, но не знала, что так.

— Ей тоже было больно, хозяйка. Может даже больнее, чем вам. Как забавно, да? Полукровка… первый, за тысячи лет, смертный с кровью людей, кто учился у одной из дочерей Королевы Зимы.

— Но она знала, что её сын вернется, — произнесла волчица, словно её волновала лишь часть сказанного бельчонком. Та часть, что оказалась важнее всего остального. — Знала, что…

— Надеялась. Даже верила. Но скорее — просто надеялась, — перебил Скасти.

Они вместе смотрели на исчезающие следы на снегу.

— Мне было так страшно, мудрец, — прошептала Атта’нха. — страшно, что я больше никогда не проснусь.

— Нам тоже, хозяйка, — бельчонок выпрямился, поднял веточку и указал ей куда-то на север. — но… я верю или… просто надеюсь, что однажды мы очнемся снова и наш добрый друг улыбнется нам, позовет играть и расскажет так много историй, что мы см…

Он так и не договорил.

На поляне стоял деревянный тотем в виде волчицы с чертами человека. Она держала в лапах-руках резной белый посох и по её щекам катились слезы прозрачного янтаря. На плече сказочного создания сидел крупный деревянный бельчонок размером с молодую лису. Вот снова подул ветер, кружась среди злой пурги и скрыл их в белоснежных покровах.

Как скрыл он среди непроглядных облаков вершину горы, похожей на выточенный изо льда клык и потушил свет в хижине, обернувшейся простым скальным валуном; как он припорошил письмена и картины на стенах глубокой впадины, а затем полетел и дальше. Он поймал бегущего среди облаков четырехкрылого орла, прижал его к земле и усадил на плечи огромного горного козла с рогами, которым позавидовал бы самый гордый из сохатых. Так они и стояли древесными изваяниями на широком горном плато.

А ветер летел дальше.

Он скрывал снегами и льдами тропы в лесу, сковывал реки и озера, наряжал деревья в пушистые, белоснежные шубы и бежал, бежал, бежал пока не нагнал медведя, облаченного в рассвет и рысь, с шерстью из весенних трав. И вот уже на лугу, в окружении качающихся сосен, стоял еще один древесный тотем, изображающий странных зверей из давно забытых сказок.

Ветер все бежал, а Арди, смеясь, пытался его обогнать, не видя и не зная, как засыпает Алькада за его спиной, словно вот-вот, еще немного, и её пределы покинет та последняя искра, что дарила ей дыхание волшебства.

* * *

На каждый шорох, на каждый скрип, на каждый странный отсвет в пугающей своей неизвестностью темной чаще она реагировала единственным понятным ей образом — наводила дуло пистолета и опускала палец на спусковой крючок. Пистолет… если так вообще можно было называть эту безделушку, подаренную ей в детстве дядей.

— Кар! — хлопнул крыльями красноглазый ворон и скрылся в ночи.

Сердце билось так быстро, что иногда она не слышала из-за его шума собственных мыслей. Её легкое белое пальто едва-едва сохраняло тепло, а уши под красивой, широкополой шляпкой покраснели и… она один раз к ним прикоснулась и едва не вскрикнула от боли.

Ноги в высоких сапожках промокли и она не чувствовала пальцев.

Весь её вид говорил о том, что она никак не могла оказаться в самом центре горного леса, в лютый мороз, под светом растущей луны. Да так оно и было. Когда старуха с кулоном в виде волчьей головы сказала ей, что может помочь найти лекарство для дочери взамен лишь одной капли крови, она думала, что это просто часть представления на зимнем фестивале. Кто же мог знать, что достаточно ей моргнуть и вот она стоит посреди жуткого леса, а вокруг лишь звезды и поднимавшиеся к ним горы.

— Не подходи! — выкрикнула она и резко повернулась в сторону, откуда, как ей показалось, на неё смотрели горячие, звериные глаза.

Она взвела курок и уже было спустила крючок, как вдруг облака расступились и лес залил серебристый свет. Не веря своим глазам, она опустила пистолет. На краю поляны стоял, вовсе не маленький барс, как ей сперва показалось во тьме, а… ребенок?

Со спины, из-за роста и ширины плеч, можно было бы дать и больше, но еще по-детски наивные и