Весенний детектив 2015 (сборник) - Алла Полянская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из этого вышло – много чего.
Она ласкалась к нему, как будто он вернулся живым с войны, как будто она не чаяла его больше увидеть, а он самый нужный, единственный на свете человек. И свободу она вдруг обрела, и уверенность, и защищенность, и потом все это исчезло, и остался только он, со всей своей мужской недоласканностью, смущением и постепенной потерей рассудка.
Странно, что она раньше не понимала, ведь это так очевидно. Пятый элемент. Любовь. Немножко не то, что виделось в студенческих снах.
Он стонал и рычал рядом, возле самого ее уха, которое было предназначено только для того, чтобы он стонал и рычал в него. Он подставлял себя ей, стараясь, чтобы она не пропустила ничего, попробовала все. Они не говорили, не думали, не играли, не выискивали удобных положений и не изобретали изысканных ласк.
И главное, самое главное – как просто это было! Ветер дует. Вода течет. Огонь горит.
Ах, черт возьми!..
Оказывается, великая литература как раз об этом и ни о чем другом. Кто-то посмеялся над ними, решив прямо сейчас, в эту минуту, в суздальской гостиничке продемонстрировать им двоим – зачем. Во имя чего.
Нет ни конца, ни края, разве вы не понимаете? Эх вы! Только так, и больше никак, и еще немножко так, и еще сильнее, и еще чуть-чуть. Задумано было именно это, а вовсе не то, что вы по глупости и лености своей называете любовью! Кто вам сказал, что ваша суетливая сиюминутная торопливая похоть комнатной температуры, со всех сторон обложенная бытом, как татары Иваном Грозным под Казанью, и есть любовь?! С чего вы это взяли?! Ошиблись, что ли? Вот так, всем скопом, называемым человечеством, взяли и ошиблись? Дураки, только и всего.
Понятно зачем и нестрашно, только когда есть вот это – и еще немножко так, и еще сильнее, и еще чуть-чуть. Можно стирать носки и наволочки, варить борщи, ходить на работу, когда знаешь, что оно – с тобой, все время где-то рядом, в суздальской гостиничке, к примеру. Только в этом случае не имеет значения зубная щетка в пакетике и нищета спального района, и осень, и что все так быстро и так безвозвратно, и жалко, что столько времени потеряно даром, и он в этом виноват – она же не знала!..
Она не знала, а он знал, потому что еще тогда говорил ей, что любит ее немножко не так, как она это себе представляет, так вот, оказывается, – как!
Только так. И больше никак.
Спустя тысячелетия и века, после всех катастроф, ураганов, тайфунов и землетрясений, после гибели цивилизации и ее отчаянного возрождения, после того, как их, обессиленных, выбросило на берег, он решил попробовать пошевелиться, чтобы проверить, слушается ли его тело.
Он пошевелился и не понял, слушается или нет. Ощущения не возвращались, а вернувшиеся были не те, к которым он привык за сорок лет пути и за двадцать с лишним своей мужской жизни.
Его сообщница, его бывшая жена, – его все! – не подавала никаких признаков жизни. Тогда он испугался и потряс ее. Она шевельнулась, по ней как будто прошла приливная волна и опять затихла.
– Ты жива? – глупо спросил он.
– Точно не знаю, – отозвалась она откуда-то издалека и потом стремительно приблизилась. – Почему ты не рассказал мне, Макс?!
– Что?..
– Ну, вот это… все.
Он не понимал или делал вид, что не понимает, а может, так они устроены, что и вправду не могут говорить об этом. Может, именно в этом случае их поражает немота. Все-таки они пришельцы, инопланетяне, чужаки. В той, настоящей, реальности это было совершенно понятно, и кое-какие знания Груня оттуда захватила сюда.
– А почему раньше?.. – начала было она, но Макс перебил:
– Всегда. Только ты не хотела и…
– Нет, не я, а ты! Ты же знал! Ты знал, да?
– Да, – покаялся он. – Наверное, тебе нужно было время.
Груня возмутилась:
– При чем тут время?!
Он улыбнулся, лег на спину и уложил Груню себе под мышку.
– Я всегда знал, что ты… – тут он вздохнул протяжно, – что ты… предназначена для меня. Меня бесило, что ты не понимаешь, а это совершенно очевидно!
– Бесило? – недоверчиво переспросила Груня. Она не могла себе представить, чтобы Макс «бесился». Может, если бы могла, все давно встало бы на свои места.
– Ты – единственный человек для меня, – задумчиво продолжал Макс, – но я не уверен точно, может, это бывает… односторонне? Может, ты для меня, а для тебя кто-то другой? Не я?
– Нет, – уверенно возразила новая Груня. – Так не бывает. То есть односторонне не бывает. Прости меня, пожалуйста, я была свиньей. Простишь?
Муж вдруг захохотал, приподнялся на локте и цапнул ее зубами за шею. Груня охнула. По позвоночнику сверху вниз прошел озноб. Прошел и оставил за собой замершую в ожидании дорожку. Макс провел по дорожке горячей ладонью – снизу вверх.
– Давно тебя надо было послать к писателю, – сказал он ей в ухо, – сразу же.
И водопад грянул снова, материализовавшись из воздуха, сумрачного от дождя и осени за окнами, и загрохотал, и завыл, и стало невозможно разговаривать, да не очень-то и хотелось.
Грохотало и ревело долго, а когда утихло, оказалось, что уже утро, Макс громко и фальшиво поет в душе, а в Груниной сумке звонит телефон.
Кое-как, помогая себе руками, она сползла с кровати, потянула сумку, долго копалась, искала, потом нашла мобильник и некоторое время смотрела, не понимая, что должна с ним сделать. Потом вспомнила.
– Алло.
– Это ты? – нежно спросил из трубки Глеб, не признававший ее литературного имени.
– Я, – призналась Груня, соображая, кто это может быть.
Ах да. Это Глеб. Любовь всей ее жизни.
– Ты где?
– Где я? – удивилась Груня. – Я здесь. А что?
Макс все пел в ванной, она слушала его пение и не слышала Глеба в трубке.
– Груня, – осторожно позвал ее Глеб впервые за все десять лет, – ты меня слышишь?
– Слышу тебя хорошо, – уверила она.
– Что? – закричал Макс из ванной. – Я сейчас выйду, здесь ничего не слышно!
– Он сейчас выйдет, – сообщила Глебу Груня.
– Кто выйдет?! Откуда?!
– Вы ошиблись номером, уважаемый, – твердо сказала Груня, – извините меня, пожалуйста. Я его только что нашла, и теперь мне надо хорошенько смотреть за ним, чтобы не потерялся, понимаете?
Глеб растерянно молчал. На заднем плане, с его стороны трубки, булькал ненавистный джаз. Груня засмеялась. Теперь этот самый джаз не имел к ней никакого отношения, зато фальшивое пение из ванной имело самое непосредственное, и – боже мой! – что это было за счастье!
Она даже прощаться с Глебом не стала, просто нажала красную кнопку, и все. Повернулась, натолкнувшись глазами на голого Макса, который вывалился из ванной, и удивилась. Вид у него был странный.
– Ты что?
– Кто тебе звонил?
– Никто мне не звонил, – честно ответила Груня, – какой-то придурок номером ошибся.
Потянула за полотенце, которое ее муж держал в руках, подтащила Макса к кровати, толкнула, повалила и проворно устроилась рядом.
Оказывается, ей нужно совсем немного. Оказывается, ей нужен Макс – и весь мир в придачу, только и всего.
Глеб, наверное, все еще продолжал любить родину, но ей стало все равно – она его больше не любила.
Собственно, она никогда его не любила.
Сноски
1
Это частная собственность! (искаж. англ.)
2
Баако, иди сюда! (франц.)
3
Вышвырни их отсюда! (франц.)
4
Мне надо одеться (англ.).
5
БУР – барак усиленного режима.
6
Итальянский телеканал.
