Я — матрос «Гангута»! - Дмитрий Иванович Иванов

М. Е. Шутылев

Суховатый по виду, он оказался разговорчивым. Рассказал о потерях полка в последних боях, о прибывшем пополнении. Горячо заговорил о комиссаре.

— Замечательный человек!

Я кивнул в знак согласия. Шутылев, видно, принял это за сомнение, энергично продолжая характеризовать Кожевникова.

— Вот увидите, увидите!..

Шутылев что-то начал говорить и смолк: в дверях появился Кожевников.

— Митя! — воскликнул он, шагнув с протянутой рукой. — Пришел?

Губы бантиком, смеющиеся глаза (знакомая манера выражать удовлетворение). Я сразу понял, что мой перевод — дело его рук.

— Прийти-то пришел, Сергей Николаевич, но смысла не вижу. Какая разница?

— Разница большая, Дмитрий Иванович. Малышевский полк выводится в резерв, а наш пойдет передовым. Айда с людьми знакомиться!

Шутылев ворошил свои белесые волосы, испытывая смущение от того, что нахваливал мне давно знакомого комиссара.

С помощью политруков мы быстро произвели учет коммунистов. Накоротке провели собрание. На нем участники горячо выразили готовность смело идти на штурм Омска, отметить 2-ю годовщину Октября взятием колчаковской «столицы». Как всегда, пламенно говорил Кожевников, вселяя уверенность, что после междуречья Колчаку ни за какими речными преградами не удержаться.

— Крышка ему, крышка!

Выступали в возбужденном состоянии, словно не в наступление, а на праздник отправлялись. Нисколько не снижал боевого духа и мороз, ударивший накануне. Чересчур велика и заманчива была цель — достичь центрального пункта, откуда вырвался контрреволюционный смерч, долго угрожавший Стране Советов.

В этом наступлении мы сразу ощутили плоды своего сражения в междуречье. Враг был обескровлен настолько, что не везде отваживался даже на арьергардный бой. С юга, от Петропавловска, шла 27-я дивизия 5-й армии, с севера — 51-я, а в центре — наша 30-я.

Казалось, что отступающие колчаковские части и соединения поспешат к Омску, чтобы занять оборону по Иртышу и его правому притоку — Оми. На самом же деле побитые войска улепетывали в более отдаленные места. Они прошли Омск севернее и южнее, предоставляя возможность драться с красными омскому гарнизону.

Все наши трудности, как и летом, когда шли к Тоболу, состояли в совершении марша. Только тогда изнывали от жары, теперь страдали от зимней стужи. Валил снег и крепчал мороз. Особенно мерзли бойцы, шедшие в облегченной одежде. Холодно было и мне во фланелевой шинельке, а ноги мерзли в избитых сапогах. Мы спешили, совершая до 30 верст в сутки и отогреваясь в деревнях.

День 2-й годовщины Октября встречали в селе Покровском. Утром все три полка нашей 2-й бригады выстроились на площади. Состоялся короткий митинг. Поздравив личный состав с великим праздником, комиссар бригады Зологин призвал отметить праздник новыми ударами по колчаковцам.

Сразу после митинга вступили в бой. Красноармейцы дрались с повышенной отвагой. Три колчаковских полка были окружены и, увидев безвыходность своего положения, к вечеру сдались в плен.

— Хороший подарок преподнесли Октябрю! — обходя полки с поздравлением, говорил Зологин.

В боях за Омск отличился 242-й полк 27-й дивизии. Его командир С. С. Вострецов осуществил смелый прорыв к железнодорожному мосту через Иртыш, захватил его и у 776-й версты отрезал путь для отступления гарнизона. 14 ноября части 27-й дивизии первыми вступили в Омск. Вслед за ними вошли и мы. В городе стояла мертвая тишина. Здесь, как в капкане, оказались захлопнутыми 30 тысяч колчаковцев, которые предпочли сдаться в плен, чем держать оборону. Среди них было свыше тысячи офицеров и три генерала.

Такое количество пленных затрудняло деятельность советских войск. Следовало бы эвакуировать их в тыл, но железнодорожный транспорт не работал. Выход оставался один — рядовой состав, мобилизованный Колчаком, распустить по домам. Надо было видеть лица бывших колчаковцев, чтобы представить, насколько растрогало их великодушие советского командования.

Красноармейцы, естественно, проявили особый интерес к персоне адмирала, которого среди пленных не оказалось. Как он смог выскочить из кольца? Выяснилось: Колчак со своей свитой и золотым запасом сбежал из города за два дня до того, как был отрезан путь. Бойцы жалели, ругались, политработники поясняли:

— Никуда он от нас не денется. Догоним!

Богатые трофеи достались нам в Омске: 3 бронепоезда, 41 орудие, 100 пулеметов и около 19 миллионов патронов, 200 паровозов и около 3 тысяч вагонов с различным военным имуществом. Советские войска захватили свыше 30 тысяч пленных.

Посмеялись красноармейцы над тем, как бежали из Омска главы иностранных миссий, аккредитованные при «правительстве» Колчака. Жиденькие на расплату господа!

Вместе с сибирскими партизанами наши войска двинулись дальше, прошли несколько десятков верст, как было объявлено об окончании Омской операции. Колчаковская армия разваливалась. Как писал впоследствии М. Н. Тухачевский, «характер действий Восточного фронта более напоминал экспедицию, чем войну… Положение было таково, что не только наступала Красная Армия, но наступало и все сибирское крестьянство…» Ликвидация Колчака сопровождалась «социальным походом сибирского крестьянства против белогвардейщины под организующим началом Красной Армии»[68].

Еще до Омской операции начальником нашей дивизии назначили А. Я. Лапина (Лапинь, Лапиньш). Сначала это вызвало недоумение у воинов. Уж больно молод, ему всего 20 лет и — начдив! Но, когда познакомились с его биографией, пришли к выводу: геройский юноша! Сын латышского рабочего революционера, Лапин еще в предоктябрьские дни вступил в партию большевиков, был одним из организаторов Московского комсомола, секретарем комсомольской организации Лефортовского района.

В 1918 году Лапин добровольно ушел на фронт, занимал командные должности. Его заметил Тухачевский, стал учить искусству вождения войск. Во время боев за Челябинск Альберт Янович получил тяжелое ранение: пуля застряла в позвоночнике. Четыре месяца пролежал в госпитале. Но самое страшное было заключение врачебной комиссии: к военной службе не пригоден. И все же железная воля, стремление защищать революцию помогли ему отбросить недуг, остаться в строю.

Вот каков он, наш начдив!

Омская операция воочию показала, насколько колчаковцы ослаблены. В связи с этим дальнейшее преследование белогвардейцев было возложено на одну 5-ю армию под командованием Г. X. Эйхе (М. Н. Тухачевский был направлен на Южный фронт). Эта армия была усилена включением в ее состав 30-й и 51-й стрелковых дивизий, остальные части 3-й армии оставались в тылу.

Пройдут годы, и мы, бывшие участники операции, с волнением узнаем, что освобождение Омска станет традиционным праздником трудящихся города. В сорокалетний юбилей они заложат на берегу Иртыша памятник воинам-освободителям и разобьют большой парк в честь Победы.

По Сибирскому тракту

Предполагалось, что от Омска 5-я армия двинется по железной дороге. Но этого не смог сделать даже штаб. Уже на станции Чулим выяснилось, что обе колеи магистрали до самого Новониколаевска (Новосибирска) забиты составами. Пробраться невозможно. Оставалось одно — воспользоваться старинным Сибирским трактом, пролегавшим