Москва монументальная. Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма - Кэтрин Зубович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У рабочих постарше, вроде Лагутина, на стройплощадке возникал в памяти фронтовой опыт, а вот людей помоложе – таких, как Мартынов, – подстегивали воспоминания об увиденных в военные годы разрушениях в тылу. Мартынов был еще мальчишкой, когда началась война, и он вспоминал 1941 год, когда отец ушел на фронт, а мать поступила на завод. Незадолго до этого семья переехала на окраину Москвы. Они поселились в маленьком доме с небольшим садом, а рядом строили новую школу. И ребенком Мартынов выходил со своего двора прямо на стройплощадку по соседству и наблюдал за работой строителей. Иногда рабочие разрешали мальчику помочь им – он подавал кирпичи или держал инструменты. Каждый день Мартынов возвращался домой весь в грязи, пока наконец школу не достроили, а потом он пошел в нее учиться. В первую же зиму войны немцы уничтожили школу. Мартынов был подавлен: «Ее разрушила бомба, сброшенная прорвавшимся в пригород Москвы фашистским самолетом, – вспоминал он в 1952 году. – Слезы навернулись на глаза при виде нагромождений битого кирпича»[638]. Через несколько месяцев Мартынов поступил в строительное училище, готовясь восстанавливать свой разрушенный город. Еще через десять лет он отдаст дань уважения уничтоженной родной школе, помогая строить главный университет страны.
Советские небоскребы стали средством, при помощи которого в послевоенную пору и государство, и человек могли отстроить себя заново. Часто на обложках периодических изданий и в публикациях фигурировал здоровый, крепкий строитель-мужчина. Но, как можно понять даже из самых идеализированных рассказов о высотниках, на стройплощадках небоскребов было множество вчерашних контуженных, раненых и покалеченных солдат, потерявших на недавней войне не только руки или ноги. Во многих рассказах рабочих-строителей, напечатанных рядом с рассказами Лагутина и Мартынова в том небольшом сборнике 1952 года, затрагивается тема причиненных войной травм. Хотя московские небоскребы возвышались как памятники победе СССР в войне, их возведение служило еще и средством, при помощи которого строители преодолевали чувство потери и горя. Любой, кому была близка эта метафора, мог, включившись в эту работу, восстановить самого себя и возродиться к жизни одновременно с городом. Примером для высотников, желавших пересоздать себя на стройплощадке, могли послужить советские производственные романы 1920–1930-х годов. Только если в романе «Цемент» Глеб Чумалов вернулся домой с Гражданской войны строить цементный завод, то теперь ветераны, увешанные наградами, возвращались с Великой Отечественной строить небоскребы в Москве[639]. И в 1952 году в журнале «Огонек» писали: «На наших глазах преображается Москва, поднимаются к небу огромные светлые здания, и вместе с Москвой, вместе с ее домами растут простые советские люди – рядовые строители коммунизма»[640].
Женщины на стройплощадке
Идеализированные рассказы, фотографии и картинки, публиковавшиеся в прессе, чаще всего представляли стройплощадки небоскребов как преимущественно мужское пространство. В действительности же недавно демобилизованные бойцы и другие мужчины трудились на стройплощадках высоток бок о бок с женщинами (илл. 6.5–6.8). Количество женщин, занятых в строительной отрасли, заметно выросло еще в годы первой пятилетки и оставалось высоким во время войны и в послевоенную пору[641]. В отличие от Англии или США, в СССР женщин не выдавливали с рынка труда и после 1945 года. На архивных фотоснимках видно, как женщины на стройплощадках московских небоскребов роют котлованы, кладут кирпичи, проверяют вертикальность столбов и поднимают плиты из армированного бетона при помощи тельферных подъемников[642]. На стройках Москвы женщины выполняли и квалифицированную, и черную работу, но сталкивались с трудностями особого рода. Как заметил в 1950 году один чиновник из жилищного управления при стройплощадке МГУ, на всех работниц, занятых на стройке университетского здания, не хватало детских садов и яслей: «У нас большое количество женщин сидят дома, по 6 месяцев не работают, потому что некуда девать детей»[643]. Матери, жившие вдалеке от родни и не получавшие государственной поддержки, подвергались особенно сильному давлению. В позднесталинский период женщинам предъявляли несовместимые требования: ожидалось, что они будут восстанавливать страну и в то же время восстанавливать ее население[644].
Илл. 6.5. Строительство высотки на площади Восстания. 1951 г. Собрание Музея Москвы
Илл. 6.6. Строительство здания МГУ. 1949 г. Собрание ЦГА Москвы
Илл. 6.7. Строительство здания МГУ. 1951 г. Собрание ЦГА Москвы
Илл. 6.8. Строительство здания МГУ. 1951 г. Собрание ЦГА Москвы
Плакаты и газетные статьи послевоенных лет редко показывали (если вообще показывали) женщин, рывших котлованы для небоскребов. Зато показывали, как они укладывают кирпичи или, чаще всего, выполняют штукатурные или лепные работы, нанося на фасады зданий завершающие декоративные штрихи. Изображая женщин у фасадов московских небоскребов, художники и писатели стремились заново закрепить традиционное распределение гендерных ролей после того, как война перемешала эти роли: тогда одни женщины сражались на передовой или в партизанских отрядах, а другие трудились на заводах в тылу. Например, на картине конца 1940-х художник Георгий Сатель изобразил молодую девушку на строительстве одного из московских небоскребов: она стоит на лесах в туфельках и чистом белом рабочем халате поверх платья и слушает указания бригадира. Эта картина, называвшаяся «Комсомольцы – строители Москвы. Лепщики», была показана на Всесоюзной художественной выставке 1949 года, и спустя год ее репродукцию напечатали в «Огоньке». На картине Сателя мужчины раздают указания и выполняют тяжелую работу, поднимая готовые акантовые листья – детали декоративной капители колонны. А женщина в белом внимательно смотрит на спиральный завиток коринфской колонны, который ей предстоит прилаживать. Ее чистый халат совсем не похож на стеганые телогрейки или даже на более легкие спецовки и комбинезоны для более теплой погоды, какие носили обычные высотницы. Но дело даже не в этом. Как и многие другие женщины в белом до нее, фигура на картине Сателя – аллегория мира и чистоты, ждущих советских людей впереди.
Лепщиками на фасадах московских небоскребов работали и женщины, и мужчины. На фотографиях, сделанных на стройке МГУ в 1951 году, показана группа рабочих, укладывающих керамическую плитку на кирпичную стену. Один из рабочих собирает медальон в виде цветка. На всех темные рабочие комбинезоны (илл. 6.9–6.10). Архивные фотоснимки, сделанные в других местах стройплощадки МГУ, как будто бы подтверждают правдивость явно
