Хаос (ЛП) - Шоу Джейми

Кэл тихо смеется сквозь слезы, и следующим встает мой отец. Он притягивает Кэла к себе для еще одного сокрушительного объятия, и один за другим моя семья принимает его. Они забывают обо мне, пока рыдания не вырываются из моей груди и все взгляды не обращаются в мою сторону.

— О, ради бога, Кит, — говорит Мэйсон. — Иди сюда.

Это банально. Это самое сердитое семейное объятие в истории семейных объятий во всем мире. Но оно исцеляет некоторые сломанные части внутри Кэла, или, по крайней мере, я надеюсь, что так. Десять лет он боялся этого момента, и единственное, что кого-то расстраивает — это то, что он провел десять лет, боясь этого момента.

— И так… Лэти, да? — спрашивает папа, и Кэл краснеет, как кроссовки Брайса.

— Я знал, что между вами что-то происходит, — вмешивается Брайс, но Мэйсон смеется и толкает его локтем.

— Не знал.

— Знал.

Я улыбаюсь, когда мамина рука опускается мне на плечо.

— Не думай, что мы забыли о тебе, — предупреждает она.

Мое сердце замирает, и тишина между нами распространяется по всей комнате. Время тайны Кэла истекло, и теперь настало время моей. И это время не пройдет весело, потому что я почти уверена, что введение моей семьи в неё включало в себя слишком много матерных слов.

— Мы можем поговорить об этом завтра? — спрашиваю я, делая шаг назад, к двери комнаты.

— Садись, — приказывает папа, и я делаю, что мне велят. — А теперь все остальные-вон.

Мои братья начинают протестовать, но, когда его взгляд становится таким же твердым и каменным, как у них, они стонут и следуют его приказу. Даже Кэлу приходится уйти, закрыв за собой дверь и оставив только маму и папу, сидящих на диванной подушке рядом со мной.

Я судорожно сглатываю.

— Я не собираюсь кричать на тебя из-за того, что случилось за ужином, — говорит папа, и моему мозгу требуется минута, чтобы переварить его слова.

— Нет?

Он качает головой. Мама держит его руки у себя на коленях, молчаливо поддерживая все, что он говорит.

— Нет. Я задержу тебя здесь минут на пять, чтобы твои братья подумали, что мы справились с этим, а потом отпущу.

Мама смотрит на него через плечо, мягкая улыбка касается ее лица. Затем она снова поворачивается ко мне и говорит:

—Ты не хочешь поговорить с нами о чем-нибудь? Или только со мной… Я могу выгнать твоего отца.

Я не могу удержаться от смеха, несмотря на тиски, сжимающие мое сердце.

— Я так не думаю.

— Ты уверена, милая?

Делаю глубокий вдох и киваю.

— Уверена.

— Ладно. Ну, тогда я просто скажу тебе одну вещь, а потом ты можешь идти. — Я жду, и она гладит меня по колену. — Этот парень Шон — гребаный мудак, если не видит, какая ты особенная.

Я изумленно смотрю на маму, шокированная от ругательства, которое она только что нагло произнесла, и она абсолютно серьезно кивает, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.

— Гребаный мудак.

И, о боже, ничего не могу с собой поделать — я начинаю смеяться. Сильно. И она, и мой отец улыбаются при этом звуке.

— Любой парень, который хочет держать тебя в секрете, не стоит того, чтобы на него сердиться, — добавляет она. — Пошли его. Но вот что я тебе скажу… — Мама сжимает мое колено, прежде чем отпустить. — Я видела, как он смотрел на тебя сегодня вечером, и когда ты выскочила из-за стола, он, кажется, не хотел держать тебя в секрете. Он встал со стула еще раньше твоих братьев, и знаешь, что он сделал? Погнался за тобой. Он даже не колебался.

Я жую внутреннюю сторону щеки, легкость ушла из моего разбитого сердца. Оно снова тяжелое, рваное, запутавшееся, кровоточащее.

— Я точно не знаю, что произошло между вами в старших классах, — продолжает она.

— А я даже не хочу знать, — бросает папа.

— Но… я только что видела его. Я просто… я видела, как быстро он бежит за тобой.

Не знаю, что на это ответить, поэтому молчу. И когда папа смотрит на часы и говорит, что я могу идти, я ухожу.

Дверь моей спальни заперта в ту ночь, когда кто-то стучит в нее в тридцатимиллионный раз. Сначала, это был Мэйсон. Потом Брайс. Потом Мэйсон. Потом Райан. Потом Мэйсон. Потом снова Мэйсон. Сейчас…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Пароль? — кричу я в сторону закрытой двери, и Кэл кричит в ответ:

— Бангаранг!

Не могу удержаться от слабой улыбки, поднимаясь с кровати, чтобы впустить его. Понятия не имею, почему он ответил «Бангаранг», но я вроде как люблю его за это. Пароль — это игра, в которую мы играли с самого детства. Пароля никогда не было и не будет, но в течение многих лет мы убеждали моих братьев, что я каждый день придумываю новый пароль, и что Кэл был единственным, кто когда-либо знал его.

Когда распахиваю дверь, Кэл проскальзывает внутрь, прежде чем кто-либо из моих братьев успевает проскочить по коридору и ворваться внутрь. В конце концов, я поговорю с ними. Просто… просто не сегодня. Сегодня мне не нужен их личный бренд психоза. У меня и своих хватает.

— Эй, — говорит Кэл, когда я закрываю замок стоимостью тридцать долларов, купленный на деньги, полученные на мой одиннадцатый день рождения. Когда у вас есть четыре брата, и вы начинаете носить бюстгальтеры, у вас есть приоритеты.

— Эй.

Я плюхаюсь рядом с ним, когда он устраивается на моей кровати, как дома.

— Сегодняшний вечер был довольно эпичным.

Я заставляю себя слабо улыбнуться. Для него этот вечер навсегда останется тем, когда его сердце собралось воедино. Для меня… сегодня будет тот самый вечер, когда я выбросила свое на улицу.

— Ты уже сказал Лэти? — спрашиваю я.

— Еще нет. Хотел сначала поговорить с тобой.

— По какому поводу? — я задаю глупый вопрос, а он дает мне глупый ответ.

— О, я не знаю. Ты слышала, что «Патриоты» победили «Пакеров» на прошлой неделе?

Он встречает мой прямой взгляд своим прямым, и я вздыхаю.

— Что сказали мама и папа? — спрашивает он, и у меня вырывается легкий смешок.

— Мама называла Шона мудаком.

— Она не могла.

Я киваю с легкой улыбкой на лице.

— Она точно это сделала.

— Я тебе не верю.

— Ее точные слова были «Гребаный мудак».

Кэл изумленно смотрит на меня, прежде чем разразиться громким смехом, который перерастает в хихиканье.

— О боже, это прекрасно, — говорит он, и я натянуто улыбаюсь, в ответ на это его улыбка гаснет. — Что еще она сказала?

— Ты же знаешь маму, — говорю я, проводя пальцем по изношенной части моего голубого одеяла. — Вечно пытается найти мне парня.

Кэл кладет руку на место, которое я тру, чтобы привлечь мое внимание.

— Что она сказала?

— Она сказала, что Шон, похоже, не хотел держать меня в секрете сегодня… Она сказала… — Кэл терпеливо ждет, когда я закончу, и я устало вздыхаю, прежде чем продолжить. — Она сказала, что видела, как быстро он бежал, чтобы поймать меня.

Взгляд темных глаз Кэла задерживается на мне на долгое мгновение, прежде чем опуститься на это потертое пятно на моем покрывале. Его пальцы следуют по нему, теребя те же нити, что и я несколько секунд назад.

— Все это видели. Я тоже.

Мы сидим так некоторое время, оба потерявшись в каком-то воображаемом месте, когда Кэл говорит:

— Кит, мне нужно тебе кое-что сказать.

Сначала я смотрю на него, потом он на меня.

— Я знаю, почему Шон не звонил тебе. — Я морщу нос, и он прикусывает губу, прежде чем выпалить последнюю часть: — Я сказал ему, чтобы он этого не делал.

Я слышу его, но не могу понять ни слова из его уст. Он сказал ему не делать этого? Он просил его не звонить мне?

Кэл начинает расхаживать по моей комнате.

— Я не мог поверить, что он взял тебя наверх и просто… что он использовал тебя. Он был выпускником, ради бога, и какой-то рок-звездой, а ты… Ты моя сестра, и ты всегда была так влюблена в него, а он просто… — Когда Кэл смотрит на меня, его черные глаза затмевает чувство вины. Я вижу её вспышку как раз перед тем, как он снова опускает взгляд в пол. — На следующий день я узнал, где он живет. Я пошел туда и…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})