Призраки прошлого - Михаил Александрович Михеев

– Я что, дурак кругозор себе ограничивать?

– В смысле?

– Ну вот, смотри, – Кобрин отобрал у него прут, одним движением ботинка разровнял песок и кончиком деревяшки нарисовал круг. Получилось кривовато, но для не слишком требовательного зрителя сойдет. – Предположим, это наша Земля. Представил?

– Ну…

Дипломат нарисовал крест, аккуратно вписав его в границы круга.

– Сколько места занимает?

– Примерно треть.

– И получается, что глядя на мир через символ христианства, ты видишь лишь его третью часть. Не переживай, с другими символами та же история. Хоть с полумесяцем, хоть со Звездой Давида. Да хоть с чем. Смотри на мир целиком, а не через трафарет.

На ровном песке появились еще два круга с вписанными фигурами. Что же, похоже. Лисицын пожал плечами:

– Ты забываешь, что я вообще не увлекаюсь какой-либо религией.

– Все правильно. У тебя есть своя, персональная. Вот она, твоя вера…

На песке добавился четвертый круг и вписанный в него автомат Калашникова. Та же треть площади. Даже, пожалуй, меньше. Демагогия, конечно, хотя, стоит признать, изящно выполненная. Лисицын усмехнулся:

– Ты не прав. Вот мой мир.

Еще один круг – и линии, его пересекающие. Как в перекрестье оптического прицела. Кобрин понял и рассмеялся. Небрежный жест – и вокруг нарисованной Лисицыным окружности добавилась вторая, куда большего диаметра.

– В центре – твой мир. А вокруг – все остальное. Боюсь, с таким подходом тебе открыто даже меньше, чем приверженцам всевозможной мистики.

– Зато стреляю я лучше.

– Это да, умение владеть оружием твое несомненное достоинство.

– Если я что-то умею, а вы нет, это не мое достоинство, а ваш недостаток.

– Может быть. Но мыслишь ты все же узковато. Знаешь, ты мне напоминаешь одного исторического деятеля. Который в почете у наших желто-голубых соседей. Помнишь, был у них в истории такой гетман – Мазепа…

– Чего-о?

– Тихо-тихо-тихо. Исключительно стилем мышления, а не душевными качествами. Здесь вы антиподы.

– А подробнее?

– Знаешь, – Кобрин задумался на миг, – я когда-то увлекался этим вопросом, даже в курсовом его рассматривал. И перелопатил кучу литературы. Так вот, попадалась мне статья не очень авторитетного… потому как не дышащего в задницы мэтрам автора, которая шла вразрез с официальным мнением, тем не менее очень многое объясняла. Если хочешь…

– Валяй, – махнул рукой Лисицын. – Считай, заинтриговал.

– Так вот, Мазепа был незаурядным человеком. Да, гад, подлец и сволочь, этого никто не отменяет. Но – не серость, посредственность вряд ли добилась бы таких высот. Достаточно посмотреть, сколько народу он съел, пробиваясь к власти. И какого народу!

– Это понятно. Но что с того?

– А то, что он провернул шикарную, по его мнению, интригу. Под рукой Москвы он был не более чем одним из сановников. Да, уважаемым и важным, но таких хватало. И пусть его власть на Украине была велика, сместить его царь мог одним росчерком пера. А он был крут, Петр наш Алексеевич, и за незначительные иной раз прегрешения без особых смятений души скидывал с насиженных мест фигуры, позначительнее Мазепы.

– Допустим. И что дальше?

– А дальше… Гетман хотел быть хозяином Украины. И понимал: если он договорится со шведами, то их протекторат над его окраиной будет номинальным. Слишком далеко от метрополии, а армия, пусть и лучшая в Европе, немногочисленна. Соответственно, зависимость будет выражаться максимум в налогах, а традиция платить дань в тех местах была, скорее, нормой. С другой стороны, тех, кто под шведами, те же поляки тронуть побоятся – Карл Двенадцатый нагибал их, как хотел. Ну и, вишенкой на торте, при удаче впоследствии шведов можно и бортануть, а сделать они ничего не смогут – чересчур далеко.

– В общем-то, это понятно. Специально темой я не интересовался, но пока ничего нового. Все укладывается в рамки логики любого карьериста без моральных принципов.

– А дальше пошла логика, на которую он опирался. Карл Двенадцатый – лучший полководец своего времени. Достаточно сказать, что этот сопляк ставит на уши всю Европу. А значит, если будет сражение, он победит. Ну а даже если проиграет, победит в следующий раз. Логичный ход мыслей?

– Да, вполне.

– А как тогда велась война? Быстро. Армии маленькие, с логистикой проблемы. Эпоха затяжных противостояний, растягивающихся на десятилетия, прошла. Одно-два генеральных сражения, и один признает себя побежденным, а второй его увлеченно грабит. И никто не подумал, что Петр, имея под рукой огромную державу, навяжет конкурентам войну на истощение. Вот ее-то шведы и не выдержали. Полтавская битва – эпизод, в глобальном плане мало что решающий. Потеряв армию под Нарвой, Петр создал ее снова и не торопясь отжал у шведов все ими захваченное, а заодно и территории, которые они изначально считали своими. Ну, проиграли бы русские еще одно сражение – так вытеснили бы шведов, чуть позже, как только их основные силы нашли бы новую цель и ушли. А того, что мир изменился и игра пошла по новым правилам, Мазепа понять не успел. И потерял всё.

– Хорошо, а я тут при чем?

– А у тебя наблюдается такое же неумение выйти за рамки. Да, ты крут и все такое, но…

– А что это вы здесь делаете? – Машка, зараза, подкралась совершенно бесшумно.

– Да вот, понимаешь, человек пришел, сделал умное лицо, постарался, чтобы я чувствовал себя дураком и между делом попросил твоей руки, – злорадно усмехнулся Лисицын.

– Чего-о? Сереж, подержи, пожалуйста…

Не дожидаясь его ответа, Маша сунула ему в руки коробку, в которой копошились изрядно растолстевшие за последние дни на халявной жратве котята, и без паузы зарядила Кобрину с ноги аккурат по причиндалам. Дипломат глухо хэкнул, сложился, как перочинный нож, и тихо стек на землю. Девушка лучезарно улыбнулась ему, забрала коробку и направилась к машине, а Лисицын, нагнувшись, проникновенно сказал:

– Виталик, просто чтоб не было обид. Я, может, не имею достаточной широты кругозора, а вот ты не умеешь смотреть хотя бы на два шага вперед. Понты урежь, а то… Ну, ты понимаешь.

Кобрин булькнул что-то нечленораздельное, но к продолжению диалога выглядел неготовым. Сергей пожал плечами и отправился спать в уже ставшее привычным кресло. Конечно, реакция сестры была не совсем обычной, но и так получилось неплохо. Вот только вопрос, с чего такая резкость?

Минут через пять сзади бухнула, закрываясь, дверь, и Маша завозилась в своей… ну, исходя из габаритов машины, почти комнате. Выждав, когда она закончит подготовку ко сну, Лисицын поинтересовался:

– И за что ты отбила ему… гм… хозяйство?

– За непристойное предложение.

– Вроде бы ничего такого…

– Ну да. А вчера он назвал меня сорокой.

– И что?

– Ну, той сорокой из сказки: этому дала, этому дала, этому