Роксолана - Осип Назарук

Она ясно осознала, в какую реку теперь предстоит войти. И, не обращая внимания на еще не улегшееся волнение, стала взвешивать и оценивать то, что успела узнать о своем муже.

Мысли ее вдруг сосредоточились на том, что он до сих пор ни в чем ей не отказывал и ни к чему не принуждал. Что бы она ни делала, все казалось ему добрым и чистым.

С этим и вскочила с кушетки – словно львица, сорвавшаяся с цепи.

Созвала чернокожих евнухов и белых невольниц. Евнухам велела приготовить лектику Селима, в которой его выносили на прогулки в сад. Невольницам же приказала одеть себя в тот же наряд, в котором она принимала султана, когда тот впервые посетил ее в этих покоях.

Мельком взглянула в венецианское зеркало. Возбуждение оживило ее нежное лицо, а слезы наполнили глаза так, что они выглядели, как озера после бури.

Вышла с целой свитой невольниц и евнухов, между которыми был и Хасан. Он с величайшей осторожностью нес в лектике Селима, то и дело поглядывая на его мать. Процессия пересекла обширный двор гарема и направилась к воротам селямлыка.

Стража не отважилась остановить ее при входе в палату падишаха – многие еще помнили о том, как отправился в далекий Трапезунд комендант стражи, всего лишь исполнивший свой долг. А в этот раз могущественная султанша шла уже не одна, а вместе с сыном, принцем Селимом.

Комендант стражи, завидев хасеки Хуррем, испарился, как дым от камфоры, а стража молча расступилась, приветствуя малолетнего принца как полноправного члена султанского рода Османов.

Перешагнув порог здания, где не бывала ни одна мусульманская женщина с тех пор, как турки ворвались на улицы Стамбула, она быстро пошла вперед, минуя коридоры и залы. В великолепной диадеме, в роскошных шелках, в сверкающих украшениях – и с лицом, залитым слезами. Впереди черные евнухи несли маленького принца в золотой лектике, за нею толпой следовали белые невольницы из гарема, сбитые с толку плачем госпожи.

Выглядела султанша так внушительно, словно несла с собой величайшую тайну державы Османов. Голову держала высоко и гордо, а слезы, как жемчужины, катились по ее прекрасному лицу.

Все военные и чиновники, попадавшиеся на ее пути, с поклонами уступали дорогу заплаканной супруге великого падишаха.

Стражники, стоявшие на углах коридоров, выкатывали глаза при виде множества женщин в селямлыке, гадая – уж не призраки ли они…

А некоторые, напуганные такой невидалью, бросились к начальнику дворцовой стражи, чтобы доложить о чрезвычайном происшествии. Тот выскочил из кордегардии как ошпаренный и помчался боковыми переходами, чтобы преградить путь Роксолане.

Но она продолжала идти, направляясь прямо в святая святых – зал Большого совета Дивана. И лишь достигнув его дверей, подала знак черным евнухам, чтобы те на мгновение задержались, а сама выступила вперед, оставив позади лектику с сыном.

Ага дворцовых янычаров, уже стоявший вместе со своими подчиненными у входа в зал Большого совета, увидев прекраснейшую из жен падишаха в слезах, скрестил руки на груди и растерянно проговорил:

– О радостная мать принца! Падишах сейчас занят судебными делами. А после этого ему предстоит принять иноземных послов.

– Занят? Судебными делами? Я тоже требую суда – над разбойниками, что бесчинствуют в самом дворце падишаха! – непреклонно произнесла она, направляясь к дверям. Ага янычаров мгновенно отступил, склонившись чуть ли не к коленям могущественной султанши. Тогда она, смягчившись, добавила:

– Не бойся! Прежде чем принять чужеземцев, султан наверняка примет сына своего!

После чего подала знак евнухам, чтобы они несли лектику вслед за нею, и, все так же плача, вступила в зал Большого совета Дивана, да так уверенно, словно сама должна была вершить здесь суд.

Едва переступив порог, она закричала, обращаясь к султану:

– Спасай свое дитя! Я боюсь возвращаться в покои гарема!..

Султан поднялся с трона.

– Что это значит? – громко спросил он, одновременно движением руки велев всем, кто находился в зале, покинуть ее. Озадаченные чиновники и вельможи повиновались, то и дело на ходу оглядываясь на султаншу, словно на какую-то диковину. Всякое они успели повидать от этой жены падишаха, но им и во сне не снилось, что она может явиться сюда без особого повеления, с ребенком и целой свитой!

Вслед за судьями, уже без приказа, поспешно вышли евнухи и невольницы Роксоланы.

– Что случилось? – встревоженно спросил султан. – Кто посмел нанести обиду тебе или ребенку?

В его очах уже готов был вспыхнуть гнев.

– Не мне, но нашему сыну! – ответила она, продолжая беззвучно плакать, чтобы не испугать малыша. Взяла из лектики Селима на руки и стала целовать его, поливая горючими слезами.

– Нашему сыну? Кто посмел? – тихо спросил султан, следя за младенцем, который невинно улыбался ему.

– Ахмед-паша!

– Великий визирь Ахмед-паша?!

– Да! Великий визирь Ахмед-паша!

– Что же он сделал?

– Прежде вели его схватить и заковать в цепи – я боюсь, как бы он не сбежал из дворца!..

Она вся дрожала от возмущения.

– Он во дворце?!

– Совсем недавно побывал у меня… И еще прикажи… – голос ее прервали рыдания, – прикажи схватить его сообщника, черного евнуха Хасана! Он здесь, ждет за дверью… После я все тебе расскажу…

Султан внимательно всмотрелся в заплаканное, взволнованное лицо жены. Бросил еще один взгляд на ребенка, чье личико уже морщилось – вот-вот зайдется плачем, и хлопнул в ладоши.

Из трех дверей зала выступили немые телохранители падишаха. Султан произнес веско, слово за словом:

– Схватить великого визиря Ахмед-пашу и Хасана, черного евнуха, что служит в покоях хасеки Хуррем!

Немые вышли беззвучно, как тени, поймав лишь сверкающий взгляд Роксоланы.

Султанша Эль Хуррем протянула сына мужу и, когда тот подхватил ребенка, смертельно побледнела и упала без чувств. А маленький Селим в голос расплакался на руках у султана.

Ничего подобного еще не видел Большой зал Дивана. Султан в растерянности не знал, что делать – броситься ли к жене, успокаивать ли младенца. И не хотел звать слуг, чтобы те не увидели бесчувственное тело женщины на ковре у подножия трона. Скандал был и без того неслыханный.

Положив сына в золоченую лектику, стоявшую поблизости, он бросился к жене, поднял ее и усадил на то место, на котором прежде сидел сам. Затем ринулся к дверям, за которыми еще оставались безмолвные телохранители с вырезанными языками, распахнул их и потребовал воды.

Перепуганная стража еще никогда не видела султана в таком потрясении и гневе. Мгновенно появилась вода в хрустальной чаше. Султан запер за собой дверь и приблизился к жене. Маленький Селим заходился в плаче. Зачерпнув из чаши, Сулейман стал кропить лицо возлюбленной, снова и снова повторяя: