Мои воспоминания - Сергей Капица

Школа № 32 была не совсем обычная, именовалась «Московская опытно-показательная школа (сокращенно МОПШ — поэтому во всей округе мы, ее ученики, именовались „мопсами“) имени Лепешинского»[9]. Лепешинский был соратником Ленина. В начале 1920-х годов он по совету Крупской организовал школу-коммуну, где дети учились и работали. К середине тридцатых годов работать уже перестали, но название осталось.

Школа располагалась на Остоженке, во 2-м Обыденском переулке в здании бывшей гимназии, и была, по нынешней терминологии, весьма «элитной», с очень хорошими учителями. Большую часть учеников составляли дети актеров и высоких чиновников — жителей «Дома на набережной», тогда называвшегося Домом правительства (я в этой школе учился потому только, что жил в соседнем дворе). Небольшая часть учеников были детьми работниц единственного промышленного предприятия в нашем районе, текстильной фабрики им. Молотова, видимо, так было положено.

Строительство Института физических проблем Дом директора ИФП Первая зима в Москве. Братья с Сильвией Уэллс П. Л. Капица с Б. В. Шапошниковым Письмо бабушке в Париж

Директором школы был очень достойный человек, Николай Яковлевич Сикачев. Он понимал весь ужас происходящего в 1937 году и старался, чтобы это как можно меньше отражалось на судьбах детей.

Помню еще завуча — Галину Кронидовну. Это была очень суровая женщина, она ходила в темном платье, и я ужасно ее боялся. Огромная и грозная — такой она у меня запечатлелась в памяти. Потом, уже после войны был сбор в школе и, когда я пришел, то увидел маленькую старушку, на которую уже я смотрел сверху вниз. И это она наводила на меня в свое время суеверный страх!

А физику в нашей школе преподавал Перышкин, тот самый, который написал знаменитый учебник, правда, я в его классе не учился. В целом педагогический состав был очень доброкачественный. Например, учитель физкультуры — он был из немцев, ходил с выправкой — добивался от нас, чтобы мы правильно ходили, прямо сидели, и вообще заботился о нашем облике.

Из воспоминаний Л. А. Лифшица

Директор школы — немолодой, толстый и добродушный Николай Яковлевич Сикачев, имел квартиру в небольшом домике у входа на школьный двор, и двое его детей тоже учились в нашей школе. В 1937–1938 годах вовсю шли процессы «врагов народа». По утрам нас собирали и на школьных линейках зачитывали материалы из газет. Многие дети остались без родителей, и районные чиновники настаивали на их отчислении и переводе в другие менее престижные школы. Николай Яковлевич делал невозможное — он добивался, чтобы все ребята продолжали учиться в нашей школе, и отношение к ним не менялось. Вступаясь за детей репрессированных, он рисковал своей свободой и, может, даже жизнью.

Осенью 1937 года к нам в 3-й «А» класс пришел новый ученик Сережа Капица. Помнится, что привозила его в школу молодая красивая англичанка Сильвия, поражавшая нас тем, что в любой мороз ходила с непокрытой головой, демонстрируя пышные черные волосы. Освоился Сергей довольно быстро, иноземный акцент общению не мешал. Был он сосредоточен, со всеми общался «ровно», близких друзей не было.

Случилось так, что в 1938–1939 годах мне довелось познакомиться с семьей Сергея ближе. У меня заболела мама и дома сложилась нелегкая обстановка. В школе существовала, видимо, практика своеобразного патронажа. В какой-то день в конце учебного года меня прямо в школе «представили» приехавшей Анне Алексеевне, а в середине лета за мной домой приехала машина, и меня отвезли сначала в институт (почему-то до сих пор помню тогдашний адрес: Калужское шоссе, 32), а оттуда на Николину гору.

Я прожил там месяц. В следующем 1939 году Анна Алексеевна опять пригласила меня на дачу.

Эти два лета мне хорошо запомнились. Я жил в одной комнате с Андреем и дружил с ним больше, чем с Сережей, хотя разница в годах была немалая — он был почти на три года младше меня. Иногда мы ссорились и по несколько дней враждовали, но гораздо чаще вместе подолгу купались, строили многометровый придуманный нами фантастический город на песке. Сергей в этом строительстве тоже участвовал. Массу радости доставляло общение с умной, красивой и приветливой годовалой овчаркой по кличке Джек.

Впоследствии Анна Алексеевна рассказала мне, как она волновалась, когда мы, ребята, втроем поплыли на противоположный берег Москвы-реки во время разлива. Но не отговаривала и не запрещала, и о беспокойстве своем нам ничего не сказала: педагогические принципы. И сурова бывала! Когда была сильно недовольна сыновьями, переходила на английский и разговор заканчивался гневным «Go away!». Это и я понимал.

А еще я помню ее молчаливую ласку. Поздно вечером, когда мы укладывались спать, она тихо входила, подходила к постели, гладила по голове.

О Петре Леонидовиче могу рассказать совсем немного. Мне кажется, что львиную долю времени на даче он проводил в своей мастерской, сооружая большую моторную лодку. Сергей ему иногда помогал, а я только восхищался красотой инструментов. Будучи чемпионом своего 4-го класса по шахматам, я предложил ему однажды сыграть со мной, на что он легко согласился. Но одной-единственной короткой партии оказалось достаточно, чтобы даже у меня хватило мозгов более ничего подобного не предлагать.

Еще вспоминаю эпизод. Ехали из Москвы на дачу. Петр Леонидович был за рулем «Бьюика», и на каком-то подъеме нас обогнал легкий «Опель». Надо было видеть, с каким азартом Петр Леонидович пустился вдогонку, и его удовлетворение, когда нахал остался позади.

За общим столом во время ужина велись достаточно вольные разговоры. Я был мал и не слишком внимателен, но один анекдот запомнил и даже сообразил, что рассказывать его всем и каждому не следует — все-таки мне было уже почти 12 лет. Вот он. Иностранцы в СССР видят, что на столбе сидит человек и смотрит в подзорную трубу вдаль. Его спрашивают: «Что вы тут делаете?» В ответ — «Я должен увидеть, когда социализм придет, и доложить в Кремль». Ему предлагают: «Поедем с нами, мы заплатим больше». — «Не-ет, у вас работа временная, а здесь постоянная». Странно, как прочно оседают в памяти незначащие, кажется, мелочи, запомнилась почему-то вполне безобидная шутка:

В чем разница между эскимо и Гауком? (Гаук был очень известным дирижером). Ответ: «Эскимо на палочке, а Гаук с палочкой». Анна Алексеевна в недоумении: «А что здесь смешного? По-моему, просто сказана небольшая гадость про Гаука».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});