До горизонта и обратно - Антология

Вернувшись домой, Рома застал Крошку одну сидящей на кровати Максима.

– Если бы ты могла… Перестать оглядываться… Если бы ты только… Я покажу тебе свободу.

– Я люблю Максима.

– Ты его себе придумала. Тебе вообще-то все равно! – Рома хлопнул дверью и ушел.

Надо было что-то менять. Эта едкая мысль носилась в воздухе и была гуще дыма. Решиться нужно было до утра. Комнату то и дело пересекала жирная крыса из света от выезжающих со двора автомобилей.

Я редко спускаюсь к ним в квартиру. Это не так легко. Но точно знаю, что до сих пор в жилище Крохи, Ромы, Бессоновой и Максима ничего не изменилось. В их квартире по-прежнему полный бардак и душно так, что не продохнуть. А форточки все вечно Кроха закрывает, чтобы громче говорить о прошедшем.

Я иногда бываю на втором этаже, и оттуда их бывает слышно. Туда я спускаюсь выпить с друзьями. Когда друзья молчат, а я, кусая губы, уже не чувствую боли, тогда становится слышно, как Бессонова говорит о надежности и тыле, Кроша ревет, что раньше все было иначе, Рома хлопает дверью и уходит каждый раз навсегда, а Максим бьется головой о стену, понимая, что никогда не осмелится поступить так, как Рома. Еще иногда слышно, как бубнит Третий о том, что так не делается, что у всех все по-другому, но ничего конкретного он никогда не говорит. На втором этаже тоже вечно накурено, но больше воздуха и постояльцы квартиры иногда меняются. Там мои друзья, с ними можно даже рассуждать вслух.

Почти всегда мне приходится жить наверху. Здесь круглые сутки маскарад и сплетни по углам. И двери не закрываются, как ни старайся. Зато всегда много гостей, Третий захаживает, Бессонова появляется время от времени, коллеги не дают скучать.

Есть одна проблема, и она беспокоит меня больше, чем что-либо. Когда я разговариваю с кем-то на третьем этаже, где теперь почти всегда живу, я не слышу собственного голоса.

Нина Матвеева-Пучкова

г. Уфа, республика Башкортостан

Историк искусства. Член Российского союза писателей. Издательством РСП выпущен персональный сборник рассказов «Как будто время ни при чем…» (2016). Проза опубликована в сборнике «Проза-2016, кн. 2» (2016).

Из интервью с автором:

Живу в Уфе, иногда – в Екатеринбурге.

В своем непостоянстве судьба часто дразнила меня новыми надеждами и подталкивала к новым начинаниям; так, перефразировав Плутарха, могу обозначить пройденный мною путь.

В свободное время занимаюсь живописью и переводами.

© Матвеева-Пучкова Н., 2017

Ян Скацел (1922–1989), чешский поэт, прозаик, переводчик

Зноровы в ночи

На лугах белье развесили туманы,

а вдали криками выпи

и кваканьем лягушек

зеленела ночь.

По дороге,

что идет вокруг загуменья,

перед полуночью прибыл я в Зноров.

Ночь, как рваное пальто на выпасе,

прожженное огнем, который здесь виден на многие мили,

накрыла деревню.

Густая и плотная в Зноровах тьма.

Крепко дышат хлева

теплым и прелым духом.

Норовы в ночи. Между стодолами

деревья касаются крыш.

Сюда возвращались добрые сыны, украшены слезою,

иные шли в цепях

с повислыми волосами.

Слышал я так же, как будто вели меня,

и пинал я по дороге конский навоз

и беду.

На небе серпик пожинал звезды,

а ветер гнал тучи

через пустынные места.

Так я шел, как будто вели меня,

и свесил я голову, как вороново крыло.

Тихо плыла тьма,

блестел графит лошадиных волос,

неспокойно спали парни-зноровчане[1].

Хорошие вещи

Среди хороших вещей, любимых мною, огоньи черное серебро звездза опояском ночи.

Черное серебро да старые слова,которыми посвящали в рыцарство:выдержишь три удара и не более.

Среди хороших вещей люблю день,когда весна кладет узду на доброго коня,синюю уздуи розовые седла.

Каждый год возвращаться —хороший замысел весны.

Из всех добрых вещей люблю нашу любовь,ту старую, которая не умирает,и говорю тебе снова и снова:

это существует вчера,будет сегодняи было завтра.

Выдержать только три удара и более ничего.

Разрыв

Мы одни,будто бы нас кто-то обидел.Тщетно ищу в карманах,что мог бы тебе дать.

Но это не горе,на мой взгляд,и в рощах Моравиииначе умирает любовь.

По лесам летел ноябрь,как олень без головы.Тело мохнатоеизваляно в листьях.

Падало,падало в лесу грабовом,непрерывно кружило,и олень без головыпо лесу бежална тонких ногахгалопом.Бежал и бежал,в полях мчался,в паху кровьотъятой головы.

Второе стихотворение о Луне и человеке

Не бойсяи отринь эту малую печаль,мы же не дети.И все ж таки моя нежностьхотела бы уснуть под черной бузиной.чтобы поймал меняодин день из моего детства.

Не бойсяи отринь эту малую печаль,потому как мы давно уже муж и жена.Мы ночь и день, и луна нашей ночипадает, как срезанная роза.

Не бойся, когда буду под твоим боком засыпать,проваливаться назад под черной бузиной,чтобы меня удержалодин день моего детства,чтоб я вернулсяи в руке держал розу,только бы ты встретила меня вновь мечтательного.

Не бойся, это простоприказ человека, жест Бетховена,с которым солдаты прикладывают скрипки к щеке,и с неба падает срезанная роза.

И падает с неба чистый, ясный дождьна человеческие сердца, немного закопченные,и ты огорчаешься,что мы не дети,что я муж и что ты жена.

Бабье лето

Вчера летел по ветру первый белый волос.Он позвонил,когда медленно упал на землю —и слова

жесткие, непокорные словазастряли в горле как рыбья кость.

Лето мое,ты уже тоже седеешь?

Такпридет завтра и осень.Вновь все деревья облетят,вновь будем спрашивать,куда или к кому пойти.

И тишина, убогая как полевая мышь,нам пискнет за спиной.

Лето мое,и ты уже тоже седеешь?

Юзеф Баран (род. 1947), польский поэт

Письмо

темнота бросила на береглучи светадалекой планетызасушенные незабудкипотухшего дняпоставленныев вазу с водойначинают оживатьи вот пахнет твоим днемво всей комнатеи ты возникаешьиз раскрывшихся лепестковчаши пространствая поднимаю к губам теплую облатку тела

Страх

ночью незрячейв космическое путешествиеотправитьсяна ощупьбез билетабез телана лазерной снежинке души

Сквозь мир идущим зов

полюби ты меняя откликнусь ответнопрорастем мы в себячуть дыша и безмерно

я сокроюсь в тебеты исчезнешь во мнесмерть разыскивать насбудет по миру тщетно

Вновь…

вновь меня выбрасываетрассвет на берегсловно раковинуиз клубящегося океанав голове моей как в раковиневсю ночь гуделоВечностью и Снамивсе смешалось со всеми все были всемии не было еще нарочитого разделенияна живых и мертвых

Потихоньку…

Потихонькураскрылисьставни снасо всех сторонполетела тоскана подоконниксел белый ворон бессонницы

не ты ли подумала обо мне во снев по́лночи

Ах сердце…

ах сердценочная бабочка безумнаяпокинутая в темных долинаху подножия разуматрепещешьопаленными крыльямив погоне за темчто велико и яркоа все жемогла бы вспорхнуть вышечтобы как на ладони увидетькакое малоетрухой светящеесяэто твоевоображаемое солнце

Солнце движется…

солнце движется в паникедень ото дняубывает его сила и все раньшетрепещет в окне тьма ночиземля склоняется к осени

ибо заволакивает туманом зеркало небав этом зеркале словно брошенный хламотражаемся мы в уменьшении

ибо отцвели в нас душистые метафорыи в ладони насыпана горсть пеплавсех вдохновений майских

ибо грохочут в нас поля маковыекак размышляющие над тщетою мирафилософов засушенные головы

Влюбленный открыватель

один изобрел колесодругой построил судно на подводных крыльяхтретий сделал три первых шага на Марсеа я открыл Тебяна этой удивительной планетеЗемляи с тех порна заременя будит радостнаякак щегленок мысльчто ты действительносуществуешь…

Школьная фотография