Импоцилы - Серго Земной

Виктору Петровичу не хотелось идти в пустую запущенную квартиру, и он практически все дни и ночи проводил в самодельной обсерватории дома творчества, а по вечерам передавал свой астрономический и житейский опыт мальчишкам. Ребята чувствовали чистые вибрации доброго сердца учителя и отвечали ему взаимностью: они любили и уважали Виктора Петровича и называли его между собой «планетарным человеком» (никак не могут ребята в буйном подростковом возрасте без ярлыков и кличек – вот и назвали Виктора Петровича «планетарным человеком»»).

Ночные сторожа дома творчества, зная кроткий и спокойный характер Виктора Петровича (тем более, что старый учитель не страдал вредными привычками – не пил и не курил), не возражали против ночных его посиделок в обсерватории. Иногда сторожа заходили в его «лабораторию», и он показывал им в телескоп то или иное созвездие или движущийся искусственный спутник Земли. Сторожа «ахали» и называли Петровича волшебником. Директриса учебного заведения догадывалась о ночных посещениях подотчетного ей здания старым учителем, но зная всю обстановку в учебном корпусе от ночных сторожей, закрывала глаза на поведение Виктора Петровича, мотивируя его поступок (больше для себя, чем для него) особенностью его кружковой работы в Доме творчества.

«Ну, в самом-то деле, не наблюдать же за звездами днем, при ярком солнце», – говорила она сама себе и успокаивалась.

Так и проходили спокойные дни Виктора Петровича среди звезд и ребятни. Своих школьников, особенно Ваню и Юру, он отождествлял с зарождающимися маленькими звездочками, говоря языком астронома, и постоянно их пичкал новыми астрономическими понятиями, знаниями, астрономической мифологией и легендами, практическими умениями. Надо сказать, что усилия Виктора Петровича не прошли даром, как вода в песок, а дали благодатные всходы. Его личная увлеченность астрономией очень крепко задела умы и сердца Вани и Юры. И они поклялись друг другу, что всю свою жизнь, все свои знания и умения направят к одной цели – найти братьев по разуму в бескрайних просторах Вселенной.

Виктор Петрович однажды случайно подслушал разговор-клятву разгоряченных подростков и подумал: «Какие все-таки хорошие эти мальчишки – Ваня и Юра… Жаль, что не мои сыновья, или хотя бы внуки. Но все равно – это мои мальчишки, мои звездочки. И пусть из сотен, тысяч ребят, с которыми я общался на уроках физики и астрономии, работая тридцать лет в школах, а теперь вот в Доме творчества, я открою хотя бы одного своего «Эйнштейна» или «Эдисона» – я буду знать, что моя звезда горела не зря… Ах! Маша! Машенька! – продолжал вспоминать старый учитель. – Мы так и не смогли завести своих деток. Сначала тебе было некогда («Какие ребята? А как же работа?» – возмущалась она, будучи учителем украинского языка и литературы в той же школе, что и Виктор Петрович), а потом уже было поздно».

Иногда по ночам он наводил свой телескоп на созвездие Девы, находил пульсирующую звезду (в обиходе он называл ее «Маша») и беседовал с ней обо всем, но больше всего о своих мальчишках – Ване и Юре. Чаще он хвалил их и рассказывал ей об их успехах, но иногда и ругал их за то, что они не выполняли нормативы по физкультуре: Ваня не сумел подняться по канату, а Юра неудачно метнул мяч, да так, что последний попал учителю физкультуры в голову.

Надо сказать, что старый разбитый ревматизмом учитель физкультуры, Олег Карлович, любил и уважал детей. Но всему свое время: у него и без этого нелепого удара мячом по темечку уже давно и крепко «болела» голова. Не зря же народная пословица гласит: «старость не радость, а молодость – гадость (если прожить ее неверно)».

В молодости Олег Карлович много курил, бабничал и страдал бытовым пьянством. Для тех, кто не знает, что такое бытовое пьянство, расскажем: это когда на работе от человека пахнет одеколоном и он одет в приличный костюм с галстуком, а дома на нем рваные спортивные шаровары с вытянутыми коленками и грязная майка; с бутылкой в руках, с матом на устах. Другими словами, бытовуха – это пародия на светскую жизнь.

Но педагогических кадров в школе катастрофически не хватало, поэтому директору школы приходилось мириться с «закидонами» старых кадров. Тем более, что директор школы сам страдал бытовухой, и его светская жизнь сама была сплошной порнухой. А именно: сын связался с наркоманами и умер от передозировки, дочь «подружилась» то ли с азербайджанцами, то ли с турками, которые очень любили и уважали «бэлых дэвушек», а жена в открытую крутила шуры-муры с кумом. А что ей оставалось делать, если ее «бытовик» все свободное время проводил с пляшкой. Жена, заприметив в такой дружелюбной парочке – муж и бутылка – измену (ведь не зря же «пляшка» от природы была женского рода) и подмену ценностей (себя она ценила выше бутылки водки), стала изменять сама. Другими словами, все были при деле…

– Ты куда швыряешь, идиот? – закричал, брызгая слюной, то ли обиженный, то ли контуженный от удара мяча, Олег Карлович. – Норматив не засчитываю, а за урок ставлю два балла.

– Олег Карлович! Я нечаянно; мяч сорвался с руки, – оправдывался Юра. – Можно я еще раз попробую бросить?

– Дома, Юра! Дома! Потренируйся бросать мяч в открытую форточку. А если не получится, то родители, я думаю, найдут с тобой тему для разговора, подсчитывая стоимость разбитого стекла. Кстати, я давно не видел твоих родителей, – оживился ревматик и широко улыбнулся, чувствуя, что начинает «доставать» школяра. – Пусть завтра зайдут в школу: надо с ними потолковать! Мне кажется, что ты совсем уже обнаглел и отбился от рук.

– Сам ты обнаглел, – буркнул про себя Юра и отошел в сторону. – Трухляк старый.

– Побурчи мне еще, мамочкин щенок, – отозвался Олег Карлович. – Следующим подходит к барьеру для выполнения упражнения Иван Изназаретов.

«Господи! – подумал Иван. – Неужели это тот Дом творчества, где мы проводили любимые занятия по астрономии с любимым учителем Виктором Петровичем?..»

Воспоминания завели его так далеко, что он не обратил своего внимания на то, что весь первый этаж Дома творчества был преобразован в салон красоты. Где уже не сеяли «прекрасное, вечное, мудрое…», а делали красивыми и прекрасными руки, ноги, тело, прически. А лицам придавали аскетично-философский взгляд, используя пластическую хирургию. Женские губы и груди наполняли эластичным силиконом, утверждая блеск вечной молодости. Ваня незаметно для себя поднялся на второй этаж Дома творчества, чтобы зайти сначала к его директору. Иван отворил современную стеклянную дверь коридора и остолбенел: весь коридор блестел в разноцветных огнях. Там, где раньше были классы, поместились бутики с разнообразным товаром. Классы были перестроены таким образом, что та стена, в которой прежде была входная дверь (эта стена была не капитальной, выражаясь строительной терминологией), заменялась на стеклянную с пластиковой стеклянной дверью.

Сначала Иван несколько смутился и вышел обратно из коридора на лестничный марш. Он закрыл коридорную дверь, поднял голову и прочитал – «Пассаж».

«Ах, вот в чем дело!» – сообразил Иван.

– Второй этаж – теперь пассаж, вот почему другой пейзаж, – негромко проговорил Ваня. – Ладно! Пойду сразу же к Виктору Петровичу на третий этаж – в его обсерваторию.

Поднявшись на третий этаж, Иван был готов ко всяким подвохам, поэтому был предельно внимателен и собран. Коридор и кабинет третьего этажа также были отданы в аренду под различные бутики, только здесь в основном была размещена бытовая техника: компьютеры, телевизоры, холодильники, кондиционеры, другая бытовая техника. Подойдя к двери бывшей обсерватории, Иван обнаружил вывеску: секс-шоп «Амур». Иван, все еще не веря своим глазам, приоткрыл дверь «Амура».

– Слюшай дарагой! Захады, гостэм будэш! Чай, кофэ? Или сразу каталег пасмотрым? – Затараторил с кавказским акцентом старый седой грузин. При виде Ивана он вскочил со своего места, широко расставил руки и пошел к нему навстречу.

– А где Виктор Петрович? Он вообще здесь есть? – спросил Иван.

– Какой Пэтровыч? Зачэм он нам нужен? – Зашумел грузин. – Ты пасматры какых дэвушэк мы получили на этой неделе, – подмигнул старик. – Нэ дэвушкы, а пэрсык, – и он схватил одну из первых надувных кукол (уже бывших в боевой сексуально-эротической готовности, то есть накаченных воздухом) и поднес к Ивану. – Ты пасматры какой красывый ротык, а какие ножки, нет, ну ты толко пасматры, пасматры! А какой у дэвушкы удобный пулт управления, пасматры! – Грузин нажал на одну из кнопок и рот куклы стал пульсировать. При этом в такт пульсациям издавались звуки. – Громкость чмоканья и рытм пулсаций, братышка, рэгулыруются вот здэс, – грузин повернул куклу на живот и стал увлеченно рассказывать о пульте управления. – Сама кукла магкая и в то же врэмя упругая, как натуральная. Пасматры, потрогай, не бойся, я разрэшаю.