Несносная Херктерент - Владимир Чистяков

Весной и летом император подолгу живёт в одном из Загородных дворцов в окрестностях столицы. Чаще всего — в Южном.

Марина любит прятаться на галерее Большого кабинета. Особенно, когда у отца собираются разные люди. Акустика великолепная, слышно всё очень хорошо. Иногда ничего не понятно, но всегда интересно.

Несколько раз в год приезжает сводный, или, как говорит мама, «единокровный» брат Марины контр-адмирал Сордар. На флоте считают, что Сордар одним своим видом может обратить в бегство любой неприятельский флот. По габаритам адмирал похож на вставшего на задние лапы пещерного медведя. Сила — соответствующая. Морпехи с линкоров болтают, будто у них хранится лом, завязанный адмиралом морским узлом.

Гигант — один из немногих взрослых, кто всегда готов выслушать Марину. Всегда разговаривает, как со взрослой. И дурачится на пару с ней, как ребёнок.

Марина знает, что мама Сордара очень не любит. А ей он нравится. «Полвека скоро, такого рода, а ведёт себя — словно и не принц вовсе, совершенно неподобающую жизнь ведёт» — говорит о нем императрица. О возрасте Сордара Кэретта говорит неправду — адмиралу и сорока ещё нет; да и всё остальное Марина считает глупостями. Марина о разнице между двадцатилетними и сорокалетними совершенно не задумывается — для неё и те, и другие проходят по категории чуть ли не стариков. Категория взрослых состоит из одного человека — Софи. От отца или брата приходилось временами слышать одобрение своих действий. От зануды-сестры — никогда.

Марина любит читать и в какой-то книжке по биологи недавно прочла про инстинкты…

В ответ на миллион первое замечание Софи последовал ответ: «Твои претензии ко мне обусловлены латентным материнским инстинктом, обостренным пуберентным состоянием, связанным с избыточной выработкой гипофизом циклопизических френноновых гормональных телец прерывистого типа». Сестрёнку удалось сразить наповал. Софи стояла, открыв рот и хлопая глазами. Коктейль из биологических и собственного Марининого производства, терминов вышел просто убийственным.

Софи пожаловалась, что Марина её обругала такими словами, что и произносить нельзя. Саргон поинтересовался у Марины, что именно она сказала сестре. Марина охотно повторила. Саргон лёг. Софи непонимающе захлопала длиннющими ресницами. Император ещё продолжал хохотать, когда пришёл Сордар. Попросил объяснить причину веселья. Император воспроизвёл фразу Марины. Адмирал согнулся от хохота. Взглянул на Софи, потом на скорчившую ей рожицу Марину — снова согнулся. Софи непонимающе вертит головой, не понимая, почему все хохочут. Пытается улыбнуться. Хохот не смолкает. Софи застывает, как от удара. Понимает — смеются НАД НЕЙ. Лицо мгновенно становится каменным. Осанка — словно у статуи. Церемониальный кивок. Разворачивается и уходит. Смех стих. Саргон недоуменно смотрит на дверь. Сордар молчит. Ему показалась, что в глазах Софи слезы. Слезы — то показались, а вот кулачок, вцепившийся в подол платья — нет. Стало как-то неудобно. Только Марина продолжает светиться, словно надраенная медяшка.

— Кажется, мы несколько переборщили, — по-русски сказал Саргон, — она обиделась.

— Ну, так нечего быть такой три «З».

— Расшифруй!

— Злобной Зазнаистой Задавакой.

Саргон невольно ухмыльнулся.

Марина ещё долго ходила очень довольная тем, что проучила Софи.

Сордар необычайно серьёзен, и Марина сразу понимает — приехал он вовсе не к ней. Адмирал сразу идёт в кабинет императора.

У подъезда одна за одной останавливаются черные автомобили с номерами морского ведомства. Марина впервые видит столько высокопоставленных офицеров флота за раз.

За столом сидят не только моряки, причем Сордар — далеко не самый старший. Марина насчитала четырех полных, шестерых вице- и десять контр- адмиралов (в том числе и Сордара), ещё были капитаны первого ранга, несколько главных конструкторов и непременная участница большинства совещаний министр безопасности Кэрдин по прозвищу Бестия. Марина несколько удивилась, увидев её не в тёмно-синем костюме, а в генеральской форме.

Говорили о каком-то большом походе. Согласовывали, какие корабли примут участие. Марина даже услышала знакомое название — линкор «Елизавета». Два года назад Марина спускала корабль на воду. На церемонии должна была быть Софи, но она в то время заболела. Речей Марина не запомнила, но бутылку о борт разбила удачно. И огромная стальная громада, набирая скорость, заскользила к воде. Громадный корабль украшен гирляндами. Марина знает, что каждый флажок на самом деле какая-то буква или знак, но прочитать не может. Зато она знает, какие флаги подняты на трёх временных мачтах.

На фок-мачте — флаг завода, строящего корабль, на грот-мачте — чёрно-красный государственный флаг, а вот на бизани — личный штандарт Марины, положенный ей как младшей, но всё-таки принцессе.

Спуск корабля она во всех подробностях описала сестре, проиллюстрировав рассказ номером еженедельного журнала, где на одной из фотографий чётко виден развевающийся флаг Марины.

К удовольствию Марины, сестра была в бешенстве (как-никак, второе имя у неё Елизавета). Софи с нескрываемым гневом спросила отца, почему он не перенес спуск корабля,

На что Саргон ответил, что график постройки линкора — очень важная вещь, не зависящая от капризов маленьких девочек. Подслушивавшая разговор Марина расхохоталась. Софи терпеть не может, когда её называют маленькой. Марина потом пару месяцев сестру «мелкой» дразнила.

Впрочем, Саргон предложил Софи принять участие в спуске нового тяжелого крейсера. Софи, прекрасно знающая, что крейсер, даже тяжелый, — куда меньше, чем линкор, отказалась.

Моряки уходят. В кабинете остаются только Саргон и Кэрдин. И Марина на галерее.

— Ну, думаю, в случае мобилизации твоего любимого анекдота про винтовку на троих, не получится.

— Это не анекдот, Пантера.

— Винтовка на троих… Так не бывает.

— Бывает, как раз в армии того императора, в год свержения которого я родился, так дело и обстояло. Мобилизации подлежит девять миллионов человек, а винтовок на складах — три миллиона.

— Ну, тогда мне понятно, почему тот император в подвале расстрелян был. Хотя я где-то слышала, что винтовка на троих — история с той… Твоей войны.

— Она была не моей… Вернее, не только моей. Тогда решалась судьба уникальнейшего государства. Решалось, жить или нет моему народу. Всякого тогда было… Я тебе говорил, оказавшись здесь, я первое время чувствовал себя чуть ли не предателем. Второе лето не лучше первого, вновь встал вопрос, выстоим ли. А я тут. Схемки черчу, да язык учу. Притом, — Саргон усмехнулся, — не для кого-нибудь, а для самых настоящих их благородий с царем во главе. На аэродроме, когда только сел, увидев погоны, чуть стрелять не начал. До того погоны только в кино и видел, да слышал песенку про адмирала, у которого из российского только погон и остался.

У отца самое страшное ругательство было — золотопогонник, — смешно становится даже Марине, она рот зажимает, чтобы не расхохотаться. На императоре — черный маршальский мундир для ношения вне строя. Присутствуют и золотые погоны с маршальскими звездами. У Кэрдин погоны тоже золотые с поперечной черной полосой — знаком принадлежности к безопасности.

— Наверное, я потому относительно легко втянулся в новую жизнь, что близких мне людей там не осталось никого. Мама умерла, когда мне было десять лет. Молодая, а казалась почти старухой. Ей довелось побывать в контрразведке того самого… адмирала. О товарищах спрашивали… Об отце спрашивали… Пытали. Отец говорил, что одного из палачей ему довелось встретить, и, как говорится, за все спросить.

У него орден был, «Боевого Красного Знамени», в те времена — большая редкость. Умер за пару лет до Великой войны. Не от старости. Ему досталось на фронтах. Повоевал с адмиралом, да и не только с ним… Когда хоронили, называли героем. Та власть, за которую воевал отец, дала мне всё. Я сам воевал за то же, что и отец. Не думая, что окажусь здесь. И даже был к «Знамени» представлен. Получить не успел.

— Я когда-то тоже не сразу разобралась, почему «контра белогвардейская» такое страшное оскорбление. Когда поняла, решила, что мой предок и более крепких слов заслуживает.

— Как-то не сразу стал замечать, что мир всё-таки другой. Сначала казался чем-то вроде фильмов про старую жизнь. Первое, что понравилось — когда обнаружил, что государственной церкви тут не существует. Совсем. Бывшему члену «Союза воинствующих безбожников», — он усмехнулся, — весьма понравилось. Потом… Когда патент на дворянство получил… Тут тогда ещё не знали, как заставить пулемёт стрелять через авиационный винт. Работали над этим. А я просто хорошо знал конструкцию всех самолётов, на которых приходилось летать. Знал и как синхронизатор работает. Ещё кое-что по мелочам предложил, как-никак, авиетку в свое время построил. По цельнометаллическим машинам мои знания пригодились.