Польский бунт - Екатерина Владимировна Глаголева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вся польская молодежь была тогда за него; кузен Адам Казимир Чарторыйский сам посторонился, чтобы уступить ему место, а ведь Чарторыйские чего только ни предпринимали, чтобы посадить его на трон, разве что не убивали… И конечно же, любовь польских женщин делала его настоящим королем – правителем, властителем. Эльжбета Браницкая, Магдалена Любомирская, Изабелла… Ах, Изабелла Чарторыйская, жена Адама Казимира…
Понятовский случайно увидел край своего отражения в каминном зеркале. Н-да… Обрюзг, раздобрел, обзавелся вторым подбородком. Волосы поредели. Губы из сочных, изящно изогнутых, стали тонкими и уже не манят поцелуями… Что ж, ему шестьдесят два, а не тридцать… Вон, Игельстрём на пять лет моложе, а старик стариком: подагрик, ходит с палочкой, брюзжит… Правда, это не помешало ему отбить у Залусского его пригожую супругу и сделать ей одного за другим двух детей… Король повернулся в профиль, потом передвинулся, чтобы лучше было видно верхнюю часть лица. Да нет, всё не так уж плохо. Тонкий нос с горбинкой остался прежним и глаза… Пусть в морщинках, с мешочками нижних век и не столь пушистыми ресницами, но такие же большие, темные, блестящие… Как тогда…
Изабелла бросила его ради Репнина.
Русских женщин учат покоряться мужчинам, польских – угождать им. Добродетель русской женщины – верность, особенно в невзгодах. Мужчина для нее хорош уже тем, что он принадлежит ей, а она – ему, какой-никакой, а мой. Польки любят героев, и больше всего тех, кого сделали героями сами.
Знакомясь с мужчиной, полька прежде всего выведает, чтó он любит, чтó доставляет ему удовольствие, и непременно это запомнит. Она будет приветлива и предупредительна, станет внимательной слушательницей и повернет разговор так, чтобы выставить своего собеседника в самом благоприятном свете. В ней есть живость и желание нравиться, как у француженки, но нет пустого кокетства и колкости парижанки. Она найдет в мужчине какую-нибудь особенность, о которой он, может быть, и сам не подозревал, но именно эта черточка делает его лучше прочих. И вот он уже стремится бывать в ее обществе, ведь ему с ней так хорошо; его желания предупреждают, но не все из них удовлетворяют, о нет, ведь награду надо заслужить… В один не самый лучший день он обнаруживает, что не один ездит к любезной хозяйке. Соперник? Неужели тот счастливее его? Но чем же он лучше? Неужто тем, что… Нет, я докажу ей, что я, только я достоин ее любви!..
Князь Репнин тоже попался в эти сети. Сейм 1767 года называли репнинским, ведь российский посланник фактически диктовал условия императрицы, а король был вынужден с ними соглашаться. Екатерина тогда уже отвернулась от Чарторыйских и старалась отменить всё, ими сделанное – нами, нами сделанное, ведь он, Станислав Август, тоже боролся за отмену liberum veto[4]. Репнин вернул из дрезденского изгнания «пане коханку» – Карла Радзивилла, врага Понятовского, и тот въехал в Варшаву триумфатором, что твой Ян Собеский после взятия Вены. Репнин добился, чтобы шляхта приняла новоиспечённого полковника Игельстрёма в число польских дворян, и король возложил на него ленту им же учрежденного ордена Святого Станислава. Зато епископов Солтыка и Залусского, не допускавших равных с католиками прав для православных и протестантов, и коронного польного гетмана Ржевуского с сыном Репнин велел арестовать и вывезти в Калугу, приказав командиру казаков убить их в случае сопротивления, а когда министры, сенаторы и послы сейма бросились к королю, требуя положить конец этому насилию, он, Станислав Август, мог лишь выразить свое сожаление и уповать на милость императрицы… Тогда он и перестал быть героем в глазах Изабеллы. Все тогда отшатнулись от него. Барская конфедерация выступала под лозунгом борьбы за главенство римско-католической церкви и древние вольности, но на самом деле ей был ненавистен король. А Репнин, который должен был его поддержать, вдруг всё окончательно запутал, пообещав Изабелле принять сторону Барской конфедерации, объявившей войну России, за одну лишь ночь любви… Говорят, что ее сын Адам Ежи – от него. Сплетни. В шестьдесят восьмом году Изабелла родила дочь, Марию Анну, и тогда говорили, что она от короля. Только Изабелла знает, кто чей сын. А Мария – вся в нее: в шестнадцать лет ее выдали за принца Людвига Вюртембергского, а когда он в девяносто втором, командуя армией Великого княжества Литовского, перешел на сторону Пруссии и России, она с ним развелась…
Да, женщины не прощают предательства. Но разве сами они не коварны? Нет никого страшнее женщины расчетливой, рассудочной, для которой любовь – средство, а не цель.
Любила ли его Екатерина? Он ее любил. До сих пор любит – ту, двадцатишестилетнюю великую княгиню, пылкую, страстную, умеющую обуздывать свои чувства – чтобы не знать удержу, когда она давала им волю. Так умелая наездница сдерживает своего коня, чтобы в нужный момент пустить его стрелой и унестись вперед, лишив всех прочих надежды догнать себя. Кем он был для нее? Тем самым конем, послушным ее воле и должным исполнить свое предназначение? Возможно, она уже тогда разочаровалась в нем, поняв, что он всю жизнь будет игрушкой в чужих руках. Но не оттолкнула, наоборот – пусть уж это будут ее руки…
Восковая кукла. Так она называла его за глаза.
Разволновавшись от воспоминаний, король встал с кушетки и снова подошел к окну. По берегу ехала повозка, запряженная осликом, которого то и дело погоняла крестьянка; в повозке, прижавшись друг к другу, сидели гуси. Едет из Нове-Място, где утром была сильная пальба… Но мысли скользнули совсем в другую сторону. Эльжбета тоже пасла гусей… Тогда ее и встретил Михаил Казимир Огинский, великий гетман Литовский. Цыганка предсказала ей, что она «стане ще жоноу круля»[5], и в Огинском тоже встрепенулась та самая надежда, загнанная в потаенные закоулки души. Конечно, он отнесся к гаданию как к шутке. Увидев Эльжбету, пленившись ее красотой, он захотел сделать ее панной, а потом жениться на ней; нанял ей учителей, приодел, проводил с ней долгие часы в разговорах… Но гадания не забыл. Иначе не рассказал бы о нем Станиславу Августу, ведь корона Болеслава Храброго так плохо держалась на его пышном парике… Эльжбета уехала с ним не потому, что
