Месть по наследству - Олег Владимирович Кондратьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это Сережин сослуживец, его заместитель. Вы не смотрите на молодость, ему мой муж доверял, как самому себе. Я очень хочу, чтобы вы с ним поговорили. Лучше будет это сделать, когда все разойдутся.
Действительно, заместитель Разумовского выглядел молодо, никак не старше двадцати пяти лет. «Это быстро проходит», — вспомнил слова о молодости кого-то из великих Денис, когда они вдвоем устраивались в креслах в маленькой комнатке-кабинете Сергея.
— Ирина Сергеевна попросила меня встретиться с вами в неофициальной обстановке и поделиться кое-какой информацией. Вы должны понимать, что я не могу…
— Послушайте, Илья, — перебил Вилков, — я военный человек и знаю понятие «границы дозволенного». Кроме того, мы с вами совершенно не знакомы, чтобы откровенничать.
— Вот тут вы немного ошибаетесь. Хотя, действительно, лично нам не приходилось встречаться, но подполковник Разумовский так часто и подробно рассказывал о вашей операции на «Гоголе», что, кажется, весь наш отдел прекрасно вас знает. Во всяком случае, захват и уничтожение банды Князя стали для нас эталоном безупречного оперативного реагирования.
— Вы нам льстите.
— Вовсе нет. В самые короткие сроки вы подготовили и провели без посторонней помощи не только отличную, но и очень специфическую операцию. В то время это была чрезвычайная редкость.
— «В то время». Как будто сейчас что-то изменилось в уголовном мире.
— Поверьте, меняется. Даже не столько в уголовном мире, сколько у нас, в полиции.
— Да-да, изменения прямо налицо: в центре города убивают не кого-нибудь, а самого начальника уголовного розыска!
Заместитель немного смутился, помолчал, но потом решительно продолжил:
— Понимаете, Денис… э…
— Просто Денис.
— Так вот, Денис, в этом деле слишком много необычного.
— Так говорят, когда нет никаких реальных версий и по горячим следам ничего не удалось установить. Вы же задержали какого-то подозреваемого, а потом отпустили.
— Это был свидетель.
— Свидетель чего?
Илья снова смущенно хмыкнул и пробормотал:
— Если бы не Ирина Сергеевна…
— Она-то здесь при чем?
— У нее имеется своя версия. Она еще с вами не поделилась?
— Мы с ней даже не разговаривали на эту тему.
— Значит, еще предстоит. Но раз она просила. Я сообщу вам несколько фактов, которые нам удалось установить. Разумеется, если вы пообещаете, что.
— Безусловно!
— Значит — свидетель. Это хорошо известный милиции местный алкаш. Он — единственный, кто в подходящее время — сразу после полуночи — находился не так далеко от места происшествия. В ста пятидесяти метрах.
— Ого, да в это время в сквере мало что видно и в пятнадцати метрах!
— Он ничего и не видел, не слышал никаких звуков. Просто сидел на скамейке, хлебал паленую водку из горлышка и с трудом припомнил, что мимо него по аллее прошла девочка. Босиком. А туфли несла в руке. Он бы и ее не вспомнил, если бы не удивился: босыми ногами, да по гравию. Со счастливой улыбкой на лице! И сам спьяну попробовал: снял свои драные штиблеты и прошелся по дорожке. Пары шагов хватило, чтобы плюхнуться обратно на скамейку. Голые пятки пребольно накололо острыми камнями. Алкаш решил, что воздушное создание просто парило над землей, и успокоился.
— Вы девочку нашли?
— Никаких следов. А фоторобот, который мы попробовали составить, уж очень походил на иллюстрацию из сказки о Дюймовочке. Второй факт, очень конкретный и однозначный: смерть Разумовского наступила из-за перерезанного горла!
— Ни х… фига себе!
— Его утащили с аллеи в кусты, перерезали горло, а потом вернули обратно.
— Специально выставили на всеобщее обозрение?
Заместитель только пожал плечами:
— Никакая миниатюрная девочка не могла так справиться с мужчиной весом под центнер и ростом в метр девяносто.
— Значит, там был еще кто-то. Должны следы остаться.
— Дорожки и газоны все пухом усыпаны, к утру ветер поднялся и так все перемешал, что ничего однозначно сказать нельзя. Меня другое заинтересовало. Я подполковника хорошо знаю… знал несколько лет. Мы с ним десятки операций провели, кучу задержаний. Он боец отличный. И никогда бы не дал кому-то к себе приблизиться ночью, на темной аллее. Вот тогда мы вместе с патологоанатомом еще раз внимательно осмотрели тело. Разрез на горле глубокий, уверенный, сделан острым предметом, но не скальпелем. Скорее, ножом необычной формы.
— Как это?
— Ну, есть такие ножи с очень искривленным лезвием, чуть не круглые.
— Вот и зацепка.
— Куда ее пришить? Ничего подобного у нас в городе не всплывало никогда. Я на другое обратил внимание: был еще один небольшой разрез. Сначала его просто за царапину приняли, пока тело по земле волочили. Но когда под микроскопом пристально рассмотрели, поняли, что он тем же ножом нанесен. Зачем это было нужно?
— Случайно задели.
— Возможно. А если хотели что-то спрятать?
— Спрятать? — переспросил Дэн. — Что?
— Ну, например, еле заметный след от инъекции. Чик по нужному месту, и не видно укольчика. А без реального следа при таком явном способе убийства, как перерезанное горло, кто будет заморачиваться с анализом желудка или крови?
— Где эту царапину нашли?
Заместитель с уважением посмотрел на Вилкова:
— Очень правильно поинтересовались. На шее под ухом с левой стороны, куда не дотянулся главный разрез. Если судить по направлению движения Разумовского, то это не из-за кустов, а со стороны дорожки.
— Кто-то, идущий навстречу и не вызвавший подозрений. «Парящая девочка»! Как-то уж все слишком… фантастично, что ли.
Илья снова одобрительно покивал:
— То ли еще будет. Наши начальники меня даже слушать не стали. Пришлось самому. У нас тут по Холмогорской трассе
