Памятное. Испытание временем. Книга 2 - Громыко Андрей Андреевич

Видимо, никто не будет оспаривать, что одним из подобных исключений являлся и Мальро. Имя известного французского писателя, активного борца против фашизма, командира эскадрильи иностранных летчиков-добровольцев, сражавшихся на стороне республиканской Испании, а в годы Второй мировой войны – участника движения Сопротивления, стоявшего во главе армейской бригады, останется в памяти людей.

Мальро был глубоко убежден, что, заняв министерское кресло, он сделает для культуры страны больше, чем если будет творить только в области литературы. О его пребывании на посту министра немало написано, а еще больше рассказано.

Хотелось бы воспроизвести вкратце одну беседу с Мальро. Состоялась она во время нашей встречи в дни моего официального визита во Францию.

Первое, что бросилось в глаза, – это скромность собеседника. Да, скромность. Мальро, будучи признанным писателем, одним из образованнейших людей Франции, вовсе не пытался подчеркивать свою роль ни в годы войны, ни в послевоенный период.

Он говорил о других людях, о политике и обстановке в мире, высказывался по вопросам культуры, культурных связей между Советским Союзом и Францией. Стоило мне задать ему какой-либо вопрос, и он весьма охотно на него отвечал, слова, фразы у него лились свободно, но в то же время весьма обдуманно. В нем воплощался образ человека высокой интеллигентности.

Само собой разумеется, что так называемого германского вопроса мы не могли не затронуть. Мальро как будто этого ожидал.

– Советский Союз, Франция и их союзники по минувшей войне, – сказал он, – должны сделать все необходимое для того, чтобы не появились новые гитлеры. Кровавая оргия самого Гитлера закончена. Этого хватит и для Европы и для мира.

А потом обратил мысль в сторону нашей страны.

– Великая цена заплачена за победу, особенно вашим, советским народом, – подчеркнул министр.

Говорил он тихим голосом, несколько скороговоркой, и, как мне тогда показалось, голос этот был не голосом оратора-трибуна, а скорее человека, привыкшего вести откровенную, задушевную беседу у камина.

Я спросил его:

– Верите ли вы в то, что деятели, которые направляют политику Североатлантического блока, не допустят возрождения милитаризма в Западной Германии, где есть еще немало нацистов?

Мальро сказал:

– Франция выполнит свой долг.

Это, согласитесь, яркая фраза, и звучит она несколько афористично.

Затем он добавил:

– Генералу де Голлю можно верить.

Тогда я заметил:

– Ведь не один де Голль будет определять курс Североатлантического союза?

Мальро с этим согласился:

– Безусловно, не один.

Однако он вновь подчеркнул:

– У де Голля прочно сформировалось определенное мнение о немцах, которое никто не сможет поколебать.

Задал я Мальро и такой вопрос:

– Как вы совмещаете выполнение обязанностей министра со своей творческой работой?

Он, улыбнувшись, сказал:

– Я ожидал от вас этого вопроса. Что же, могу свести свой ответ к тому, что для творческой работы почти не остается времени, поскольку его поглощает общественная деятельность. А ей надо уделять внимание, и немалое.

Мальро откровенно заявил:

– Я очень горжусь тем, что у меня постоянные контакты с деятелями советской культуры. Например, я высоко ценю общественную деятельность советского публициста Ильи Эренбурга.

Он так его назвал. Мы стояли в просторном зале. В руках держали чашечки кофе – обычный атрибут дипломатических раутов. В Париже, как нас уверяли, пьют «кофе по-французски». Секрета его приготовления нет никакого, просто кладут в одну чашечку двойной «заряд» этого продукта, и напиток получается крепким. Но мне казалось, он мало чем отличался от обычного эспрессо – черного кофе, так широко распространенного во всем мире. Есть кофе капучино – с горячими сбитыми сливками; придуман его рецепт итальянскими монахами, потому и название такое, в переводе значит – «монашеское», но популярность оно приобрело почему-то в буфетах… Секретариата ООН.

Мальро сказал:

– Я верю в то, что деятели культуры, в какой бы области они ни творили, могут сослужить хорошую службу отечеству, если отдают свой талант, духовные силы на пользу мира.

Говорил он так, будто в мире или по крайней мере в Европе всего одно государство и один народ. А в то же время Европа и мир уже являлись свидетелями все убыстряющейся гонки вооружений, накопления ядерного оружия и вынашивания реваншистских планов.

Похоже было на то, что крупный художник слова, вписавший в историю Франции достойную ее народа страницу, возможно, не во всем разбирался досконально, но трезвость его суждений по принципиальным вопросам была похвальной. Франция имеет основания гордиться тем, что среди ее заслуженных сынов значится имя талантливого писателя Андре Мальро, хорошо знакомое и советским людям.

Помпиду в Заславле и Пицунде

С кончиной Шарля де Голля линия на развитие добрых отношений между СССР и Францией в общем продолжалась. Политическую эстафету принял Жорж Помпиду, который в 1969 году одержал победу на досрочных президентских выборах, состоявшихся после того, как де Голль принял решение отойти от государственной деятельности.

Конечно, каждый француз, независимо от социального положения, равно как и внешний мир, вольно или невольно сопоставлял эти две фигуры: внушительную и колоритную личность де Голля и более скромную – Помпиду, который, будучи премьер-министром Франции еще при де Голле, попадал в поле зрения французов в той мере, в какой этого хотел Елисейский дворец, где в президентском кресле восседал ветеран, чье имя стало символом движения Сопротивления. Слова де Голля в годы войны действительно ловил каждый патриотически настроенный француз. В то же время Помпиду являлся человеком сравнительно малоизвестным, а за пределами Франции его знали еще меньше.

Но история не всегда шагает проторенной дорогой. Случается, она делает и скачки. При этом может не только оттеснить на обочину сильную личность и заставить ее славу померкнуть, но и вынести на поверхность внутренней жизни страны и даже на международную арену людей, не пользовавшихся ранее большой известностью.

Так было и с Помпиду. Его имя и деятельность далеко не сразу стали достоянием миллионов людей. Характерно, что ему даже тогда, когда он уже был президентом и опирался на довольно прочное большинство в парламенте, приходилось заботиться о том, чтобы и внешне выглядеть в глазах французской публики в наиболее выгодном для себя свете.

Характерен такой эпизод. В январе 1973 года Помпиду прибыл в Советский Союз с неофициальным визитом. Встречали его в Заславле, близ Минска. Погода стояла холодная, дул сильный, пронизывающий ветер. Президент вышел из самолета в легком пальто, без головного убора. Сопровождавшие его лица тоже были одеты «по-парижски».

После коротких приветствий, видя, что Помпиду явно начинает поеживаться, мы с Л.И. Брежневым предложили ему одеться потеплее. У нас была приготовлена для него, учитывая погоду, меховая шапка.

– Возьмите, пожалуйста, голове будет теплее, – сказал я.

Президент категорически отказался и, лукаво подмигнув, кивая на фотографов и кинооператоров, сказал:

– У нас головные уборы не в моде. Что подумают обо мне французские телезрители?

Правда, позднее, уже в резиденции, вдали от назойливых журналистов, он ушанку взял и на короткие прогулки по заснеженному парку одевался вполне «по-русски».

Задача давать оценку взглядов и действий Помпиду в области внутренней политики не входит в мои планы. По понятным причинам более уместным считаю набросать некоторые штрихи к портрету этого государственного деятеля, напомнив о его некоторых делах в области внешней политики.

Помпиду явился наследником политического капитала, который накопила страна при де Голле. Работа вместе с де Голлем, поддержка линии генерала, собственный вклад в управление страной в качестве премьер-министра обеспечили Помпиду заметное место в жизни французского общества. Всей своей предшествующей деятельностью он оказался подготовленным, чтобы стать главой государства.