Разговоры за чайным столом - Джером Джером

— В таком случае, вы соглашаетесь со мной, что женщина права, требуя добавочного веса, — сказал поэт. — Женщина, если хотите, дает свою любовь. Это сокровище искусства, золоченая ваза, бросаемая на весы вместе с фунтом чая, но за чай надо платить.

— Все это очень остроумно, — заметила старая дева, — но я не понимаю, какая польза из того, что в смешном виде будет представлена вещь, про святость которой нам говорит сердце?

— Напрасно вы думаете, что я стараюсь представить вопрос в смешном свете, — оправдывался поэт. — Любовь — чудная статуя, изваянная собственноручно божеством и поставленная им давным-давно в саду жизни. И человек, не зная греха, поклонялся ей, видя ее красоту. До тех пор пока не познал зло. Тогда он увидел, что статуя нагая, и устыдился этого. С тех пор он старался прикрыть ее наготу, по моде то одного, то другого времени. Мы надевали ей на ноги изящные ботинки, сожалея, что у нее так малы ноги. Мы поручали лучшим художникам рисовать замысловатые платья, которые должны скрывать ее формы. С каждым временем года мы украшаем свежим убором ее голову. Мы обвешиваем ее нарядами из сотканных слов. Только ее роскошного бюста мы не можем скрыть, к нашему великому смущению; только он напоминает нам, что под пестрыми тканями все еще сохраняется неизменная статуя, изваянная собственными руками божества.

— Я больше люблю, когда вы говорите так, — сказала старая дева, — но я никогда не бываю вполне уверена в вас. Я хотела только сказать, что деньги не должны стоять на первом плане. Замужество из-за денег — не брак; тут о нем не может быть и речи. Конечно, надо быть благоразумным…

— То есть, вы хотите сказать, что девушка должна также подумать и об обеде, и о платье, и обо всем необходимом ей, и о своих прихотях.

— Не только о «своих», — ответила старая дева.

— О чьих же? — спросил поэт.

Белые руки старой девы сильно задрожали на коленях, указывая на ее смущение.

— Моя давняя подруга принадлежит еще к старой школе, — заметила хозяйка.

— Надо принять во внимание детей, — объяснил я. — Женщина чувствует это бессознательно, это ее инстинкт.

Старая дева поблагодарила меня улыбкой.

— Вот к чему и я все вел, — сказал поэт. — Природа поручила женщине заботу о детях. Ее обязанность думать о них и их будущем. Если, выходя замуж, она не примет во внимание будущего, она изменяет вверенной ей обязанности.

— Прежде чем вы станете продолжать, надо рассмотреть один важный пункт. Лучше или хуже для детей, если их постоянно опекают? Не бывает ли бедность иногда лучшей школой?

— Вот я повторяю то же самое Джорджу, — заметила светская дама, — когда он ворчит на книжки поставщиков. Если бы папа мог видеть его желание разыгрывать бедняка, я уверена, что была бы лучшей женой.

— Не касайтесь, прошу вас, возможностей, — попросил я светскую даму. — Такая мысль слишком необычайна.

— У вас воображение никогда не было сильно развито, — ответила светская дама.

— Не было развито до такой степени, — согласился я.

— Лучшие матери воспитывают худших детей, — высказала свое мнение студентка. — Этого не следует забывать.

— Ваша мать была чудная женщина, одна из прекраснейших, каких я знала, — заметила старая дева.

— В ваших словах есть доля правды, — сказал поэт, обращаясь к студентке, — но только потому, что тут исключение, а природа употребляет постоянно все свои усилия, чтобы противодействовать отклонениям от ее законов. Где же правило, что дурная мать должна воспитывать хороших детей, а хорошая мать — дурных? И, кроме того…

— Прошу вас прекратить разговор; я вчера легла очень поздно, — сказала светская дама.

— Я только хотел доказать, что все пути ведут к закону, что хорошая мать бывает лучшей матерью. Ее обязанность заботиться о детях, охранять их детство, подумать об их нуждах.

— Вы серьезно хотите заставить нас поверить, что женщина, вышедшая замуж из-за денег, когда-нибудь, хотя на минуту, подумает о чьем-либо благе, кроме собственного?

— Может быть, не сознательно, — согласился поэт. — В нас нарочно вселены эгоистичные инстинкты, чтобы мы тем легче руководились ими. Цветок выделяет мед на собственную потребу, вовсе не имея в виду благодетельствовать пчел. Мужчина работает, как он думает, для пива и сладкой еды; в действительности же — на пользу еще не родившихся поколений. Женщина, поступая эгоистично, способствует планам природы. В древности она избирала себе товарища за его силу. Она, очень может быть, думала при этом только о себе; он мог лучше заботиться о ее несложных в то время потребностях, лучше охранять от опасностей кочевой жизни. Но природа, невидимо направляя ее, заботилась о будущем потомстве, нуждавшемся еще больше в сильном защитнике. Теперь богатство заменило собой силу. Богатый человек — сильный человек. Сердце женщины бессознательно стремится к нему.

— Разве мужчины никогда не женятся из-за денег? — спросила студентка. — Я спрашиваю это так, ради интереса. Может быть, я плохо осведомлена, но я слыхала о странах, где приданое считается почти важнее невесты.

— Германские офицеры положительно покупаются с аукциона, — отважился я пошутить. — Молодые поручики ценятся очень дорого, да и пожилой полковник стоит девушке добрую сотню тысяч.

— То есть, вы хотите сказать — стоит ее отцу, — поправил поэт. — Муж с континента требует за своей женой приданое и употребляет все меры получить его. И ему, в свою очередь, приходится всю жизнь экономить и урезывать себя, чтобы со временем приготовить необходимое приданое своим дочерям. Выходит совершенно то на то. Ваш аргумент был бы приложим только в случае, если бы женщина была производительницей наравне с мужем. При теперешнем же положении богатство жены есть результат замужества ее собственного или какой-либо из ее прабабушек. А что касается титулованной наследницы, то принцип купли и продажи — простите за употребление расхожего термина — применяется с еще большей последовательностью. Ее редко отдают в чужие страны; крадут — иногда, к великому негодованию лорда канцлера и прочих охранителей подобной собственности. Вора наказывают, если нужно, сажают в тюрьму. Если она передается на законном основании, то ее цена определена в точности, не всегда в деньгах, которых у нее может быть в достаточном количестве. В последнем случае она получает возможность торговаться за другие преимущества, не менее полезные для ее детей, — за титул, место, положение… Таким же образом женщина доисторическая — сама необыкновенной силы и свирепости — получала возможность думать о красоте своего дикого претендента и его привлекательности в доисторическом смысле, и тем в другом направлении помогала развитию расы.

— Не могу согласиться с вами, — сказала старая дева. — Я знаю один случай. Оба были бедны. Для нее это представлялось безразличным, но для него нет. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, — как говорите и вы, — что наши инстинкты даны нам, чтобы руководить нами. Не знаю… Будущее не в наших руках; оно не принадлежит нам. Может быть, было бы благоразумнее прислушиваться к голосам, ниспосылаемым нам.

— И я тоже помню один случай, — сказала светская дама. Она встала и, занявшись приготовлением чая, повернулась к нам спиной. — И моя героиня была также бедна; но представляла из себя милейшее создание. Не могу не думать, что мир выиграл бы, если бы она сделалась матерью.

— Вы пришли ко мне на помощь, дорогая леди! — воскликнул поэт.

— Я всегда это делаю по отношению к вам, — со смехом ответила светская дама. — Я, кажется, играю роль мячика, брошенного мальчуганом в высокую яблоню после того, как он весь день напрасно старался влезть на нее.

— Очень любезно с вашей стороны, — сказал поэт. — Мое мнение, что женщина смотрит на замужество как на конец своего существования, а мужчина только как на средство для жизни. Женщина, о которой вы говорите, поступила эгоистично, отказавшись от венца женственности потому, что он был протянут ей не той рукой, которую она избрала.

— Вы желали бы, чтоб мы выходили замуж без любви? — спросила студентка.

— Если возможно, с любовью, — отвечал поэт. — Но лучше без любви, чем совсем не выходить. Это — выполнение женщиной ее долга.

— Вы желали бы приравнять нас к товарам и скоту! — воскликнула студентка.

— Это сделало бы из вас то, что вы есть, — возразил ей поэт, — то есть жриц в храме Природы, ведущих мужчину к поклонению перед ее тайнами. Один американский юморист определил брак как стремление молодого человека платить за содержание какой-либо молодой женщине. От этого определения не уйдешь; признаем же его. Оно прекрасно в том, что касается молодого человека. Он жертвует собою, налагает на себя лишения, чтобы давать. Это любовь. Но с точки зрения женщины? Если она соглашается, имея в виду только заботу о себе, то с ее стороны это презренная сделка. Чтобы понять ее, быть к ней справедливыми, мы должны заглянуть глубже. Ее царство — материнская любовь. Она отдается не мужу, но через него великой богине, охраняющей своим крылом жизнь от протянутой руки смерти.