Обожествляя Чародея. Сочетание литературы и кинематографа - Сейтек Семетей уулу

– Есть три вида женщин, – сказал Володя, обратившись к нам. – Назовите их.

– Блондинка, брюнетка, шатенка, – перечислил я.

– Не-а, не угадали!

– И какие же?

– Умная, глупая, хитрая, – и Володя окинул нас самодовольным видом. – Умная выходит замуж за богатого. Глупая – за красивого. А хитрая выходит за богатого, но изменяет ему с красивым.

– М-да, – вздохнул я, автоматически сравнив себя с богатым мужчиной, Азата – с красивым, а Наташа предстала в ипостаси хитрой женщины.

– Кир, а почему ты не тронул Азата? – Володя будто прочитал мои мысли. – Это несправедливо.

– То есть?

– Нам ты никаких поблажек не делал, хотя мы с Сыргаком твои друзья. А он тебе кто? Почему ты его не наказал?

– Промолчу-ка я.

– Может, признаешься, тут, братан, должна быть какая-то причина. Ты не из тех, кто отступает от своих принципов. И ты, как ни в чем не бывало, здороваешься с ним, словно он чуть ли не твой кровный брат. Что-то ведь тебя сдержало?

Я призадумался, вспоминая вчерашний закат и сумерки. «Сейчас, несомненно, небо уже покрылось звездами, – промелькнуло в уме, – И, наверное, можно было бы еще раз полюбоваться красотой. А я сижу в этой поганой клоаке рядом с этими грязными потаскухами и выслушиваю упреки этого пошляка».

Володя не отводил от меня взгляда, с любопытством ожидая моего разъяснения.

– А ведь его можно сравнить со вчерашним закатом, – ни с того, ни с сего вырвалось у меня.

– Кир, что ты имеешь в виду?

– Я посмотрел на лицо Азата и подсознательно уподобил его закату, который наблюдал вчера из окна моей спальни… И закат, и Азат – в них обоих присутствует красота.

– А кто такой Азат? —вмешалась одна из девушек.

– Да, я смотрел в лицо Азату и видел, что он очень красив, – абстрагировано пошел я дальше, игнорируя заданный вопрос. – Его лицо идеально. Оно – произведение искусства, сотворенное самой природой. С каким трепетом люди относятся к произведениям искусства. Они лелеют их и тщательно оберегают, будь то в музее или в частной коллекции… Я поначалу хотел превратить его лицо в окровавленное месиво, но благословенная мысль о закате и сумерках остановила меня. Если бы я избил его, это был бы вандализм. Избить человека – одно, но уничтожить красоту – совсем другое… Его идеальное лицо – оно сковало меня. Не посмел я кромсать красоту. Вчера я с упоением лицезрел закат и сумеречное небо. И это диво впечатлило меня. Я видел в этом невероятную красоту… а сегодня узрел точно такую же красоту на лице у Азата. Какой огромный был бы грех, если бы я, наслаждаясь одной красотой, разрушил бы другую красоту. Нет, я бы себя не простил.

– Я и предположить не мог, что ты такой романтик, – протянул Володя, удивленно выпучив глаза. – Кир, что-то не узнаю я тебя… Как же такое возможно?

– Тем более, – добавил я, – когда он смотрел на меня, протягивая руку, я видел в его взгляде искренность и доброту. В его добром взгляде не было ни капли страха и лицемерия. Он не раболепствовал. Он просто подошел и поздоровался. И это, мне кажется, естественно для него.

– Да, но он очень опасен для тебя. Вспомни, Наташа наградила его таким комплиментом, которым она, возможно, награждала лишь тебя одного. Прикинь, брат, твоя девушка называет какого-то парня симпатичным. Черт, я удивляюсь, как после этого он ходит живым.

– Но вы ведь вчера говорили, что мне не стоит беспокоиться, так как Наташа любит только меня?!

– Это не я, а ублюдок сказал, – поправил меня Володя, а потом его осенило что-то, и он добавил. – Вспомни, ведь Наташа вчера не постеснялась при тебе назвать его симпатичным. Постой, какой там симпатичный! Она назвала его красивым! Брат, она даже не испугалась тебя! При тебе, брат, твоя девушка имела дерзость…

– А-а, значит, вы подслушивали, – укорил я Володю.

– Мы стояли, ждали тебя и слышали все. Наташа говорила очень громко. А дверь аудитории была открыта.

– Но тогда ты, бесспорно, слышал и то, что она сказала, что ей плевать на его красоту, и что она просто считает его хорошим человеком.

– Вот с этого все и начинается: сперва «хороший человек», потом «единственный такой человек», затем «единственный мой любимый человек», а под конец «мой любимый муж, отец детей моих». Брат, никогда не доверяй женщинам!

Обе жрицы любви неприязненно посмотрели на Володю и переглянулись между собой.

– Слушай, ты мне друг или враг? – раздраженно выпалил я. – Такое впечатление, что тебе доставляет удовольствие причинять мне боль.

– Я, конечно, могу лицемерить и заливать, что Наташа стопроцентно предана тебе и все такое. Но факт остается фактом: Наташа неравнодушна к Азату.

– Ты хочешь сказать, она меня не любит и все это время морочила мне мозги?!

– Брат, я этого не говорю. Я говорю, что этот Азат представляет опасность. Есть угроза того, что Наташа может разлюбить тебя. Она чувствует к новичку симпатию. Будь жестче с ними обоими.

– Вот именно – симпатия! Да, простая, человеческая симпатия – вот что она испытывает к нему, не более того!

– Симпатия метаморфозируется в любовь, – настаивал Володя.

– И что ты предлагаешь? – спросил я, а в висках стучали сосуды.

– Я просто хочу предупредить тебя, братан. Приглядывай за Наташкой. Прояви строгость к ней, строгость высшего уровня.

– И все, что ли?

– Ну, еще, поговори с этим Азатом. Поговори по-мужски! Пускай знает, что в университете – твоем университете, между прочим – он особо хвост не распускает. Ты видел, как он ходит?

– Да, – коротко ответил я.

– Такое впечатление, что он «король студентов». Блин, Кир, в университете лишь один-единственный король – и это ты!

– Но он мне ничего плохого не сделал!

– Он уже сделал плохое: перевелся в наш вуз, в твой вуз, где небожитель – ты и только ты! Послушай, брат, тут что-то слишком подозрительно. Зачем он перевелся? Да еще строит из себя крутого! И походка у него какая-то наглая, высокомерная!

– Наоборот, мне он показался довольно-таки скромным. И лицо у него доброе очень.

– Ха, лицо! Братан, даже отъявленный преступник способен изобразить лицо мученика. Да у всех лицо доброе, когда смотрят на тебя.

– Согласен. Но у него было искренне-доброе. У других потому и доброе, что они боятся меня. А у Азата истинная искренность в глазах. Он не боялся меня… Знаешь, я всегда чувствую человеческий страх. У Азата не было страха. Он совершенно не боялся и не лебезил.

– Возможно, это и так, а возможно, так тебе кажется, – медленно произнес Володя, зевая.

– Безусловно, это так, – настоял я на своем мнении. – Что ж, чокнемся?

Мы вчетвером выпили по бокалу вина. Володя и одна из девушек встали и подошли к двери, где скрылись Сыргак и его партнерша. Володя постучал и крикнул:

– Эй, ублюдок, ты кончил? Или, пока ты раздевался, железо уже остыло?

Дверь открылась. Высунулась голова Сыргака.

– Мы еще не кончили, осел! Я собираюсь здесь ночевать.

– Ночевать?! – язвительно переспросил Володя. – Ты, что, с ума сошел?! А мы-то где будем? В коридоре, что ли?!

– А эта комната? – Сыргак имел в виду комнату, где находились мы.

– Идиот! Здесь же Кир и его девушка будут! Я тебе говорил, ублюдок, что надо занять три комнаты!

– Денег же не хватило! – проворчал Сыргак. – Ладно, щас мы выйдем.

Внезапно я встал и заявил:

– Я не буду. Можете остаться в этой комнате.

Разинутые рты увидел я.

– Ты, что, шутишь, Кир?

Я ничего не ответил и вышел в коридор. За мной последовала «моя» девушка.

– Извините, – промямлила она немного обиженно, – я, наверно, не в вашем вкусе?

– Да не в этом дело.

– Тогда в чем?

– Просто настроя нет – вот и все! Идите, присоединитесь к ним.

– Нет, не хочу!

– Почему же? – уставился я на эту красотку.

– Мне это противно! – энергично воскликнула моя собеседница.

– Противно?! – изумлению моему не было предела. – Нет, подождите, вы только что сказали, вам противно? Я не ослышался?

– Нет, не ослышались – мне действительно противно.

– Хм, тогда что вы здесь делаете?

– Я… я… устроилась сюда лишь вчера.

– Вчера?!

– Да. Кроме того, у меня еще не было клиента. Если бы вы согласились на это, то были бы моим самым первым клиентом.

– Вот как? – пробормотал я. – А скажите, как ваше имя?

– Гульджамал.

– Каким образом, Гульджамал, вы попали в «Остров везения»?

– У меня маленький ребенок, а его отец, мой бывший гражданский муж, оказался жалким сыночком своих лживых и подлых родителей. Он оставил меня с ребенком по их наущению. Нынче безработица. У меня не было иного выбора. Этот разврат значил деньги. А деньги мне позарез нужны.

– Гульджамал, знаете, что я вам посоветую: сию же минуту увольняйтесь отсюда! Иначе будет слишком поздно. Увольняйтесь, я вам повелеваю! Я подыщу для вас работу. Клянусь!