Сибирская трагедия - Дмитрий Барчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это мой дед и твой прадед, а это моя бабушка и моя мама, – пояснила Жаклин.
Хотя он и сам догадался, кто есть кто.
Ниже женских портретов висели три декоративных рыцарских щита с маленькими фотографиями.
Закончив беглый осмотр гостиной, Сергей открыл ближнюю к нему дверь.
– Это комната моей мамы, – заметила девушка.
Обои со звездочками и обилие мягких игрушек и кукол красноречиво свидетельствовали об ее предназначении. Это была чужая жизнь, и Сергей тут же закрыл дверь.
По скрипучему паркету он пересек гостиную.
Увиденное в другой комнате заставило его ахнуть. Это был кабинет прадеда с огромной библиотекой. Две стены до самого потолка были заставлены книжными шкафами. В глубине виднелся камин, рядом с ним стояло кожаное кресло-качалка. С краю была еще одна дверь.
– Там спальня, – опередила ход его мыслей Жаклин.
Сергей вышел на балкон с ажурными литыми перилами, казалось, нависший над бездной. Под его ногами текла Влтава, а дальше, за рекой, открывался чудесный вид на Пражский Град и Малую Страну[10] с их живописными дворцами и соборами.
Решив, что полюбоваться пейзажами он еще успеет, Коршунов вернулся в кабинет и стал рассматривать библиотеку прадеда.
– Бердяев! Мельгунов![11] «Очерки русской смуты» Деникина! «Белая Сибирь» Сахарова, мюнхенское издание 1923 года! А это… Да неужели?! – он не поверил своим глазам. – «Очерки Северо-Западной Монголии» и «Тунгуто-Тибетская окраина Китая»![12] Самые первые издания потанинских книг! Ни фига себе! Всё – это моя комната! Я остаюсь тут жить. Здесь же столько всего!
Его глаза блестели, как у фанатика. Он словно сошел с ума. Метался от одного книжного шкафа к другому, доставал из них запылившиеся фолианты и бешено радовался очередной находке, как ребенок, нет, скорее всего, как первобытный человек, только что добывший огонь.
Жаклин смотрела на его дикие танцы и улыбалась.
Наконец он успокоился и, остановившись на томике Бердяева, бухнулся в кресло-качалку и стал усердно его листать.
– Слушай, а давай меняться! – неожиданно предложила канадка.
– Чем? – недоуменно пожал плечами Сергей.
– А нашими долями в бабушкином наследстве. Я отдам тебе все магазины, дома и деньги. Всё вместе мое наследство миллионов на пять евро потянет. А ты мне – эту квартиру и этот чемодан.
– Шутишь?
– Нет. Это серьезное предложение. Если согласен, то я сейчас позвоню Крайчеку, и он за пару дней подготовит необходимые бумаги, – в подтверждение своих слов Жаклин достала из сумочки изящный мобильный телефон.
Сергей остолбенел поначалу, но быстро нашелся и ответил:
– Нет.
– Почему? – удивилась тетка.
– Твоя бабушка была мудрой женщиной. Она наверняка долго обдумывала свое завещание. Пойми, это будет нечестно, если я, посторонний человек, наследую имущество, принадлежащее твоей семье. Но мой сын тоже не поймет меня, если я, преследуя материальную выгоду, лишу его истории нашего рода. Ведь, насколько я понял, в архиве Петра Коршунова хранятся документы, касающиеся его далекого сибирского прошлого, его первой семьи, продолжателем которой являюсь я.
Настало время тетке призадуматься.
– Да, ты – настоящий Коршунов. Как всё четко разложил по полочкам. Я тебя сначала недооценила. Но неужели тебе совсем не нужны деньги?
– Почему же? Нужны. Да еще как! Но чужого мне не надо. Кстати, я, по всей видимости, буду продавать эту квартиру. Не поможешь найти на нее покупателя? Крайчек обещал помочь, но мне почему-то кажется, что она стоит дороже, чем 150 тысяч евро, в которые он ее оценил.
– Конечно, больше! Ай да старый пройдоха! – взорвалась Жаклин. – Ее рыночная цена как минимум вдвое больше. Но не переживай, я дам тебе за нее полмиллиона евро.
– Ты шутишь? – Сергей не верил своим ушам.
– Нисколько. Только у меня будет к тебе еще одна просьба.
Коршунов всем своим видом показывал, что он готов исполнить любое ее желание.
– Разрешишь мне снять копии с некоторых бумаг из дедова архива? Они мне нужны для диссертации.
– No problems, miss,[13] – легко согласился Коршунов, покачиваясь в кресле, но потом вдруг спохватился и добавил: – Но только учти: библиотеку я тебе не продам!
Жаклин поставила на стол дедов чемоданчик и открыла его. Она быстро нашла то, что искала. Это была старая тетрадь в сафьяновом переплете.
– Почитай лучше своего прадеда. Это уж точно первоисточник, который еще нигде не издавался…
Глава 2. Молчание – золото
Прошлой ночью в Праге выпал снег. Я засиделся за чтением в кабинете далеко за полночь. Потом выходил на балкон выкурить папиросу. С Влтавы дул промозглый ледяной ветер, но никакого снега не было. А утром проснулся, глянул в замерзшее окно, а там все белым-бело. Прямо как у Пушкина:
Под голубыми небесамиВеликолепными коврами,Блестя на солнце, снег лежит,Прозрачный лес один чернеет,И ель сквозь иней зеленеет,И речка подо льдом блестит[14]
Чудо… Настоящее рождественское чудо… Вот Леночка обрадуется, когда проснется. Она так мечтала о снеге на Рождество. И ее мечта сбылась.
Боже, но отчего так сразу болит голова? Снег, снег… Снег всему виной! Снег и лес. Снег и тайга. Белое и зеленое… белое и зеленое… белое и зеленое… Снега и леса Сибири…
Я дышу на затянутое причудливым ледяным узором стекло, и в матовом белом инее возникают прозрачные блюдца. И я невольно погружаюсь в воспоминания и переношусь в своем воображении в далекую и дорогую моему сердцу Сибирь.
Как вы там, Полина и Петруша? Живы ли? На свободе иль на большевистской каторге? Ничегошеньки мне про вас, любимые мои, не известно. Остается только молиться да полагаться на Божью волю. Он милосерден, он не даст вас в обиду. А меня простите, что не смог вытащить вас из этого ада.
…Под ноготь забивается холод, зато на замерзшем стекле остается прозрачная линия. Одна, вторая, третья… и вот уже можно рассмотреть заметенный сугробами огород, причудливо изогнутые голые ветви садовых деревьев, на которые часто прилетают птицы. Воробьи, синицы, сороки… Я даже снегиря однажды видел. Толстый, с выпуклой красной грудью, он тоже пожаловал полакомиться замерзшими ранетками на самой верхушке дикой яблони. Бабка Катерина увидела этот птичий пир, сходила в сарай за лестницей, перетащила ее через сугробы, вскарабкалась с горем пополам и обобрала все ранетки. Птицы потом еще не раз наведывались к яблоне, прыгали по голым ее веткам и улетали прочь голодные. Их добыча досталась мне. Бабка высыпала ледяные ягоды в миску и поставила ее возле плиты. А когда они оттаяли, дала мне. Какая это была вкуснятина! Они буквально таяли во рту. Ничего вкуснее в жизни мне не довелось попробовать.
А ночью умерла мама. Она заходилась в бесконечном кашле, бабка едва успевала менять окровавленные полотенца. Мама стонала и бредила. Из‑за ситцевой занавески долетали до моего уха обрывки бессвязных фраз.
Я заснул, а когда утром проснулся, в старой избушке было не топлено и царила непривычная тишина. Мне жутко не хотелось вылезать из-под вороха ветоши, именуемой бабкой Катериной одеялами. Но я спрыгнул на ледяной пол и зашлепал босыми ногами к маме. Она лежала на лавке неподвижная, тихая и величественная. Очень красивая и совсем чужая. Как Снежная королева из сказки.
Вдруг дверь со скрипом отворилась, и, впустив в избу клубы морозного пара, со связкой дров вползла бабка, закутанная в облезлую пуховую шаль.
Увидев меня, голого и босого, подле мертвой матери, хозяйка всплеснула руками, и поленья рассыпались на полу.
– Батюшки-светы, – запричитала старуха. – Сиротинушка ты мой, да на кого тебя оставила твоя мамка! На дряхлую и немощную бабку. По мне самой-то могила плачет.
И только тут до меня дошло, что случилось непоправимое, горе-несчастье, что у меня больше нет мамы. Осталась только одна оболочка от нее, но и ее скоро от меня заберут. И вдруг из моей груди к горлу поднялся какой-то ком. Мой язык задеревенел, из глаз покатились слезы. Но рыдания не сорвались с уст, а остались где-то внутри.
И когда маму отпевали, и когда ее хоронили, я не проронил больше ни слова и даже не всхлипнул.
А вскоре к бабе Кате приехала из Павлодара какая-то ее дальняя родственница, Елизавета Степановна. Она была замужем за богатым купцом Коршуновым. Уже не первой молодости, хотя еще и не старая, она не могла подарить мужу наследника. Я же ей полюбился с первого взгляда.
– Прямо живой ангелочек! – одаривала меня тетка Лизавета ласками, а я все равно к ней не шел.
Катерина поведала ей про мою горькую судьбу. Как моя мать поехала с малолетним дитем на поиски мужа в Сибирь да нарвалась на лихих людей, которые обчистили нас до нитки. И деньги, и документы – все забрали да бросили на погибель в чистом поле. Хорошо, киргизцы[15] -чабаны нашли, а то бы мы в степи замерзли.