Сильвия и Бруно - Льюис Кэрролл

В этот момент дверь медленно, со скрипом приотворилась; Сильвия и Бруно, услышав знакомые шаги, вскочили и бросились к ней.

Глава третья

ПОДАРКИ КО ДНЮ РОЖДЕНИЯ

— Это мой брат! — громким шепотом проговорил Вице-губернатор. — Говорите же что-нибудь, да поживее!

Эти слова, по-видимому, были адресованы Лорду-Канцлеру, который мгновенно среагировал на них и монотонно, как малыш, повторяющий алфавит, затараторил:

— Как я уже докладывал, Ваше Вице-Превосходительство, это зловредное движение…

— Ты слишком торопишься! — прервал его Вице-губернатор, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти с шепота на крик: так он был раздражен. — Он просто не может тебя слышать! Начни сначала!

— Как я уже докладывал, — покорно продекламировал Лорд-Канцлер, — это зловредное движение уже, по-видимому, приобрело масштабы революции!

— И что же это такое — масштабы революции? — Голос, произнесший это, был мягким и добрым, а лицо высокого, степенного пожилого мужчины, который только что вошел в комнату, держа за руку Сильвию, и на плече которого триумфально восседал Бруно, было слишком благородным и располагающим, чтобы внушать ужас человеку невиновному; однако Лорд-Канцлер мгновенно побледнел и едва смог выговорить следующие слова: «М-м-масштабы, Ваше Высокопревосходительство, верно? Я-я-я затрудняюсь сказать вам…»

— Масштабы — это меры, то есть, собственно говоря, длина, ширина и толщина! — И пожилой мужчина полупрезрительно улыбнулся.

Лорд-Канцлер с большим трудом взял себя в руки и указал на открытое окно.

— Если бы Ваше Высокопревосходительство соизволили хоть минутку послушать крики этой возбужденной толпы… — («Возбужденной толпы!» — более громким голосом повторил Вице-губернатор, потому что Лорд-Канцлер, все еще не в силах справиться с охватившим его страхом, перешел почти на шепот), — вы поняли бы, чего они добиваются!

В этот миг в комнату донеслись громкие крики, в которых можно было более или менее ясно разобрать слова: «Меньше! Хлеба! Больше! Налогов!» Пожилой мужчина добродушно улыбнулся.

— Подумать только, что в мире делается… — начал было он, но Лорд-Канцлер уже не слушал его.

— Какая досада! Ошибка! — пробормотал он и, бросившись к окну, у которого только что стоял, перевел дух. — Послушайте теперь! — предложил он, сделав широкий жест рукой. Теперь слова раздавались четко, как тиканье часов, и издалека то и дело доносились слова: «Больше! Хлеба! Меньше! Налогов!»

— Больше хлеба! — удивленно повторил Правитель. — В чем же дело, ведь на прошлой неделе открылась новая государственная пекарня, и, несмотря на недостаток хлеба, я приказал отпускать его по сниженным ценам. Чего же они еще хотят?

— Пекарня закрылась, вашсочство! — более громким и отчетливым, чем прежде, тоном произнес Канцлер. Он вдохновлялся сознанием того, что хоть на этот раз сможет представить веские доказательства, и почтительно вручил Правителю несколько отпечатанных документов, которые вместе с огромными раскрытыми гроссбухами лежали наготове на письменном столе.

— Да, верно, я помню! — пробормотал Правитель, рассеянно пролистывая их. — Указ, подготовленный моим братом, был издан от моего имени! Какое коварство! Да, так оно и было! — продолжал он более громким тоном. — На нем стоит моя подпись: значит, я и в ответе. Но что значит их крик «Меньше налогов»? Разве их может быть еще меньше? Ведь месяц назад я отменил последние?!

— Они были введены опять, вашсочство, собственным указом вашсочства. — И Канцлер подал Правителю еще несколько отпечатанных бумаг.

Перелистывая их, Правитель дважды пристально поглядел на Вице-губернатора, сидевшего за одним из гроссбухов и, казалось, с головой ушедшего в чтение. Затем он повторил:

— Что поделаешь. Да, это моя подпись.

— И теперь они говорят, — продолжал Канцлер елейным тоном, более уместным для ловкого шпиона, чем для высшего государственного чиновника, — что смена правительства, я хочу сказать — отмена поста Вице-губернатора, — продолжал он под удивленным взглядом Правителя, — точнее, роспуск канцелярии Вице-губернатора и придание нынешнему ее главе статуса Вице-Правителя при вакантном посте Правителя — позволит устранить все эти противоречия. Я имел в виду — кажущиеся противоречия, — добавил он, уткнувшись в бумагу, которую держал в руке.

— Мой муж, — послышался глубокий, грудной, но очень твердый голос, — занимает пост Вице-губернатора вот уже пятнадцать лет. Это долго! Это очень много! — По большей части Госпожа держалась в тени, но, когда она выпрямлялась и скрещивала руки на груди, она казалась еще более внушительной, чем обычно. А уж если она была вне себя от гнева, то напоминала взъерошенную копну сена. — Он сумеет проявить себя на посту Вице! — продолжала она, будучи слишком простоватой и неспособной осознать всю двусмысленность своих слов. — О, в Чужестрании уже много лет не было такого замечательного Вице, как он!

— Тогда что же ты предлагаешь, сестра? — мягко спросил Правитель.

Госпожа заметно смутилась; она побледнела и еще больше рассердилась.

— Такими делами не шутят! — проговорила она.

— Тогда мне придется посоветоваться с братом, — заметил Правитель. — Брат, слышишь?

— …и семь составляет сто девяносто четыре, что составляет восемнадцать пенсов, — отозвался Вице-губернатор. — Два кладем, шестнадцать в уме.

Канцлер восхищенно поднял руку и выгнул бровь.

— Боже, какой умница! — пробормотал он.

— Брат, пройдем на пару слов в мой кабинет, — более громким голосом произнес Правитель. Вице-губернатор послушно встал, и они вдвоем вышли из комнаты.

Госпожа повернулась к Профессору, который, открыв чайник, измерял карманным термометром температуру воды в нем.

— Профессор! — начала она столь громким тоном, что даже Уггуг, дремавший на стуле, тотчас проснулся и открыл глаза.

Профессор мигом спрятал термометр, всплеснул руками и изобразил на своем лице некое подобие улыбки.

— Надеюсь, вы занимались с моим сыном перед завтраком? — строго спросила Госпожа. — Полагаю, он поразил вас своими дарованиями?

— О да, Госпожа, конечно, — мгновенно отозвался Профессор, потирая ухо; ему, видно, вспомнилось нечто неприятное. — Его Великолепие прямо-таки поразил меня.

— Он просто очаровательный мальчик! — воскликнула Госпожа. — Он даже сморкается куда благозвучнее других мальчишек!

Если бы это было правдой, подумал Профессор, то сморкание других было бы чем-то поистине ужасным; но он был человек осторожный и предпочел промолчать.

— А какой он умница! — продолжала Госпожа. — Вы заметили: никто с таким удовольствием не выслушивал ваши лекции! Так вас никто еще не слушал; но это было обещано много лет назад, задолго до того как…

— Да, да, Госпожа, я помню! Может быть, в следующий вторник… или на следующей неделе…

— Это было бы замечательно, — кокетливо проронила Госпожа. — Вы, конечно, не станете возражать, если и Другой Профессор тоже будет читать ему лекции?

— Пожалуй, стану, Госпожа, — сделав паузу, отвечал Профессор. — Видите ли, он всегда стоит спиной к аудитории. Это очень удобно для чтения вслух, но что касается лекций…

— Пожалуй, вы правы, — отозвалась Госпожа. — Впрочем, я думаю, у него вряд ли найдется время больше чем на одну лекцию. А чтобы все прошло как можно лучше, для начала мы устроим банкет и бал-маскарад…

— Я непременно приду! — с энтузиазмом воскликнул Профессор.

— Я буду в костюме Кузнечика, — скромно сказала Госпожа. — А в чем будете вы, Профессор?

Профессор вежливо улыбнулся.

— Я? Я, Госпожа, постараюсь прийти как можно раньше.

— Ну, не стоит приходить раньше, чем откроются двери, — заметила Госпожа.

— Я и не собираюсь, — отвечал Профессор. — Подождите минутку. Раз уж это день рождения Сильвии, я… — И он опрометью выбежал из комнаты.

Бруно принялся рыться в карманах, делаясь от этого занятия все более задумчивым; наконец он засунул пальчик в рот и тихо вышел из комнаты.

Едва за ним закрылась дверь, как Профессор вернулся в комнату, едва переводя дух.

— Желаю тебе всяческого счастья, моя милая! — продолжал он, обращаясь к улыбающейся девочке, следовавшей за ним. — Позволь мне вручить тебе подарок ко дню рождения. Вот тебе подушечка для булавок, милая. Я купил ее у старьевщика; она обошлась мне в четыре с половиной пенса!

— Благодарю вас, она просто замечательная! — И Сильвия вознаградила Профессора невинным поцелуем.

— А булавки они отдали мне даром! — продолжал разговорившийся Профессор. — Их целых пятнадцать штук, и только одна — погнутая.

— Не беда. Из гнутой я сделаю крючок! — проговорила Сильвия. — Крючок, чтобы ловить Бруно, когда он задумает сбежать с уроков!