Старая крепость (роман). Книга вторая "Дом с привидениями" - Владимир Беляев

Все игроки были распарены, как и я, от них пахло потом, табаком, сапожной мазью. Трусы у нашего голкипера Полевого зазеленились еще больше, а на колене краснела ссадина.

С улицы крикнули:

— Васька, Васька!

Я сперва ударил по мячу, передал его левому краю, а затем поглядел, кто это меня зовет.

Прижимаясь носом к деревянной перекладине забора, стоял Петька Маремуха. Он с жадностью глядел на игру и, видно, крепко завидовал мне. Прогоняя мяч мимо забора, я крикнул Петьке:

— Не уходи, скоро кончим!

Петька кивнул головой и поудобнее примостился на каменном фундаменте забора. Я же с налету ударил по мячу, дал отличную «свечку», но только чуть влево, за линию игры. Мяч упал прямо на верхушку клена, с шумом пробивая листву, зацепил турник и затем подкатился к ногам Картамышева за линией корнера.

Где-то в коридоре здания прозвенел звонок.

— Пошли, товарищи, ужинать! — крикнул Полевой и, ловко подобрав лежавшую подле пенька одежду, вышел из ворот.

— Захватите мяч, товарищ Марущак! — распорядился Бойко и, подойдя к голкиперу Картамышеву, предложил: — Давай, Володя, сходим на речку до ужина, выкупаемся.

Картамышев согласился, и оба они, натягивая на ходу синие гимнастерки, направились к воротам.

Я обогнал их и выскочил на улицу первый.

— Здорово, Петрусь! — радостно сказал я Маремухе, крепко пожимая его пухлую руку. — Ну, видал, как я чуть не забил гол? Здорово, правда?

— Ты же портачил тоже здорово. Ту «свечку» как промазал, — ответил мне очень холодно Маремуха.

— А ты бы не промазал? — сказал я.

Но Петька, как бы не расслышав моего вопроса, спросил:

— Откуда ты их уже всех знаешь?

— Ну, не всех, а так, половину знаю — вчера они здесь играли в городки, вот я и узнал, кого как зовут. Пойдем ко мне в гости! — предложил я.

— Как? Туда? — недоверчиво покосился глазами Маремуха в сторону нашего флигеля. — А мне разве туда можно?

— Раз со мной идешь — значит, можно! — важно сказал я, и мы двинулись к воротам.

Петьке Маремухе все понравилось у меня в кухне: и моя постель на печке, и разложенный в духовке инструмент, и окно, выходящее во двор. Пока Петька все разглядывал, трогая коротенькими и пухлыми, как у девочки, пальцами, я сидел на табуретке и выковыривал булавкой занозу.

Возле меня на краешке плиты, мигая, горела коптилка.

Вытащив наконец английской булавкой занозу, я стукнул пяткой по полу, — чуть-чуть защемила расцарапанная ранка. Я сполоснул под умывальником руки и стал думать, чем бы угостить Петьку. И вдруг, вспомнив свою встречу с Григоренко, в саду, сказал Петьке:

— А ты знаешь, Петро, что Котька сюда захаживает?

— Куда? В совпартшколу?

— В том-то и штука, что сюда!

И я рассказал Петьке Маремухе о встрече с Котькой.

— А ты бы взял ему и всыпал! — смело сказал Маремуха.

— Легко тебе сказать — всыпал. Я бы всыпал, но видишь какое дело: его ж Корыбко в этот сад пускает.

— А разве Корыбко тут работает?

— Ну да! В том-то и фокус. Я сперва этого не знал и, когда застукал Котьку в саду, тоже удивился, чего он задается так, словно у себя дома. А потом вчера вечером смотрю — они вдвоем по двору идут. У Корыбко ножницы здоровенные и ведро с известкой. Спрашиваю одного курсанта, что этот старик делает, а курсант мне и говорит: «Садовником работает».

— Вот оно что! — протянул Маремуха. — Ясное теперь дело. Раз Котька квартирант Корыбки, то теперь он свободно будет ходить сюда. Этот старый черт будет его пускать и когда яблоки поспеют.

— Факт! — подтвердил я.

— Ну, теперь Котька у вас все гнезда разорит. Ты знаешь, какая у него коллекция яиц? — сказал Петька. — Даже в городском музее такой нет. Он ведь давно собирает яйца. Такой здоровый, а все еще по деревьям лазает. Да, Васька! — спохватился Маремуха. — У меня же для тебя записка.

— От кого?

— А ну, угадай!

— Ну скажи!

— Нет, ты угадай!

Петька вынул из кармана голубой конвертик и спрятал его за спину.

— Ну, дай сюда! — закричал я.

— Я дам, только ты побожись, что сделаешь одну штуку.

— Какую?

— Если тебя спросят, когда ты получил это письмо, скажи, что утром.

— Так ведь сейчас же вечер!

— Ну я знаю. А ты скажи, что я тебе занес его утром. Хорошо?

— От кого письмо?

— Поклянись, тогда скажу!

— Ну, сам тогда возьму. Отдай письмо. — И я, шагнув к Петьке, схватил его за руку.

— Я не дам, Васька. Вот верное слово — не дам. Порву, а не дам. Ой, не крути руку!

Вырвать письмо было трудно. Я отпустил Петьку и сказал:

— Ну хорошо. Я клянусь.

— Что — клянусь? Ты хитрый. Скажи все, как полагается.

— Я клянусь, что, если меня спросят, когда я получил письмо, скажу, что утром.

— Ну тогда возьми! — И Петька протянул мне измятый конверт. Я быстро разорвал его и стал читать письмо.

"Вася!

Если у тебя есть время, приходи сегодня вечером ко мне, и мы пойдем вместе в иллюзион.

Галя".

Я чуть не бросился на Петьку с кулаками.

— Чего же ты мне не отдал письмо утром?

— Я не мог, я с утра поехал с папой на огород.

— А когда Галя тебе отдала письмо?

— Сегодня утром. На базар шла за молоком и отдала. А что там написано? — И Петька попробовал заглянуть в письмо.

— Подожди, — отстранил я Петьку. — А ты не мог забежать ко мне, как на огород ехал?

— Ну, конечно, не мог. Я вез тележку: оставил бы на улице, и ее могли бы украсть.

— Ну хорошо, — сказал я, — я скажу Гале, когда ты передал мне письмо.

— Ой, не надо, Васька! Она будет думать, что я брехун.

— Почему?

— Да я сейчас шел по бульвару к тебе сюда. А она на качелях катается. Ко мне подбежала, спрашивает: «Ты передал записку?» Я говорю: «Передал». А записка у меня в кармане. А она спрашивает: «Когда передал?» — «Еще утром», — говорю.

— Зачем же ты набрехал?

— Ну и набрехал! Что сделаешь? — И Петька жалобно зашмыгал носом. — Она утром меня просила, чтоб я обязательно тебе передал записку. Я побожился, что передам. А потом забыл. Мне было стыдно сознаться, что я такой растяпа.

Петька почувствовал, что заврался совсем. Он оглянулся и потом растерянно сказал:

— Про огород я тебе выдумал нарочно… Я просто забыл.

Ну как мне Петька все напортил! Если б он только знал!

Теперь мне все было понятно. Галя из гордости перед Котькой не спросила меня, получил ли я записку. Видно, она очень ждала меня сегодня вечером. А я, дурак, выдумал этого Тиктора и так был холоден с Галей! Мне очень захотелось побить Петьку, но я сдержался и спросил:

— А Галя с кем была на бульваре?

— С кем? Ясно с кем: с Котькой! — ответил Маремуха, не догадываясь, как затронули меня его слова. — С Котькой! — весело повторил Петька. — Да, да! Он ее на качелях раскачивает. Галя кричит, боится, а он ее как раскачает — аж до самой верхушки дерева! Котька — ее симпатия.

Теперь, после этих слов Петьки, я забыл и о футболе, мне стала противна моя собственная отдельная комната и все, все. Я представил себе, как Котька Григоренко раскачивал Галю на железных качелях, как скрипели при этом два высоких ясеня, как развевалось по ветру Галино голубое платье, обнажая ее длинные загорелые ноги, и мне сразу стало очень досадно.

В НАС СТРЕЛЯЮТ

— Ты пистолет почистил? — подлизываясь ко мне, спросил Маремуха.

— Почистил.

— Уже стрелял?

— Нет еще.

— Давай постреляем.

— Постреляем.

— А когда прийти?

— Когда? — Я задумался: «А что, если пострелять сейчас!» — Слушай, — твердо сказал я Маремухе, — давай сейчас попробуем.

— Где же ты будешь пробовать?

— В сад пойдем, — ответил я и, вскочив на печку, взял зауэр.

— В сад? Да что ты! Услышат, — сказал Маремуха.

— И ничего не услышат. Там деревья, темно, никого нет. Там хоть бомбы рви — здесь ничего не слышно: дом заслоняет звуки. А курсанты все теперь ужинают, — ответил я и с зауэром в руках гулко спрыгнул на пол.

— Не-ет, Василь. Я не хочу в сад. Пойдем лучше завтра к Райской брамке. Там скалы и людей нет.

— Но и тут никого нет. Ты чудак! — ответил я и бросил на пол промасленную бумагу, в которую был завернут зауэр.

Петька смотрел на пистолет, как на живую гадюку, — было вовсе непохоже, что всего несколько дней назад этот зауэр принадлежал ему.

— Ну я ж тебя прошу! Пойдем в Райскую брамку. Я своих патронов принесу. Ну пойдем, Васечка!

— Тише ты! — цыкнул я на Петьку. — Никуда мы завтра не пойдем, а будем стрелять сегодня. И если ты сейчас не пойдешь со мной в сад, я никогда с тобой разговаривать не буду. Понял? Я всем хлопцам расскажу, какой ты трус. Понял? И всем девчатам тоже. Ну, пошли. Нечего хныкать.