Страшные сказки. Брошенная кукла, Черное пятно, Девушка-призрак и др. - Сергей Долженко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы, пожалуйста, не торопитесь. Дело свое заканчивайте, а я вам завтрак приготовлю.
Сели они оба перед моряком, лица на них нет, зубы дробь выбивают… А тот их вермишелью по-флотски угощает. Отказать не смеют, едят, давятся. А моряк еще подкладывает:
– Не стесняйтесь, вон сколько энергии потратили!
Дал им компотом запить, и любовника выпроваживает:
– Иди, – говорит, – долгая у тебя дорога.
Парень усмехнулся, посчитав моряка за труса, и нагло спрашивает:
– Ты меня за то накормил, что женку твою так хорошо обиходил?
– Нет, – отвечает моряк, – потому, что мне знакомый хирург говорил – на полный желудок любая рана смертельна.
И всадил ему кортик под пупок, по самую рукоятку.
Долго лежал парень в реанимации. Еле-еле жизнь ему врачи спасли. Сколько клятв он себе надавал, пока выздоравливал – и пить брошу, и курить, и по чужим женам бегать, трудом праведным заниматься начну…
Выписали его домой. А на улице весна, первыми цветами бабки торгуют, зелени зеленей не бывает… Но стал он своей клятвы придерживаться – больше рюмки, да и то по великим праздникам, не пьет; работать на стройку пошел – каменщиком; на скромной порядочной девушке женился. Живет новой жизнью, не нарадуется. И так у него гладко получается – ни разу не сорвался, ни разу прежних грехов не повторил.
Лишь некоторые странности ему покоя не давали. Стоит он, допустим, в очереди за разливным молоком, а в спину ему кто-то дышит тяжело, плечом острым наваливается. Терпит он, терпит, да поворачивается, чтобы замечание сделать. А перед ним мужик странный – шляпа на глаза надвинута, руки на животе сложены, пиджак на нем ветхий, листвой прелой пахнет… Перепугался он, раз сморгнул, другой, глядь, а перед ним не мужик, а тетка, стоит, улыбается:
– Поздновато на меня, сынок, заглядываешься, в матери тебе гожусь.
Через пару лет, едет он в автобусе., а рядом девушка сидит, молодая, вертлявая. Заговаривать с ним пытается. Усмехнулся он, вспомнив молодость свою непутевую. Но потом неладное заподозрил. Посмотрел на неё внимательно: юбка на ней коротенькая, из-под подола чашечки коленные выглядывают, желтые, в трещинках, а как улыбаться начнет, язык виден – черный, распухший.
Он к выходу, она за ним, он по улице скорым шагом, она не отстает – бойко так каблучками выстукивает… Насилу отвязался.
А жизнь идет своим чередом. Дети у них пошли. Хорошенькие, чудные, воспитывал их лучше любого отца. На работе бригадиром назначили, зарплату повысили – и всё так ладно получается: жена его любит, дети послушны, коллеги и соседи слова ему худого не скажут…
Сидит как-то вечером, журнал читает – жена, дети спят. Слышит стук в дверь, тихий, осторожный. Посмотрел на часы – время к двенадцати подбирается. Открывает – никого. Выглянул на площадку, может, кто балуется, – да нет, никого…
Вернулся, дверь запер, поворачивается, а в прихожей двое стоят. Веселые, молодые, улыбчивые – моряк и жена его.
Он стоит, глазами хлопает, а они ему:
– Не пугайся, мы ненадолго!
И переглядываются, и улыбаются.
Провел их в кухню, чаю предлагает, а у самого руки дрожат, мысли путаются.
– Как поживаешь? – спрашивают гости.
– С того разу праведно, – отвечает хозяин искренне. – Уже десять лет без греха.
– Каких десять лет? – издевательски моряк спрашивает. – С тех пор как я тебя убил, вот-вот девять дней минует!
– Быть не может, – отвечает бедняга. – Всё при мне.
И бегом в детскую. Включил свет, а на одной кроватке скелетик полурассыпавшийся лежит, на другой из-под одеяльца черепок выглядывает. Он в спальню, а там вместо штор паутина, по углам существа мохнатые с писком бегают, и нет супружеского ложа – гроб стоит, широкий, сплющенный, оттого, что доски гнилые от тяжести земли разъехались.
Хотел он к гостям дьявольским вернуться, сделал шаг, другой, но тут всё человеческое поплыло с него, рухнул он, и землей его и придавило…
Был бы кто в ту ночь на кладбище, только и заметил бы, как холм на его могиле просел от дождя и надгробие покосилось.
Шорох, скрип и стук
Стали в подвале одного из пятиэтажных домов твориться непонятные вещи. Подвал большой, и многие жители там деревянные сарайчики себе построили – хлам ненужный хранить, соленья на зиму ставить. И вот начали бояться туда ходить. То дверь не могут в подвал открыть, тянут, тянут на себя – никак, едва подастся, снова захлопнется, будто её изнутри держат. Наконец, откроют, а никакого шутника там и в помине нет. То замки кто-то с дверей посрывает, но взять ничего не возьмет. Днем, когда из подвальных оконцев свет брызжет, шум уличный проникает, еще ничего, а к вечеру звуки непонятные бродить по подвалу начинают, не поймешь, то ли вода в трубах клокочет, то ли стонать кто начинает за спиной…
Приехали как-то в гости к одному мужику из этого дома, да под вечер. Выпили, закусили, и послали хозяина за банкой соленых огурчиков. В подвальный сарай. Побоялся он в страхах своих признаться, накинул курточку, ушел и – пропал. А гости так подпили, что только под утро о нём и вспомнили. Спустились, а он лежит там в разорванной рубахе, весь исцарапанный, с топором в руках и мертвый. И по щепьям от досок видно было, как отбивался он от кого-то, да не отбился.
Проверила подвал милиция, ничего не нашла и засаду на ночь оставила. Троих милиционеров.
Спрятались они за трубы, сидят, поглядывают, да без толку – тьма такая, что без разницы, открыты у тебя глаза или нет…
Двенадцать миновало, час, и слышат они шорох, будто вдоль стены кто-то пробирается, да так явственно, что они почти видят страшный длинный силуэт. Замерли милиционеры, пистолеты из кобуры тянут… Второй шорох, третий… Слева заходят, справа, все ближе к ним… Милиционеры защелкали предохранителями, шорохи смолкли… и тогда вдали скрип раздался. Словно некто огромный в железных сапогах по железному полу шел к ним.
Волосы дыбом у милиционеров, мороз по коже, целятся они в темноту перед собой, и только дверь к ним распахнулась, такой стук над их головами раздался, точно кто пытался длинным стальным ломом их всех уложить, да промахнулся!
Весь дом проснулся в час ночи от бешенной пальбы в подвале. Когда приехала подмога, в живых остался один милиционер, да и тот ничего не мог сказать, поскольку лишился разума.
И было от чего! По результатам обследования выходило, что они просто напросто перестреляли друг друга.
А вот по какой причине, выяснилось значительно позже. Когда еще одна засада чуть не погибла таким же образом, но спаслись тем, что после шороха и скрипа, когда раздался стук, включили мощные фонари и увидели, что никого в подвале и не было!
Потом произвели там раскопки и в дальнем углу в подвальной жиже обнаружили три трупа. А жильцы вспомнили, что как-то слышали в подвале шум яростной драки. Но, как водится, никто на неё не обратил внимания, и даже милицию не вызвали. А те трое так и забили друг друга насмерть, лишь остались: от одного – шорох, от другого – скрип, да от третьего – стук.
Три копейки
Собрался один мужик на работу. Вышел из подъезда к своей «волге», только дверцу открыл, а к нему мальчик подходит:
– Дядя, отдай три копейки!
Зима стоит, ветер снег метет, а мальчик в шортах застиранных и рубашке с коротким рукавом.
– Отстань! – рявкнул мужик, сел в машину и укатил.
Хотя и богат был, и дом полную чашу имел, но нищим никогда не подавал. Из принципа.
Вечером с работы домой, а у подъезда опять тот же мальчик стоит и просит у него:
– Отдай три копейки!
Оттолкнул его грубо в сторону, зашел в квартиру, телевизор цветной включил, жена ему ужин подает… выглядывает случайно в окно, а мальчик тот стоит, мерзнет, видать, но не уходит. Как посмотрел, так и забыл. Только на следующее утро опять слышит:
– Дядя, отдай три копейки!
И так два дня подряд.
Не выдержал мужик, не три, а тридцать копеек кинул ему:
– И чтоб больше я не видел тебя!
Мальчик деньги подобрал, ушел, не сказав ни слова.
А на следующее утро опять стоит у подъезда:
– Дядь, отдай три копейки!
Шлепнул мужик его по заднице, сел в машину, к работе подъезжает, а мальчик его уже там встречает и робко просит:
– Отдай, дядя, три копейки!
Давал он ему и три копейки, и три рубля, ничего не помогает. Дело дошло до того, что лежит он в постели с женой, засыпает, а его за плечо холодная ручонка трогает. Открывает глаза, а перед ним стоит мальчик и шепчет:
– Отдай три копейки!
Смекнул он, наконец, что дело не в деньгах. Стал по бабкам-шептуньям бегать, а те говорят ему:
– Совесть смотри свою. Она хоть и наказание посылает, но и спасение дает.
И точно! Вспомнил он один давний случай, залез в свой школьный альбом, посмотрел фотографии и увидел на одной из них попрошайку! В третьем классе он вместе с дружками непутевыми отобрал у этого мальчика в школьном буфете три копейки! Полегчало на душе у мужика, а то и сон потерял, и аппетит.
