Михаил Ломоносов. Его жизнь, научная, литературная и общественная деятельность - А. Львович-Кострица

Еще более сделал для нашей Академии другой глава тогдашней европейской науки, Христиан Вольф, ученик Лейбница.

Христиан Вольф, профессор Марбургского университета. Гравюра XVIII в.

Он состоял сначала профессором в Лейпциге, затем в Галле и наконец в Марбурге. Его философия хотя и не могла претендовать на самостоятельность и оригинальность, но отличалась строго логической последовательностью и ясностью. Благодаря этим качествам она приобрела обширную школу последователей и господствовала в Германии вплоть до Канта. Кроме философии Вольф, как и большинство ученых-энциклопедистов того времени, занимался математикой, физикой, химией и другими науками.

Сношения Петра с Вольфом начались в 1715 году, когда некий Орифеус распустил слух, что ему удалось создать perpetuimi mobile. Великий реформатор отлично знал, как многочисленны и важны могут быть последствия такого изобретения. Ему захотелось воспользоваться им для России, и через своего лейб-медика Блюментроста он предложил Вольфу поступить на русскую службу на каких угодно условиях, лишь бы изобретение Орифеуса было удачно усовершенствовано. Вольф отказался от такого предложения, но сношения с ним на этом не прервались. Вскоре император предложил ему приехать в Россию и приступить к устроению Академии наук; предложение было несколько раз повторено, причем ученого соблазняли местом президента Академии. Но Вольф оставался непреклонным, отговариваясь то нездоровьем, то суровым климатом России, то боязнью преследования со стороны русского духовенства.

Следует заметить, что этот знаменитый ученый совсем не находил практичным открывать в Петербурге Академию наук; при этом он указывал на Берлинскую академию, которая “по имени известна всему свету, но пользы никому и ничему еще не принесла”. “Обыкновенный университет, – писал он, – где ученые будут преподавать то, что распространит наука между русскими, не только полезнее для страны, чем Академия наук, но также к тому поведет, что в несколько лет Академия наук будет состоять из русских, которые потом настоящую славу доставят своему государству”.

Таковы были советники Петра в деле устроения нашей Академии наук. В 1724 году он повелел составить проект Академии вышеупомянутому Блюментросту.

Этот последний, вероятнее всего, ограничился в своем проекте только теми соображениями, которые были переданы ему самим императором. Влияние Лейбница и Вольфа также сказалось на этом проекте: Петр Великий вздумал включить в состав Академии и университет, обязанный готовить академиков из русских студентов, и гимназию, где бы воспитывались слушатели для университета. При этом предполагалось, что в университете будут читать публичные лекции “о художествах и науках” сами академики, а в гимназии – их адъюнкты. Но энергическому реформатору не удалось привести этот проект в исполнение.

В.С. Адодуров, первый русский адъюнкт Петербургской Академии наук. Силуэт работы неизвестного художника С.П. Крашенинников, естествоиспытатель, академик Петербургской Академии наук. Гравюра А. Осипова, конец XVIII – начало XIX в.

Академия наук была открыта супругою Петра Екатериной I только через полгода после его смерти, 27 декабря 1725 года, если считать ее основание со дня первого торжественного заседания. Конечно, на первых порах не было никакой возможности открыть при ней университет и гимназию. Ограничились одной частью проекта – открыли собственно Академию наук. Сначала в ней было три отделения: 1) математическое – низшая и высшая математика, астрономия и география, чистая и прикладная механика, 2) физическое – общая физика, физиология, анатомия, химия, ботаника, 3) историческое – метафизика, логика, мораль, политика, элоквенция, история, естественное и публичное право. Президентом Академии был назначен составитель проекта – Блюментрост. Он еще в сентябре 1725 года, когда только что приехали приглашенные в Россию ученые, предложил устав для академического ученого общества. В устав вошли в расширенном виде все статьи доклада, или проекта, Блюментроста, поданного еще Петру I. Екатерина I, хотя и весьма благосклонно относилась к Академии, почему-то не утвердила этот устав. Таким образом, Академия наук была с первого же года своего существования отдана на безотчетный произвол лиц, которым поручалось управление ею, что и повлекло за собой в самом непродолжительном времени, с одной стороны, полное расстройство всей хозяйственной части ее, а с другой – бесконечные внутренние раздоры между учеными и управителями, “считавшими себя вправе распоряжаться по своему усмотрению судьбами этого учреждения” и бесцеремонно доказывавшими это свое право на деле.

Выбором ученых людей, из которых должна была составиться наша Академия, руководил тот самый Христиан Вольф, который, как мы уже видели, выступал против учреждения академии в России и вместо нее советовал открыть университет. Но, приняв косвенное участие в устроении нашего ученого общества, он исполнил возложенные им на себя обязанности с замечательной добросовестностью. Его выбор и рекомендации коснулись только тех лиц, которые уже обладали значительными заслугами и пользовались солидной известностью. Очевидно, Вольф намеревался создать блестящее ученое общество и вполне достиг своей цели. Такие ученые, как Герман, Николай и Даниил Бернулли, Бильфингер, Байер, Делиль и многие другие, с первых же лет существования Академии сумели упрочить за нею положение одного из выдающихся ученых обществ в Европе. Академические “Комментарии” впервые вышли в свет в 1728 году и у всех европейских ученых встретили самый лестный прием. Приглашенные Вольфом академики вполне понимали все важное значение создающейся академии и доказали это понимание строгим отбором молодых людей, которых пригласили ехать с собою в Россию в качестве адъюнктов. Юные ученые оказались настолько сведущими в избранных ими науках и настолько даровитыми, что в короткое время, сделавшись членами нашей Академии, сумели обратить на себя внимание своими талантливыми работами. Среди них были Эйлер, Мюллер, Гмелин, Крафт и Вейтбрехт.

Г.В. Крафт, профессор экспериментальной физики, академик Петербургской Академии наук. Литография, середина, XIX в.

Вследствие великих открытий Коперника, Кеплера, Ньютона и Лейбница в области математики, физики и астрономии преобладающим направлением в европейской науке того времени стало направление математическое, реальное. Как бы подтверждая это характерное явление эпохи, и в нашей Академии с самого ее основания математические науки заняли господствующее положение, получили особое значение и развитие. Понятно, что этому немало содействовало то обстоятельство, что выбором академиков руководил Вольф, ученик Лейбница, сам всю жизнь занимавшийся математикой и физическими науками. С другой же стороны, математические науки могли и должны были занять господствующее положение по самому характеру их. “Математика, имея дело с умозаключениями, которых первое условие определенность и очевидность, в то же самое время поставлена в такое счастливое положение, что в ее области можно делать великие открытия, производить перевороты и пр., – все это без малейшего соотношения к последовательному развитию идей политических и религиозных, которые имеют такое преобладающее значение в науках политических и исторических”.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});