Морские гезы (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Первым делом я заглянул к меняле. Это был обычный каменный дом. Я бы прошел мимо, если бы не заметил вывеску в виде флорина. В небольшой комнатушке у окна за узким столом сидел пожилой еврей, худой, смуглокожий, с крючковатым тонким носом и пухлыми губами. Пейсов не имел, стрижка была короткая, как у местных. На голове черная шапочка, похожая на турецкую феску. Одет в черный гаун без украшений, хотя в комнате было не холодно. Меняла что-то подсчитывал, делая записи мелом на аспидной доске. Отложив ее, улыбнулся приветливо и поздоровался на голландском языке с сильным испанским акцентом.

— Поменяешь французские экю? — спросил я на испанском языке.

— Конечно! — радостно ответил он на испанском. — Кабальеро не похож на испанца. Часто там бывали?

— Заходил на своем корабле в испанские порты, — ответил я, высыпав перед ним два десятка золотых монет Людовика Одиннадцатого.

— Сейчас редко такие встретишь. Даже не знаю, смогу ли их обменять, — сказал меняла. — Разве что с большой скидкой.

— Всегда меняю их без скидки, — уверенно заявил я. — Где здесь рядом другой меняла?

— Даже не знаю, кого посоветовать. Такие монеты никто не захочет брать, — начал он.

— Я схожу к французскому меняле. Наверняка он по достоинству оценит деньги своей страны, — произнес я, сгребая монеты со стола.

— Подождите-подождите, зачем так спешить?! Давайте обсудим наши дела спокойно… — предложил меняла. — Какими монетами вы бы хотели получить?

— Местным серебром: стюверы, патарды, — ответил я.

В ходу была и более крупная монета — серебряный талер, который здесь называли филипсдаальдером из-за погрудного портрета короля Филиппа и обменивали на тридцать два стювера или патарда. Мелкие монеты занимают больше места, зато расплачиваться ими удобнее.

— Если на серебро, тогда можно и без скидки, — согласился он. — Я дам за каждую тридцать два стювера или патарда.

Вообще-то талер был серебряным аналогом золотого флорина, но в последнее время золото подорожало относительно серебра. Наверное, серебра везут из Америки больше, чем золота. Петер Наактгеборен сообщил мне, что золотой экю сейчас меняют на тридцать четыре стювера, о чем я в свою очередь сказал меняле.

— Ведь мы договорились менять без скидки, — добавил я. — Или мне все-таки идти к другому меняле?

— Молодежь такая быстрая! Всё куда-то спешите! — побрюзжал он, после чего умерил свою жадность: — Хорошо, тридцать три.

Я счел, что менее трех процентов — допустимая плата за обмен, но предупредил:

— Порченые монеты не возьму.

— У меня таких нет, — заверил меняла, осмотрел каждую золотую монету, после чего унес их в соседнюю комнату, в которую вела узкая дверь, расположенная за его спиной.

Пока он отсутствовал, я взял аспидную доску, которую оставили на столе тыльной стороной вверх. Интересно было узнать, какими цифрами он пользовался и какими суммами оперировал. На лицевой стороне не было ни одной цифры. Только рисунки — карикатурные портреты мужчин и женщин, выполненные мастерски. В двадцать первом веке меняла стал бы известным карикатуристом. Что значит, родиться не в то время или не в том месте! Интересно, чем бы занимались и сколько зарабатывали в эту эпоху профессиональные спортсмены или кинозвезды из двадцать первого века?!

Вернулся меняла минут через десять с двумя кожаными мешочками серебряных монет, высыпал их на стол передо мной. Я отсчитывал по десять и перекладывал в кожаную сумку, в которой отправились со мной в путешествие во времени бритвенные принадлежности и прочие мелочи, оставленные в трактире. Ровно шестьсот шестьдесят стюверов и патардов. Интересное число. Несколько монет были с изъянами, но не существенными. Мелкие серебряные деньги заполнили сумку примерно наполовину. Теперь буду чувствовать себя большим и сильным.

— Сможешь поменять еще пятьсот таких на местное золото и серебро? — спросил я. — Без скидки.

Глаза у банкира жадно загорелись.

— Мне надо будет несколько часов, чтобы подготовить такую большую сумму, — сказал он.

Видимо, сам не тянет, хочет договориться с единоверцами. Каждый еврей обязан помогать другому еврею, если их интересы не пересекаются. Интересы пересекаются всегда.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Не сегодня. Может, через несколько дней, если решу строить здесь новый корабль, — сказал я.

— На хороший корабль пять сотен не хватит, — предупредил он. — Могу дать кредит. Всего под три процента. В месяц.

— Одна десятая процента в день звучит еще привлекательнее! — шутливо произнес я.

Он улыбнулся в ответ и произнес с ноткой презрения:

— Мало кто здесь имеет понятие о десятых долях.

— Поэтому здесь лучше вести дела, чем в Испании? — поинтересовался я.

— Не только, — после паузы ответил он.

— Инквизиция? — ткнул я наугад.

В немного выпуклых черных глазах банкира появился даже не страх, а ужас. Он смотрел на меня так, будто я достал кинжал и приставил к его горлу.

— Не бойся, я не отношусь к почитателям этой шайки, — успокоил его. — Как короче пойти к верфям?

— Через мост и налево, а потом через Рыбный рынок наискось в правый угол к каналу, и он приведет к верфям, — торопливо и подрагивающим голосом ответил банкир.

Краем глаза заметил, как он облегченно вздохнул, когда я выходил на улицу. Наверняка нарисует сейчас карикатуру на меня. Может быть, изобразит горящим на инквизиторском костре.

Рыбный рынок я учуял метров за пятьсот. Воняла не только тухлая рыба, но и полтора десятка человеческих голов, насаженных на шесты, вкопанные в землю рядом с церковью. Тучи мух ползали по гниющему мясу. Некоторые головы были обклеваны птицами до кости, а одна совсем свежая. Потускневшее лицо с закрытыми глазами казалось восковым. Позади этой головы на стене церкви был барельеф святого, у которого отбили голову, руки и верхнюю часть туловища. Так понимаю, испанцы наказывают тех, кто не хочет содержать их мошенников. Рядом со святым на стене церкви изображен корабль. Скорее всего, это храм святого Николая — покровителя моряков и рыбаков. У каждого святого своя специализация. Винсент заботится о торговцах вином, виноделах, виноградарях, потому что в его имени есть «вино». Иоанна сварили в кипятке, поэтому опекает изготовителей свечей, которые кипятят сало. Себастьяна расстреляли из лука, значит, является защитником ткачей, работавших толстыми спицами, похожими на стрелы, и торговцев металлическими изделиями, ведь наконечники были железными. Северин исцеляет лошадей, поэтому на дверях его церквей вешают подковы, чтобы конь не спотыкался. Петр обслуживает мясников, следовательно, стены украшают изображениями быков, которых лечат, прикладывая к телу раскаленное железо в форме ключей от рая, находящихся в распоряжении святого. Ключи изготовлены по описанию очевидца. Мне, правда, не совсем понятно, что это за рай, если закрыт на замок?! При прикосновения раскаленных райских атрибутов быки сразу исцеляются. По крайней мере, убегают быстро.

Возле церкви с деревянным шпилем толстый монах продавал индульгенции — листки бумаги разного размера с каким-то текстом. Они лежали в деревянной коробке с невысокими бортиками, которая висела на ремне, надетом на толстую и короткую красную шею. Низ коробки опирался на выступающий живот. Ряса у монаха была из черной тонкой шерстяной ткани, которая по карману только состоятельному человеку. За возможность носить такую стоит отрубать головы всяким кальвинистам, лютеранам, анабаптистам.

— Покупайте индульгенции, братья и сестры! Вы можете получить отпущение грехов на сто, двести, триста и даже тысячу лет! Прощение самых страшных грехов будет стоить вам всего тридцать флоринов! — рекламировал монах свой товар.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Сумма сделки с дьяволом осталась прежней, изменился только металл. Покупать клочки бумаги никто не спешил.

— Ваши деньги пойдут на помощь братьям-госпитальерам, изгнанным с Родоса неверными! — продолжил монах.

— А давно их изгнали с Родоса? — полюбопытствовал я.

— В тысяча пятьсот двадцать втором году от рождества Христова, — ответил он. Видимо, монаху надоело зазывать покупателей, захотелось поболтать, поэтому продолжил, мелко крестясь после каждой порции слов: — Восемь лет наши братья жили в Витербро, а потом император Карл Пятый — царство ему небесное! — подарил им остров Мальту. Вот уже тридцать семь лет братья-госпитальеры обустраиваются на этом безжизненном острове. Каждый христианин обязан помочь им! — пламенно произнес монах и ожидающе посмотрел на меня.