Закон - Роже Вайян

Тонио ставит "ламбретту" у террасы, под ней далеко внизу лежат бухта и порт, потом сворачивает в первую попавшуюся улочку Старого города в поисках таверны, где играют в "закон".

Из своего окна на четвертом этаже претуры жена комиссара Анна глядит на гуляющих. У них в Порто-Манакоре в этих гуляньях принимают участие только дочери чиновных и знатных лиц, но не жены, а в маленьких далеких от моря городишках - и вообще только юноши. Синьора Анна думает о том, что хотя Порто-Манакоре более "передовой", чем все эти богоспасаемые городки, лежащие вглубь от побережья, зато не такой "передовой", как их Лучера. Ей не повезло: вышла замуж за чиновника, который получил назначение в Порто-Манакоре. "Вот так и все в жизни", - думает она.

Синьора Анна глядит поверх Главной площади на порт, где стоит на причале несколько рыбачьих лодок. До войны Порто-Манакоре вел торговлю с далматским берегом; пароходы доставляли лес и уходили с грузом апельсинов и лимонов; но правительство итальянское поссорилось с правительством югославским, и с тех пор уже ни одно судно в порт не заходит. С каждым годом песком все больше затягивает дамбу. Анна глядит на vaporetto, пароходик, который только что встал на якорь в нескольких сотнях метров от мола; от мола отчаливает лодка, она заберет иностранцев, прибывших днем, иностранцев надо доставить на острова, куда они приезжают для подводной охоты. Завтра утром vaporetto уйдет и вернется в порт, где он приписан, то есть в Порто-Альбанезе - город, как две капли воды похожий на Порто-Манакоре, с той лишь разницей, что там имеется бордель, о котором с утра до вечера толкуют мужчины. Острова, по сути дела, это три скалы, и живет там примерно сотня рыбаков; летом они сдают свои домики иностранцам, которых привлекает здесь подводная охота, на это время сами хозяева перекочевывают в конюшни и ночуют там бок о бок с осликами. Анна думает, что даже на vaporetto никуда, в сущности, не уедешь.

Как раз над окном, из которого смотрит Анна, стоит у полуоткрытой ставни донна Лукреция - жена судьи Алессандро. Ее буйная шевелюра убрана сейчас в безукоризненный пучок. На ней платье с высоким воротом и длинными рукавами - таков ее обычный стиль. Но прерывистое дыхание морщит строгий корсаж. Она смотрит на Франческо Бриганте, студента юридического факультета, он как раз сел за столик на террасе "Спортивного бара", что напротив претуры, под террасой почты. Она твердит вполголоса: "Люблю, люблю его".

Франческо Бриганте нарочно выбрал такой столик, откуда можно глядеть на полуоткрытые ставни пятого этажа претуры, но так, чтобы никто из публики не уловил направление его взгляда. Он тоже шепчет про себя: "Люблю, люблю ее".

После полудня сирокко постепенно оттеснил либеччо, и теперь тучи за островами сбились в узкую бахрому, кроваво позолоченную заходящим солнцем.

В кабинете комиссара судья Алессандро и комиссар Аттилио продолжали вполголоса вести тот же спор.

Через полуоткрытую в соседнюю комнату дверь им были слышны разговоры помощника комиссара с приходящими к нему за официальными бумагами посетителями и посетительницами. Для того чтобы получить паспорт, требовалось собрать десять, а то и пятнадцать справок. В крупных городах специальные конторы занимались подбором документов и справок, что считалось весьма выгодным ремеслом. Безработные, торчавшие с утра до ночи на Главной площади, время от времени тревожно ощупывают карманы, желая удостовериться, что документы при них: и удостоверение личности, и карточка безработного, и воинский билет, и справка, подписанная прежним нанимателем, и еще многое другое - все засаленное, грязное, с надорванными уголками, обтрепанное на сгибах и тем не менее воистину бесценное. Человек, потерявший свои документы, лишается всех прав, уже не существует более как легальное лицо: был, а теперь его вроде бы и нету.

После политических дискуссий, которые, откровенно говоря, велись без особого пыла, комиссар перешел, как и всегда, к самой животрепещущей для всех чиновников южных итальянских провинций теме - переводу в какой-нибудь город на Север Италии; этого почему-то никогда не случалось. Среди всех прочих чиновников провинции Фоджа один лишь судья Алессандро ни разу не ходатайствовал о переводе на Север; он был накрепко прикован к Апулии собственным своим обожанием Фридриха II Швабского. А перед комиссаром Аттилио вновь забрезжила надежда - его жена познакомилась на пляже с римлянкой, ближайшей подругой племянницы одного кардинала.

Зубы судьи, облаченного в шерстяной костюм, по-прежнему выбивали дробь.

- Ну, знаете, это еще не бог весть что, - отрезал он. - В Италии у кардиналов тысячи племянниц. Почти столько же, сколько безработных...

На пороге появился помощник комиссара.

- Опять Марио-каменщик пришел. Говорит, что ему необходимо вас видеть.

- Некогда мне с ним разговаривать, - сказал комиссар.

В соседней комнате забасил чей-то громкий голос:

- Я вот уже два года жду. И требую, чтобы мне выдали паспорт. В конце концов, я имею на это право.

- Иди сюда, - крикнул комиссар.

В кабинет вошел высокий здоровенный мужчина в холщовых штанах, на ногах плетеные веревочные подошвы, прикрепленные шнурками. Воротничок и обшлага рубахи разлохматились и висят бахромой.

- Простите меня, caro amico, - обратился комиссар к судье. - Вот перед вами человек, имеющий права. А при демократическом режиме человек, имеющий права, - это же король.

Судья промолчал. Он закурил новую сигарету, затянулся, но тут же с гримасой отвращения ткнул ее в пепельницу.

Вошедший сделал шаг вперед. Шляпу он держал в руке. И остался стоять перед комиссаровым письменным столом.

- Ну? - спросил комиссар.

- Через неделю будет ровно два года, как я обратился о просьбой выдать мне паспорт для поездки во Францию, с приложением всех полагающихся бумаг, включая справку от моего заграничного нанимателя.

- Ну и что?

- А то, что я до сих пор паспорта не получил!

- Чего ты, в сущности, от меня хочешь?

- По итальянской конституции всем гражданам предоставляется право свободного выезда за границу.

- Смотрите, как здорово конституцию изучил!

- Да, изучил, синьор комиссар.

- А под судом и следствием когда-нибудь был?

- Меня приговорили к двухнедельному тюремному заключению за участие в разделе необрабатываемых земель дона Оттавио 15 марта 1949 года.

- Ты же и был зачинщиком.

- Я действительно подговаривал безработных поселиться на свободных землях. Я и признал это на суде. Но приговор был отменен. В справке о судимостях, которую я приложил к просьбе о выдаче паспорта, об этом не упоминалось. Значит, я имею право получить паспорт.

- Префектура, разумеется, придерживается иного мнения.

- Я безработный. Я нашел себе работу во Франции. И требую то, что мне положено по праву.

- Вот и предъявляй свои права префектуре. Она такие дела решает.

- Префектура отсылает меня к вам, - пояснил проситель.

- А ведь есть люди, которые умеют улаживать свои дела получше, чем ты, - заметил комиссар.

- Не понимаю, на что вы намекаете?

- Помнишь Пьетро, плотника?

- Нет.

- Надо отвечать: нет, синьор комиссар.

- Нет, синьор комиссар, - повторил проситель.

- А я-то думал, ты помнишь, - сказал комиссар.

- Нет, синьор комиссар.

- Пьетро вроде тебя, тоже красным был.

- Не знаю, синьор комиссар.

- А я вот знаю, знаю потому, что он приходил сюда: принес с собой партийный билет своей партии, твоей партии, и разорвал его на моих глазах.

- Не знаю, синьор комиссар.

- И префектура выдала ему паспорт.

- Я требую то, что мне положено по праву, - повторил посетитель.

Комиссар повернулся к судье.

- Вот видите, carissimo, до чего же бесполезно пытаться оказывать людям услуги.

Судья вертел в пальцах потухшую сигарету. Он промолчал.

- Я возьму адвоката, - заявил посетитель.

- Советую взять адвоката поискуснее.

- Я манакорского не возьму.

Комиссар улыбнулся. С обоими адвокатами, проживающими в Порто-Манакоре, он был в плохих отношениях.

- Желаю успеха, - проговорил он.

Посетитель не тронулся с места.

- Мне больше нечего тебе сказать.

Помощник, полуобняв за плечи посетителя, увел его в соседнюю комнату. Тот нехотя подчинился.

- Ослиная твоя башка, - шипел ему по дороге помощник комиссара. Проклятая ослиная башка. Тебе же сказали, что нужно сделать. Это же в твоих интересах, пойми...

Они скрылись за дверью.

- Вы не уважаете закон, - проговорил судья.

Комиссар отодвинулся от стола вместе с креслом.

- Милейший друг... - начал было он.

- Если те, кто обязан по долгу службы уважать закон, - оборвал его судья, - если как раз те...

Комиссар поднялся и на цыпочках подошел, почти подбежал к двери и захлопнул ее. Обернулся, приложил палец к губам. Потом воздел руки к небесам. Искусно изобразил мимикой сцену отчаяния. Потом расхохотался.