Записки дивеевской послушницы - Ольга Иженякова

Она все плакала, плакала, а мы ее утешали. Так и уснули.

Утром от нас ушла бомжиха. Просто ей внезапно полегчало, и она ушла. Бесплатный монастырский кров и пища ей, видимо, не приглянулись, и она пошла искать счастья в другие места. Ну, Бог с ней.

Дальше стали происходить удивительные вещи — начала светлеть и заживать кожа у Светланы, женщина перестала стонать, раздеваясь и одеваясь. Екатерине на мобильный телефон позвонили сыновья и сказали, что пропололи все грядки на даче. Ольга, окрыленная какой-то новой идеей, собрала вещи и уехала в Москву.

Мне же предстояло еще пройти соборование. И сразу после него я решила поехать к камню, на котором молился Преподобный тысячу дней и ночей.

В дремучем лесу нас встретило облако комаров и послушник Александр, который следит за состоянием камня и часовенки. Первое, что мы здесь почувствовали — небывалый заряд энергии, исходящий от камня. Это ощущаешь сразу, стоит только прикоснуться к нему. Я спросила Александра, где живет отшельница. Кто-то в Дивеево мне сказал, что неподалеку от камня есть келья отшельницы Веры, которая будто бы пешком из Тобольска пришла. Александр нам показывает тропинку, и мы бегом, отмахиваясь от комаров, бежим по ней. Минут через двадцать перед нашим взором встает миниатюрная старенькая избушка с окнами, вросшими в землю. Мы стучим в сколоченную из необтесанных досок дверь, через какое-то время перед нами появляется престарелая бабушка, правая рука у нее обмотана тряпкой.

«Что с рукой?» — спрашиваем сразу после приветствия, она отвечает, что сломала, и пришлось ей обвязать тем, что было под рукой, однако стерильный бинт отшельница не взяла. Мы стали предлагать ей продукты — кто лук, кто помидоры, кто хлеб, от которого она сразу отказалась, сказала, что печет сама из картофеля. И вдруг я наткнулась в сумочке на расческу.

— Вот, возьмите, — протягиваю бабушке.

— Благослови тебя Господь, — кланяется она мне низко-низко, до самой земли. — Я уже три года молюсь, чтобы мне Бог расческу послал.

Потом она начала давать нам наставления…

Странных людей и просто помешанных в окрестностях Дивеево хоть отбавляй. Одни рассказывают, как вредно получать новый паспорт. Другие дежурят у храма и подсказывают входящим женщинам, как надо повязывать платки. Однажды к нам в келью поселили женщину, которая утверждала, что она святая. И по этой причине она не убирала за собой кровать, не стирала одежду, не мыла посуду, не снимала обувь у порога…

А вскоре я познакомилась с удивительным человеком — Владимиром, он когда-то был журналистом, потом купил домик с приусадебным участком в восьми километрах от Дивеево, усыновил четырех детей-инвалидов, и ежедневно кого-то из этих ребят носит на руках к мощам Преподобного.

Примечательна судьба еще одного бывшего журналиста иеромонаха Владимира (Шикина), который умер совсем недавно, но случаи его чудесной помощи после кончины столь многочисленны, что об этом даже книгу написали. На его могилке огромное количество записок от прихожан и паломников, говорят, что он помогает буквально всем обращающимся. Временами от его могилы виднеется столб света, особенно в вечернее и ночное время, этот феномен регулярно снимают на фото— и телекамеры.

Один раз в чудесной помощи батюшки Владимира пришлось убедиться и мне лично. Дело обстояло так. С местностью, где отдыхал мой сын, не было связи почти неделю, и я ужасно переживала по этому поводу, в газетах писали про шквальные дожди, обвалы в горах… Мои переживания достигли того пика, когда чувство неизвестности рождает болезнь. Я пошла на могилу к иеромонаху, а поскольку молиться толком не умею, то начала плакать. Я стала просить отца Владимира, чтобы с сыном было все хорошо и чтобы наладилась наконец телефонная связь. И хотя я понимала несуразность второй части своей просьбы, деваться было некуда. Внезапно мне стало легко и спокойно. Я заглянула в сумочку за платком и нашла там… просфору. Сама я туда ее не клала, никого из знакомых в этот день рядом со мной не было. Сумочку я нигде не оставляла, она у меня всегда закрыта и при себе. На этом сюрпризы не кончились, часа через два, хоть и с трудом, на короткое время телефон ожил, и я узнала, что с ребенком все в порядке. И тут же все происшедшее я назвала для себя простыми совпадениями. В чудеса, увы, я верить не привыкла. Но… вечером я шла по канавке Царицы Небесной и увидела четырехлистный клевер. Я сорвала и подумала, что такой бывает в природе один на тысячу или миллион… и тут же увидела второй точно такой же. Дальше — больше. В трапезной случайно услышала часть разговора, что иногда верующим вблизи святых источников попадаются синевато-голубые камушки, которые мироточат в Страстную седмицу, и называются «Слезки Богородицы». Иметь такой камушек — предел желаний многих. Той же ночью я пошла купаться на источник Казанской Божией Матери (днем там многочасовые очереди) и увидела вблизи источника целителя Пантелеймона какого-то мужчину. Подошла поинтересоваться, кто он и что тут делает — ответил, что он рабочий и насобирал здесь святых камней, которые называются «Слезки Богородицы». Остальное из области фантастики: я прошу хоть какой-нибудь маленький камушек, мужчина высыпает мне в горсть все, кланяется и уходит…

Вскоре со мной стали происходить и другие примечательные события. Но я то ли привыкла к совпадениям, то ли еще что — но удивляться происходящему перестала. А жаль. Когда я удивляюсь, то чувствую себя ребенком, открывающим этот чудесный мир заново. Редкое состояние.

Основание супа

Силантьев всегда стремился «выбиться в люди», потому работать начал очень рано и всегда трудился за двоих. У него первого из нашей компании появилась машина, свой бизнес, и вот теперь дом. Большой трехэтажный особняк с удобными комнатами и широкими окнами смотрел на мир уверенно и даже вызывающе. И, хотя внутри еще шли ремонтные работы, все равно он ощущался как что-то свершившееся.

Силантьев встретил меня, как и подобает хозяину, немного радостно и развязно. Наскоро осмотрев сокровище, я уж было принялась уезжать, вспомнила, что не завтракала, а время между тем подходило к ужину.

— Если ты только из-за этого, то не торопись уезжать. У нас на кухне вызревают такие кулинарные шедевры, разные восточные вкусности и супчики, лучше, чем у тебя, извини за откровенность.

Силантьев повернулся и кого-то позвал. Из подсобки вышла женщина восточной национальности, он приказал ей накормить меня. Та поклонилась и ушла.

— Обожди минутку, пусть накроет стол, как и положено, не торопись. Я тут тебе вот что сказать хочу, смотри, там, видишь, мансарда. Она для тебя. Когда будешь у нас гостить, я тебе стол поставлю, будешь смотреть на лес и писать. И увидишь, что писать будешь светлые вещи. Там про любовь, дружбу. А то, как не возьму твое читать — одни расстройства, то больных описываешь, то бомжей, то аборты… Ты где столько негатива берешь? Погоди чуток, дострою дом, позову тебя, и твоя литература таким оптимизмом задышит!

Я направилась в подсобку. Восточная кухарка была похожа на зверька в клетке: смотрела на меня с любопытством и страхом одновременно. Я улыбнулась и похвалила суп. Она тоже улыбнулась.

— И чего вы добавляете в суп? — спросила я, показывая всем видом, как вкусно.

— Сначала главное, — начала взволнованно говорить она, — надо главное — это как фундамент дома.

— Основание.

— Да. Основание — это мясной бульон, он должен вариться в мясе два часа.

Я достала блокнот, чтобы записать.

— Вы литература? — спросила она.

Я улыбнулась.

— Вас хозяин очень уважать, он читал и плакал. Часто вас повторяет.

— Цитирует?

— Да цитировать очень часто. Ваше слово — закон. Вы писать очень грустно и правильно. Он плакал один раз, напился и плакал. Долго-долго плакать.

— Ты тоже плакала?

— Нет, я плакала два раза. Когда мужа сломали…

— Мужа сломали?

— Да они упали на стройке со второго этажа, и цемент упал и доски, два года уже. А их хозяин, не ваш, другой и на другой стройке, увез на дачу, забрал мобильники и оставил жить, купил им водки много-много. Они пили и спали, пили и спали. И вся кость у них теперь неправильно срослась. Муж ходить не будет, а брат с палочкой ходит. Такая маленькая палочка, без нее он хромой, совсем хромой, а с палочкой ходит.

— Вы просили у кого-нибудь помощи?

— Нет, мы узбеки, узбекам никто помогать, только Бог. А его я каждый день просить, с утра до вечера.

— Дети у вас есть?

— Есть дети, есть. Старший Акрам, умный будет. Он теперь дома живет, там тепло и зимы совсем нет. Шесть лет тут жил, вырос из одного года до семи, мы тогда, я, муж, два брата мужа и маленький Акрам жить в офисе. В центре города офис, красивый из окна бутик модный совсем, а мы приходим поздно переночевать, стулья расставим, и ночуем так шесть лет каждый день, а Акрам пиратался под кушеткой, потому, что хозяин, как увидеть, мог выгнать, у него богатые клиенты. Акрам пиратался, он видел только ноги клиентов, мы оставим ему еду и уйдем, придем, заглянем под кушетку — Акрам, выходи, свои пришел. Он выйдет, побегает, поиграет, выкупается в раковине и опять под кушетку. Он выучился в туалет ходить только когда совсем ночь, темно.